– Это учение Гердера, – заметил Павел.

– Божественные существа одарены способностью продолжать жизнь, по желанию, на несколько столетий, знать и видеть события, происходящие в сколь угодно отдаленных местах и временах, нечувствительно менять вещи по собственному желанию... В нас, немцах, течет божественная кровь, и мы не вполне лишены способностей сверхъестественных даже теперь: у нас есть зачатки к сему необходимых органов. Франц-Йозеф Галль, ныне в Вене работающий, воскресил из праха пергаментного учение о развитии частей мозга, известное еще в Древней Персии. Он именует их тако: гипофиз и Glandulae pinealis, или шишковидная железа. Он обнаружил их в мозге, под черепом. Отбор чистой крови помог бы в полной мере способностями сими овладеть, о чем розенкрейцеры вполне известны. Джордано Бруно, посвященный в высшие таинства и живым за то отправленный на костер конклавом кардиналов, восклицал о сем: «О Юпитер, позволь немцам понять свою силу и они станут не людьми, но богами!» Allwissend bin ich nicht; doch fiel ist mir bewusst*Я не всеведущ; я лишь искушен (нем.)*, – воскликнул он, заметив, что Павел хочет что-то уточнить.

Павел слушал прусского принца, затаив дыхание.

Отчего Панин не говорил ему всего этого?

*23 Народную (нем.).*

*24 Неравный, унизительный брак.*

*25 Ср. арабское Лейли – «ночь».*

Павел часто встречался с принцем в своей библиотеке. Он слушал с возрастающим вниманием об исследованиях в области спиритизма, которым Фридрих-Вильгельм придавал огромное значение. Тайные учения, присутствие даже в повседневности таинственных сил, возносящих души к горнему, к божественному, производили на великого князя необыкновенно сильное впечатление...

– Auch die Todten sollen leben*Мертвые тоже должны жить (нем.)*, – заметил как-то Фридрих-Вильгельм, и в ответ на недоуменный взгляд Павла пояснил, что каноник из Гальберштадта Иоганн Христофор фон Вельнер, подготовивший немало книг для «Всеобщей немецкой библиотеки», хороший его знакомый, открыл поразительную вещь: духи умерших людей на самом деле живы и с ними можно войти в соприкосновение, получать от них бесценные сведения как о прошедших событиях, участниками которых они были, так и о устройстве мира загробного.

– Я присутствовал при подобных опытах, – смущенно заметил Фридрих-Вильгельм, – но, возможно, о них еще рано говорить...

– Маменька о штуках эдаких пиесу написала: в ней Калифалкжерстон, в коем легко узнать бывшего в Санкт-Петербурге недавно графа Калиостро, уверяет, что Александр Великий, мол, его посещал...

Фридрих-Вильгельм крепко поморщился:

– Верно, маменька ваша, императрица не довольно хорошо узнать успела сего почтенного человека?

– Напротив того, отзывалась о нем, как о негодяе, достойном виселицы... Взялся исцелить ребенка у купчихи, деньги та дала не считанные, а Калиостро купил под городом здорового ребенка... Вышел скандал, да, говорили, ничего бы и не было, если б Потемкин на спутницу Калиостро, очаровательную Лоренцу Феличиане, владевшую секретом вечной юности, глаза не положил...

Порой невольно, порой сознательно противореча во всем матери, Павел не мог и здесь однозначно принять ее точку зрения. Он был уверен, что духовидение – не одно лишь шарлатанство, а может быть, и не шарлатанство вовсе. Павел знал, что Джузеппе Бальзамо, сын палермского негоцианта, известный также как граф Феникс, Архат, великий Копт, Пелегрини и граф Калиостро, – алхимик и врач розенкрейцерской школы, астролог и физиономист – вступил в братство иллюминатов во Франкфурте-на-Майне и основал новые масонские ложи – Египетские – сперва в Курляндии, а потом во Франции, Германии и Англии. Могло ли это быть, если бы его учение зиждилось на песке?

Однако Павел спиритом не стал. Впрочем, это еще предстояло сыну его Александру.

Для Екатерины визит Фридриха-Вильгельма в первую очередь имел тот смысл, что сын, привязываясь к лицам, а через них и к политике Прусского двора, отдаляется от матери, не одобряет проекты ее союза с Австрией. Сын не желал понять, что для российской империи союз с Веной – важный шаг в сторону Константинополя! Давно вынашиваемый ею «Греческий проект» – ядро внешнеполитической доктрины России в конце 70-х годов, высоко оцененный Потемкиным, – предусматривал восстановление Византийской империи под протекторатом России...

Неужели Павел, не способный понять эти игры союзников, усложнит достижение ее целей? Екатерина, великая лицемерка, записывает, чтобы грядущие исследователи не усомнились в испытываемой ею горечи:

Императрица вначале пренебрежительно отнеслась к наследному принцу прусскому, однако затем, ощутив некое неудобство, вынудила его уехать из Петербурга. Подверглись немилости императрицы граф Панин и князь Гагарин. Ей весьма не нравилось, что опальный цесаревич имел приверженцев, и их круг ширился. Впрочем, от политических опасений она была еще далека...

Между наследниками русского и прусского престолов установились дружественные и доверительные отношения, а также тайная переписка. Зашифрованные послания из Берлина передавал великому князю прусский посланник барон Келлер.

В конце апреля 1779 года Мария Федоровна родила второго сына. Екатерина, которая была без ума от первого внука, так же пришла в восторг и от второго. Имя – Константин – ему дали с дальним прицелом. К тому времени, когда он станет совершеннолетним, в Константинополе, ныне Истанбуле, ему должен быть готов Византийский престол. На медали, выбитой в честь его рождения, изображена была Айя-Суфия, главная истанбульская мечеть, бывшая некогда православным храмом Святой Софии. Она даже в шутку говорила, что, будучи крестной матерью малыша, хотела бы выбрать в крестные отцы Абдула Хамида26*Абдул Хамид I – султан Турции (1774-1789 гг.), вынужденный выполнять условия весьма выгодного для России Кючук-Кайнарджийского мирного договора.*.

Впрочем, до греческой империи в прежних границах было еще далеко. Пока Екатерина с Потемкиным набрасывали прожекты буферного государства – от устья Днепра и до самого Дуная. Было придумано и название для этой страны: Дакия.

Взгляды Екатерины на Турцию были гораздо более серьезными, чем ее манера говорить об этой стране: с легкой иронией, как раз так, чтобы не заинтриговать иностранных послов.

Для маленького Константина пригласили кормилиц-гречанок. В первые месяцы своей жизни он не должен был слышать другого языка, кроме греческого.

Императрица преуспела в первоначальном воспитании ребенка. Будущий великий князь Константин, если и не стал императором Византии, письма писал исключительно по-гречески, и прекрасно знал Платона, Софокла и Демосфена. У бабушки Екатерины теперь было двое обожаемых внуков: на первом месте все же стоял Александр, а Константин – на втором. Несчастные родители очень сильно страдали от разлуки с детьми. Марии и Павлу позволили быть вместе с сыновьями всего четыре дня. Как только жестокая императрица вновь забрала малышей к себе, она принялась жаловаться в своих письмах Гримму, своему любимому партнеру по переписке, что ей их испортили. По ее словам, родители были полны предрассудков и придерживались ошибочных взглядов на воспитание.

И вот она стала учительницей для своих внуков. Она придумала для них «бабушкин алфавит», где были указаны все великие события российской истории. Это произведение отпечатали не только в России, но также и в Германии.

Она оказалась просвещенной воспитательницей, сама была строгой, но ее уроки – интересными, а внуки – послушными учениками.