ГРАФ NORD
ПЛАНЫ
Закончился 1780 год. Дипломатический престиж русского государства был весьма высок. Турция признала ханом Шагин-Гирея, свидание с Густавом III обнадежило Петербург в мире на Балтике, Тешенский мир и «Декларация вооруженного нейтралитета» обеспечили русскому кабинету влияние в делах Европы; союз с Австрией гарантировал прочность южных рубежей; Лондону не удавалось втянуть Россию в войну за британские интересы.
Царевичу это радости не приносило. Он видел другое: сыновей, успехами которых он мог бы гордиться, у него «украли». Его терпение было на исходе. Собственно, даже независимо друг от друга отчаявшиеся родители искали бы какое-нибудь ежедневное занятие, чтобы не думать постоянно о том, как ужасно поступает с ними императрица. Случались моменты, когда несчастная Мария Федоровна не знала, как успокоить гнев мужа. Даже она сама, будучи истинной христианкой, покорно сносящей все удары судьбы, испытывала сильнейшее чувство разочарования.
Мария Федоровна, хоть и не осмеливалась говорить об этом, хотела навестить свою семью, увидеть милый ее сердцу Монбельяр, Этюп... А родственные привязанности звали великую княгиню в Вену, в Берлин. Павел не меньше ее мечтал уехать из Царского Села. С приятной грустью вспоминая о пребывании в Берлине, он мечтал увидеться в Вене с Иосифом II, который так дружелюбно предложил ему погостить у него в стране!
Но даст ли разрешение на поездку императрица?
Екатерина, через своих шпионов при дворе великих князей, знала о мечтах «господ Вторых». Но не все тут было просто... Отпуская за границу наследника престола, отстраненного тобою от власти, можно, абстрактно говоря, ждать его назад во главе иноземного войска, идущим отвоевывать свой престол. Это вовсе не входило в расчеты императрицы. Но возможно ли такое конкретно с Павлом? Екатерине слишком хорошо был знаком рыцарски-романтический склад его мыслей. Он уже побывал в Берлине, и, слава Богу, без особенных приключений... Если не считать таковым личное знакомство с принцем Фердинандом, стоявшим во главе прусских масонов, да завязавшейся там и продолженной здесь дружбы с другим масоном, наследником престола Фридрихом-Вильгельмом, этим толстым увальнем!
Второе: личные дружеские контакты Павла в Вене, безусловно, будут способствовать сближению с Австрией – и ослабят контакты с Берлином.
Екатерина намеривалась провести серьезные реформы в Совете министров. Отсутствие сына позволит ей в полную силу бороться с турками, не беспокоясь о том, что придется дать отчет сыну о политике, против которой он выступал. Панин, в бытность свою министром иностранных дел, яростно выступал против сближения с Австрией, за что и потерял свой пост. Потемкин одобрял ее планы...
...Все же Екатерина приняла огорченный вид, когда супруги пришли к ней просить разрешения на поездку.
Павел, как всегда, боялся, что мать ему откажет. Когда он говорил о своем намерении, у него дрожали руки. Она изобразила удивление и ласково сказала:
– Но, дорогое мое дитя, долгая разлука с вами глубоко печалит меня.
Эта неожиданная нежность заставила Павла, которому всегда хотелось быть любимым, искренне потянуться к матери. Та грустно улыбнулась, дала в конце концов свое согласие, добавив, что, надеется, разлука не будет слишком долгой!
Семейная пара, хоть и совсем недолго, была вне себя от радости. Уехать! Познакомиться с новыми странами и городами, где они смогут ощутить себя свободными, вдали от Петербурга, который принес им столько страданий!
Дни напролет они рассматривали карту Европы, которую Павел возбужденно расстилал на столе. Надо было наметить маршрут. Они решили не нарушать традиции, по которой все российские государи должны были посетить хотя бы раз в жизни пещеры священного города Киева. Затем они хотели отправиться через Польшу в Вену, а затем, побывав в Италии, выполнить приятный долг, некоторое время пожив в Монбельяре, в местах, дорогих Марии Федоровне. И через год они намечали вернуться назад.
