Каналом, по которому масоны решили установить не бросающуюся никому в глаза связь с великим князем Павлом Петровичем, стал архитектор, руководитель работ по строительству Каменноостровского дворца Баженов. Крупный архитектор, выпускник Академии художеств, Василий Иванович Баженов возглавил в свое время перепланировку Кремля, строительство Царицына (усадьбы императрицы под Москвой) и других зданий (в частности, «дома Пашкова» – ныне старого здания Российской государственной библиотеки). В масонскую ложу он был принят Н.И. Новиковым, а с Павлом знаком еще с тех пор, когда тот был юношей...

На первый раз он привез «для поднесения» ему от Новикова книгу Арндта «Об истинном христианстве...» и «Избранную библиотеку для христианского чтения».

Великий князь принял подношение, но так, что Баженов, возвратясь в Москву, сказал «конфузно», что, дескать, принят был милостиво... Разговора явно не получилось: потому ли, что Баженов и для императрицы работы выполнял, и мог быть ее шпионом, потому ли, что цесаревич охладел к масонству...

В следующий приезд Баженов вновь привез Павлу Петровичу книги от масонов. Разговор получился еще неприятнее.

– Верно ли, что между масонами ничего худого нет? – спрашивал великий князь.

– Честью уверяю, Ваше Высочество, ничего нет худого!

– Может быть, ты и не знаешь, а которые старее тебя, те знают и самих себя и всех прочих обманывают? – с явным неудовольствием переспросил Павел Петрович.

– Клятвенно уверяю вас, Ваше Высочество, нет ничего худого!

– Бог с вами, только живите смирно, – заключил разговор наследник престола и отпустил архитектора.

В это время Новиков совершенно некстати для себя напечатал историю иезуитов, в которой вещи – и то далеко не все – были названы своими именами. Императрица лично распорядилась запретить эту «книжонку», а заодно и учинить проверку деятельности издательства. Новиков опубликовал множество книг теософско-мистического содержания, и Екатерина II предписала как испытать Новикова в законе Божием, так и провести ревизию изданных им книг, чтобы

Получив от московского архиепископа Платона отзыв в том смысле, что в части нравственной Новиков не погрешает ничем, а вот книги, им выпущенные, в какой-то части «развращают нравы» и «подрывают религиозные чувства», императрица предписала издавать книги «до святости касающиеся» исключительно в синодальной типографии. 16 856 экземпляяров книг, изданных Новиковым, были, как заведомо зловредные, сожжены рукой палача.

Кроме того, Новиков на свой страх и риск перепечатывал некоторые учебники, изданные комиссией народных училищ. Он заявил, что делал это по распоряжению московского главнокомандующего Захара Чернышева, и не для прибыли, а чтобы в продаже было довольно дешевых учебных книг. Однако Чернышев уже умер и не мог подтвердить этих слов... Штраф заплатить все же пришлось.

Как бы то ни было, на этот раз отбиться удалось. В отношении императрицы к масонам наступила взрывоопасная тишина.

Практически в одно и то же время, с промежутком всего лишь в несколько дней, из жизни ушли два человека, сыгравшие очень важную роль в жизни Екатерины и Павла.

Первым был Григорий Орлов, обеспечивший императрице восхождение на трон в 1762 году. Екатерина порвала с Григорием Орловым в 1772 году; но в 1773 году он, один из богатейших людей России, подарил своей бывшей сиятельной возлюбленной один из самых крупных в мире бриллиантов, так и названный – «Орлов»48.*Бриллиант «Орлов» (1943/4 карата) украшает вершину русского скипетра. Он происходит из Индии, где служил глазом одной из статуй Брамы. Был собственностью персидского шаха Надира, после убийства которого похищен французским гренадером и приобретен графом Орловым за 45 000 рублей.* В 1777 году Григорий женился на своей двоюродной сестре Катеньке Зиновьевой; в 1782 м году та, лечившись в Лозанне от бесплодия, умерла. Григорий сошел с ума и умер, не пережив жену даже на год.

И почти сразу же умер граф Панин49.*31 марта 1783 г.* Он до последнего часа не оставлял надежды быть полезным Павлу. Теплые отношения были взаимными, и Павел приезжал к умирающему Панину...

В 1783 году последний крымский хан – Шагин-Гирей – сложил с себя власть, получив за это годовое содержание в сто тысяч рублей. Крым окончательно перешел под юрисдикцию России. Лихорадочно возводились укрепления по правому берегу пограничной Кубани: ногайцы, абазины и черкесы волновались, подстрекаемые Портой, писали «магзары» – прошения о защите и покровительстве; в крепостях Сунжук-кале*Новороссийск.* и Анапе высаживался турецкий десант.

В Крыму Суворов с двумя корпусами охранял побережье от турецкого вторжения, и то на горизонте, то у самых берегов маячили турецкие корабли... В Керчи, Кафе*Феодосия* и других городах Крыма по ночам стали вырезать целые армянские семьи – до детей-малолеток включительно. Двух разбойников поймали: оказалось – местные татары. Идеология их была проста:

Но раньше-то это не мешало жить бок о бок! Понятно было, что без внушений, а главное, денег Порты, здесь не обошлось. Потемкин предписал: переселить. Румянцев подтвердил:

Двадцать тысяч армян пришлось переселить за пределы не только Крыма, но и Едикульской орды. Ближайшее подходящее для их житья место квартирмейстеры Суворова отыскали аж у пограничной крепости Дмитрия Ростовского50.*Будущий Ростов-на-Дону*

Над Константинополем нависла реальная угроза. Война была неизбежной.

51*Толпа хочет быть обманутой, так пусть же обманывается!*

«Наказ» в свое время был собственноручно скомпилирован императрицей из трудов Монтескье, Бильфельда и Беккария. «Положение о губерниях» было списано, – и не ею самой, а секретарями Потемкина, под его же общей редакцией, – из наставлений остзейских баронов об управлении землями. На многие годы вперед выстраивалась сложная конструкция из губернаторов и полицеймейстеров, предводителей дворянства и прокуроров – так, чтобы один доносил на другого, тем ограничивая размах воровства внутреннего и не давая никакому бунту проистечь, – но и, главное, вздохнуть не давая миллионам теперь уж в полной мере сравненных со рабочим скотом крепостных.

Результат можно было и предугадать. Земледелие пришло в упадок, цены выросли чрезвычайно. Если в 1760 году, при Елисавете, четверть ржи на Гжатской пристани стоила 86 копеек, а в 1763-м, в начале правления Екатерины II, – 96 копеек, то в 1783 году она же стоила 7 рублей. В 1787 году наступила подлинная катастрофа.