Операция та была сделана лишь в конце 1753 года, а сколько до тех пор новых проблем наросло на эту... Екатерина уже знала, что иудеи и мусульмане проделывают это, как религиозный ритуал, и в который раз подумала, что будь операция сделана намного раньше, может, и Петр был бы другим... Эти его пьянки, собаки, лошади, – ведь он себе доказывал, что мужчина...
Нет, после всего, что было, Петр как мужчина ее не интересовал. Да и она, свидетельница его стольких неудач, – она его тоже не интересовала. Петр демонстрировал пренебрежение к жене, – это она была виновата в том, что при ней он не чувствовал себя мужчиной. Но как же возникла у него эта пьяная идея – показать придворным, что они – все же муж и жена?.. У него ли возникла? Может, императрица подсказала? Ей-то было нужно, чтобы придворные точно знали: ребенок, если он будет, – от Петра, в семье великих князей супружеские обязанности исполняют, как положено.
Ведь многие догадывались, что у Фике уже были мужчины...
...Она не искала любовных приключений, не отвечала взаимностью на ухаживания галантных придворных. Она догадывалась (об этом шептались!), что сама Елисавета подсылала соблазнителей к ней. Ухаживаний хватало! Юный Захар Чернышев сначала слал ей любовные письма, а потом, подкупив слуг, проник в ее спальню... Екатерина выгнала его!
Но весной 1752 года появился Сергей Салтыков, «красивый, как рассвет»... Она продержалась все лето. Он приходил к ней под разными предлогами, но для одного лишь – в очередной раз целыми часами признаваться в страстной любви:
– Коль взять слонову кость белейшу,
тончайшим цветом роз покрыть.
то можно плоть твою нежнейшу
в красе себе изобразить...
*Стихи Ф.Дмитриева-Мамонова*.
Екатерина знала: императрица с интересом следит за ходом романа. Она знала даже, кто носит вести: одна из ее камер-фрейлин и в то же время дуэнья Екатерины. Через нее был передан намек, принадлежавший якобы императрице: пусть уж лучше принцесса обманет глупого мужа, чем оставит корону без наследника. Екатерина не верила. Престолу нужен законный наследник, и не дай Бог чего – ее здесь минуты не оставят. Вышлют в лучшем случае в Шлезвиг-Гольштейн. В худшем – сгноят в монастыре.
Но Салтыков не отступал:
– Когда сердце стучит ваше, это младенцы, вами не рожденные, ударяют кулачками в него...
– Хотя нам невозможно знать,
Любовь когда и как родится,
Но в сердце пламень уже тлится.
Я тщусь надеждою себя питать!
В конце того же лета, во время охоты, молодая женщина оказалась в объятиях прекрасного и галантного рыцаря... То была не подстроенная случайность, никто не мог видеть... и принцесса познала все прелести любви. Сын ветреной княгини Голицыной открыл Екатерине неведомое доселе чувство. Позже, в мемуарах, она расскажет о встречах с соблазнителем:
«Он был прекрасен как бог. Он был остроумен. Ему было двадцать шесть, и он был замечательным наездником; его пороки, цинизм и интриганство открылись мне намного позже».
...Петр заворочался на постели, приподнял голову, осмотрелся. Екатерина не шелохнулась: лежала, сцепив руки за головой, с открытыми глазами.
– Сударыня! Ощасливьте снисхождением к нежной страсти!..
Петр потянулся к ней губами. Екатерина отстранилась, но не слишком, только чтобы вонь перегара не так ударяла ей в нос. Пока у них нет законного, признанного наследника, никто не должен иметь права упрекнуть ее, что она отказывается от близости с мужем. Не хватало только, чтобы сам наследник престола пожаловался императрице, что жена избегает его...
И еще была Воронцова... Ее тень постоянно витала над супружеской спальней. Петр не раз уже во всеуслышание обещал на ней жениться... Случись такое – Фике отправят в монастырь. Фике наводила справки, как это выглядит здесь, в стране метелей и медведей. Она словно ощутила голову обритой наголо, на теле – колючую негреющую черную одежду из конопляных волокон, «власяницу», под пальцами – стену из тесаного монолитного камня, покрытую мокрым слизистым мхом....