Екатерина, под предлогом заботы о семейной паре, следила за всеми планами сына. Он захотел посетить Францию, и Гримм, который не прекращал переписки с Екатериной, был удостоен чести принимать царевича в Париже.
Павел без всякой задней мысли хотел побывать еще раз в Берлине, чтобы увидеться со своим другом и покровителем Фридрихом II, и поэтому намеревался остановиться в Пруссии. Екатерину это взбесило. Полный запрет отправиться к берегам Спиреи. Великая княгиня была очень огорчена. К чему этот запрет? Ее муж с горечью начинал угадывать игру императрицы. Погостить у нескольких европейских государей и не заехать к королю Пруссии станет настоящим оскорблением для того! Тем не менее запрет отменен не был.
19 сентября 1781 года, в воскресенье, Павел и Мария выехали из Санкт-Петербурга.
Императрица в переписке стала разыгрывать роль матери, заботящейся о благе и удобстве своих детей. Она отправила множество сердечных писем «детям»: у них все будет прекрасно, они смогут останавливаться там, где захотят, ведь она согласна потакать всем их капризам... С первых же дней, находясь еще в границах империи, августейшие путешественники постоянно получали настолько нежные письма, что, зная характер императрицы, уже совсем не верили им.
«Возвращайтесь как можно скорее, из Плескова ли, из Полоцка, из Могилева, из Киева, из Вены; потому что в конце концов глупо, что мы страдаем от этой долгой разлуки»...
...А супруги были рады, что оказались в относительной независимости (которая, по крайней мере, не шла ни в какое сравнение с их жизнью при дворе), и мало-помалу забыли о своих страхах. Их воображением овладели пейзажи и города, мимо которых они проезжали. Это не только заставило их позабыть о мрачных дворцах и скучных парках Санкт-Петербурга: они получали удовольствие от самой поездки и были счастливы, что им не надо больше выставлять себя напоказ.
По категоричному желанию Екатерины, они оба путешествовали под псевдонимами. Везде, за исключением посещаемых ими королей, они называли себя «граф и графиня Северные (Nord)». Впрочем, их инкогнито выглядело достаточно прозрачным.
Мать дала Павлу печать, на которой была изображена полярная звезда. Щедрая царица не мелочилась: чета великих князей получила триста тысяч рублей на лошадей и экипажи и сто тысяч дукатов на карманные расходы. Проследили также за тем, чтобы свита была достойна царевича, а не просто графа. Кроме мадам Юлианы Бенкендорф, флотского офицера С.И. Плещеева и князя Куракина, великих князей сопровождали другие именитые дворяне. Мария Федоровна, которая увлекалась литературой, сразу же добилась того, чтобы с ними поехал поэт. На службу Их Высочеств поступил Клопшток27*Клопшток Фридрих Готлиб, писал на библейские и национально-исторические сюжеты, наиболее известна поэма «Мессиада»; горячо принял французскую революцию.*, немецкий поэт, который жил в России, но был тесно связан с Гете и Клингером28*Клингер Фридрих Максимилиан (1752-1831), нем. писатель, с 1870 г. живший в России. Именно его драма «Sturm und Drang» дала название движению штюрмеров. Написал философский роман «Жизнь Фауста».*. В свите состояли князь Юсупов и любимая фрейлина великой княгини, Екатерина Нелидова. За ними следовали также слуги, врачи, повара, дегустаторы блюд и даже астролог, который должен был предсказывать все капризы погоды.
Как только в дорожной пыли исчезли статуи и парки столицы, как только Павел Петрович остался наедине с женой, он стал веселым и приветливым. Даже со своим окружением, за исключением нескольких неприятных ему персон, он обращается с непривычной мягкостью и очень предупредительно. Все признали, что он – милый светский человек, остроумный, даже галантный и приятный в общении.
ПОЛЬША
Несмотря на плохие дороги и ухабы, по которым тряслась карета, настроение Павла не портилось. Будучи впечатлительной натурой, он не остался равнодушным к задумчивым бескрайним лесам, деревья которых сбрасывали золотую листву, как будто платили осени свой долг.