Павел позвонил, вошла камеристка, госпожа Жербер. Несчастную уложили на диван, расстегнули ей платье, распустили корсет, дали нюхательную соль... Павел держал Анну за руку и смотрел на нее.

Немного спустя она открыла глаза.

– Успокойтесь, – тихо произнес монарх. – Не хотите ли вы чего-нибудь? Может быть, стакан воды?

Она приподнялась, повернулась к нему. Ее хорошенькое лицо было залито слезами...

– Вы так добры ко мне, Государь! Я должна сказать вам...

Она мямлила, тянула, и все больше запутывалась: и назвать жениха, и не назвать его было теперь равно для него опасно... А, может, и для нее?

– Надо, чтобы вы узнали...

– Тише, Анюта, успокойтесь. Вы мне скажете об этом позже.

– Нет, Государь. Там, на этом проклятом листе, там, в числе раненных...

– Ваш родственник, конечно?

– Нет, Государь. Друг детства, – бросаясь, словно в омут головой, сказала она, не посмев, однако ж, произнести «любимый».

– Кто он?

«Так вот в чем дело! Hinc illae lacrimae!90*Так вот отчего эти слезы! (лат.)* Вот в чем причина этой сдержанности, грусти; вот преграда, разделявшая их!» – Павел провел рукой по лбу, чтобы отереть выступивший пот и повторил свой вопрос:

– Я прошу вас, Анна Петровна, назовите его имя.

– Князь Павел Гагарин, – ответила она просто. И, чтобы предупредить приступ гнева своего гостя, добавила:

– Мы выросли вместе и вот уже три года помолвлены.

Павел взял ее руку и почтительно поцеловал.

– Сегодня же мой фельдъегерь, – сказал он, – отвезет в Италию приказ отправить князя Гагарина в Россию, как только состояние его ран это ему позволит.

Отец Павла Гагарина, князь Гавриил Петрович Гагарин – обер-прокурор 6-го департамента Сената, член Совета при Высочайшем дворе, директор Государственного заемного банка, президент Коммерц-коллегии – был родственником Паниных и издавна занимал одну из высших степеней в русском масонстве. Еще в 1776 году, победив в негласной борьбе в ложах Елагина, Гавриил Петрович и другие приверженцы и друзья цесаревича – князья А.В. Куракин, Н.В. Репнин – захватили в свои руки шведскую систему масонства. Однако через три года Елагин добивается у императрицы приказа о закрытии лож Гагарина в Петербурге, и тот перебирается в Москву. В 1783 году Гавриил Петрович стал одним из четырех членов Провинциального капитула, взявшего в свои руки все масонство России. Ему удалось отделаться легким испугом по «делу Новикова», хоть, разумеется, и он был лишен связей с двором цесаревича, при котором из масонов в ту пору оставался один Сергей Иванович Плещеев.

Со дня воцарения Павла акции Гагариных круто идут в гору. С 1799 года Гавриил Петрович становится гроссмейстером Великой национальной масонской ложи, префектом капитула Феникса, гроссмейстером московской матери-ложи Сфинкса...

Вернувшись с итальянского театра военных действий, раненый князь Павел Гагарин около месяца оставался в деревне у своего дяди.

Свадьба Павла Гагарина и Анны Петровны Лопухиной, фаворитки Павла I, состоялась в феврале 1800 года. Невский собор звенел всеми своими колоколами. Тщетно описывать роскошь этой церемонии, нескончаемый поток карет: на свадьбе были все двоюродные братья и сестры как со стороны жениха, так и невесты. В столицу приехали наследники самых известных фамилий в империи: генералы, послы, епископы, министры, а кроме того, все товарищи молодого генерал-майора и их прекрасные спутницы. Все знали о том, что Анна Петровна – фаворитка императора, но никто из собравшихся не видел в этом ничего, компрометирующего молодую невесту, служащего к ущемлению ее чести и достоинства. Свадьба эта громадными сливающимися отныне воедино под императорской эгидой кланами Лопухиных и Гагариных была оценена как несомненный успех обеих фамилий, как очередное значительное завоевание.

Разумеется, император briller par son absence91*Блистал своим отсутствием (франц.)*, он не мог присутствовать на церемонии бракосочетания. Но когда она закончилась и молодые вышли на церковную паперть, к их ногам были поставлены огромные корзины белых лилий, перевязанных широкой лентой цветов императорского флага... Но это было так... романтическая мелочь! В приданое молодым император назначил дом на Дворцовой набережной, архитектором которого был Джакомо Кваренги...

Злые языки тех, кто не был приглашен на венчание, осуждали белизну лилий, но в их язвительных улыбках, в выражениях лиц проскальзывала, вместе с недоброжелательством и иронией, плохо скрытая зависть.

Брак a trois92*Втроем (франц.)* с императором пошел на пользу карьере Павла Гаврииловича, служба которого, разумеется, проходила по преимуществу за рубежом. В 1801 году он становится посланником в Сардинии, с 1805 года – адъютантом при особе Александра I, в 1808-1809 годах – адъютантом для особых поручений при особе Наполеона. С августа 1812 года Павел Гавриилович – директор Инспекторского департамента военного министерства. В 1818 году он становится мастером петербургской ложи Орла Российского, с 1821 года – почетным членом ложи «Астрея» и союза Великих Провинциальных лож...

Многотысячная орава бездельников десятилетиями жрала, пила и «предавалась изнеженности нравов» на государственный счет. Гвардейцы были телохранителями императоров и гарантами престола; но именно потому они имели возможность не только свергать и возводить на престол желательных им императоров, но и диктовать им желательные указы – «О вольности дворянской...», о запрещении крепостным жаловаться на своих помещиков и пр. Эти паразиты, лишь формально принадлежавшие к служилому слою воинов, со времен Петра I были подлинными хозяевами страны: они диктовали свою волю купечеству, они превратили крестьянство в безмолвных, не имеющих права пикнуть рабов, которых можно было сечь, насиловать, убивать – безответно. Сами же диктаторы отказались от всякой ответственности за что бы то ни было и окунулись в тот «вихрь наслаждений» – пиров, балов, спектаклей, охот и пикников, – который иные сегодняшние поэты и романисты считают чуть ли не идеалом российской жизни. Екатерина дала помещикам в 1765 году право ссылать крепостных в каторгу за предерзостные поступки, а с 1767 года – за жалобу на своего помещика... Это и называлось «Золотой век Екатерины». Дворянство, составлявшее чуть менее одной двенадцатой части населения страны, жило всласть – больше житья не было никому. Все остальные люди в стране были не субъектами, а объектами – владения, пользования, распоряжения, развлечения...

Какого рода были эти развлечения? Выколачивание недоимок к ним вряд ли относилось. Многие дворяне из всех видов специфически русских удовольствий предпочитали французское шампанское. Были масонские ложи – для большинства их членов поиск потусторонних миров являлся одним из возможных вариантов развлечения и рассеяния. Но было и другое. Jus primae noctis93*Право первой ночи (лат.)*, насилуемые «крепостные актрисы» со времен Лескова стали классикой94;*«...убрать обреченную девушку после театра «в невинном виде святою Цецилией», и во всем белом, в венке и с лилией в руках символизированную innocence [невинность] доставляли на графскую половину»... Лесков Н.С. Тупейный художник* но сие лишь цветочки, тем более, что далеко не у всех жертв насилие вызывало возмущение – порой его сопровождало даже и наслаждение, и возможность вывести детей «в люди», хоть эта мысль кому-то может показаться реакционной.