Сдерживая отвращение, Екатерина позволила наследнику престола российского овладеть ею.
1754 ГОД
В наше время уже утеряли значение политические причины, заставлявшие скрывать многое, что может бросить истинный свет на неясные события русской исторической жизни. Неужели русская история осуждена на ложь и пробелы на все время, начиная с Петра I?
Журнал «Русская беседа». 1859. Редакционная статья (братья Аксаковы, М.П. Погодин, А.К. Толстой, В.И. Даль, Д.Л. Мордовцев)
В первый месяц 1754 года двор и народ российский узнал, что Ее Императорское Высочество Екатерина Алексеевна, жена царевича Петра, скоро станет матерью.
В том году родился Людовик Огюст герцог Беррийский, которому в 1774 м суждено было стать французским королем Людовиком XVI, а в 1792 м – гильотинированным.
В том году Станислав Август Понятовский, которому в 1764 году предстоит стать последним польским королем, путешествует по Европе. Через год, посетив Англию, он окажется в России, и здесь начнется его роман с матерью Павла, великой княгиней Екатериной, будущей русской императрицей.
В том году принадлежавший к «братству вольных каменщиков» Бартоломео Карло Растрелли закончил строительство собора Смольного монастыря (впрочем, его 140-метровая колокольня осталась только в проекте, – деньги, которые собирались отпустить на нее, пошли на войну с Пруссией), и продолжил создание заложенного в прошлом, 1753 году «...для вящей славы всероссийской империи» нового Зимнего дворца.
За год перед тем Вольтер не без некоторого скандала оставил двор Фридриха II. Впрочем, трехлетнее пребывание в Берлине с жалованьем 20 000 франков в год пошло ему только на пользу.
«После тридцати бурных лет я нашел тихую гавань. У меня есть защита короля, возможность целиком посвятить себя философии, я встречаюсь с приятными мне людьми»,
– писал Вольтер. Однако иллюзии довольно скоро рассеялись, и споры не помогли: Фридрих считал, что философами можно командовать так же, как и солдатами. Впрочем, уже в 1758 году Вольтер приобрел поместье Ферней на границе Франции и Женевского кантона. К этому времени его годовой доход составлял около 200 000 ливров – Вольтер был одним из богатейших людей Франции.
В том году императрица Елисавета рождает девочку, названную, по матери, Елизаветой. «Официальным» фаворитом императрицы к этому времени, или даже несколько раньше, стал Иван Иванович Шувалов, а Алексей Григорьевич Разумовский уходит в тень. Ребенка отдают на воспитание начальнику Украинской ландмилиции и члену Военной коллегии, генерал-майору Алексею Ивановичу Тараканову, одному из самых близких Елизавете людей. Девочка сопровождает Алексея Ивановича в «персидском походе», затем на российский трон восходят немцы, и принцесса с 1762 по 1767 год пребывает в Киле, одном из портов Шлезвиг-Гольштейна, под опекой уехавшего за границу И.И. Шувалова. Многие серьезные исследователи считали, что Шувалов-то и был отцом Елизаветы; другие полагают, что отцом «княжны Таракановой» был все же граф Разумовский.
...В 1767 году Екатерина II от имени своего малолетнего сына откажется от прав на Шлезвиг-Гольштейн в пользу Дании, и девочка навсегда покинет Киль.
Через год по просьбе М.В. Ломоносова и по его проекту Иван Иванович добьется открытия в Москве университета с юридическим, медицинским и философским факультетами, став его первым куратором. По его же представлению императрица строго запретила дворянам допускать к воспитанию их детей иноземцев, не получивших аттестата от Академии наук или от Московского университета. Личным секретарем И.И. Шувалова был барон Генрих Чуди, сын советника парламента, памфлетист, актер французской труппы при дворе Елизаветы Петровны, – но в то же время масон шотландской системы, обосновывавший связь масонов с тамплиерами и с борьбой шотландской династии Стюартов за утраченный престол... Есть сведения, что Иван Иванович был введен им в масонскую ложу.
