Посвящается всем тем, кто за год съёмок программы «Умницы и Умники» расцвёл розами дружбы на моём снегу. Этот год взрывался и резал, тащил и рвал И зачем-то засмерчивал водоворот-судьбу. Карнавал — каждой сброшенной маскою завывал; Ворожа безнадёжьем, вздымался под кожей вал: «Вылетай!» — шелестел. И закручивался в трубу. Год предсказанных трудностей, год несказанных чуд, Из которых чудеснейшим стала Игра времён… Мы боролись — мы вместе стояли плечом к плечу, Коронованы дружбой, что много ценней корон. Мы светлели, смеялись — солнцем скрепив союз, Эхом вечности падал взволнованно сердца бой… Наша битва была — за святое «не оступлюсь»; За апрельское небо, за пьяный победный вкус — Вкус бесценного права ужиться с самим собой. Будут новые годы вихрем лететь в туман, Будут вспыхивать, переплавляясь в давно отгоревший гул. Я люблю вас, друзья, — этим сказочным миром, что мне безвозвратно дан, — Как любила бы розы, расцветшие на снегу. Автобус Этот автобус ползёт, Как недобитый гад, Как по желудку — кипящий пот Сказанного наугад; Словно мозглящая дрожь, Словно мандражный зуд; Через гудливый дождь — Словно бы старая вошь На передбожный суд; Словно острожный срок — Сжатой вечности вдоль — По колеям дорог, Вдоволь залитых водой, Тянет автобус вброд… Милый, взрезай волну: Дом тебя где-то ждёт — В радужно-тёплом плену! Ждёт беспечальный приют, Кров на краю дождей. Добрые руки ждут — Руки добрых людей, Чтобы под взвои зим Гладить тебя по глазам… В губы стальные прольётся бензин — На душу, как бальзам! …Катит автобус быстрей, Морось хватая ртом: Там, за февральскою гранью дождей Ждёт его тихий дом. Вспарывает волну; В сери, гляди, воспарит! Рвётся из хмари махровой — в весну, Как из Москвы — на Крит. …Я выхожу на кольце; Я окольцован тьмой. Сорок сереют следов на лице — Сорок шагов домой. Серый включу я свет, Серую дверь затворю. Сумрачно-не-согрет Серый чай заварю. Будет мой вечер пьян: Гёте залью кипятком. Там, где по духу — туман, Там, где по факту — дом. Словно и встарь, и впредь — Лягу в свою постель. Будет мне тело греть Гётевски-чайный хмель. Будет в рассветную сивую рань Сниться моим глазам Мнимого неба багрянь, Мнимой зари бальзам. Будет за серым окном Серая быль гудеть. Сонный автобус покинет дом, Чтобы вернуться впредь. Гром
Ветрено тает в журчащий гам окаменелая тишь. Утро читает Москву по губам — рёбрам угрюмых крыш. Урбанистично-дырявый рассвет: поры огнём кровят! Помнишь другой ли ты город-секрет? Бредящий полис куртаг и карет — полустолицу-сад? Город, мне гордо глядевший вослед, город, который свят… Город царей? То был царь городов! Осеребрённый плеском подков. В грозный гранит Сердцем вгранён, Всеми рогами корон!.. Помнишь, рассвет, Вкус его крыш? Града, над коим давно не кадишь? Город взывает ко мне — Но в ответ Мной ты над ним не горишь. Нежат Московью — твои уста, Греет — апрелевый ворс. Город, что мною оставлен — устал, Мной не целуем — замёрз… Ветры как воры там: ратью во храм — Граблями грабят гать! Волны — по доброй традиции драм — Лупят мой град по гранитным щекам, Чтобы не смел роптать. Алый мучитель, поведай сам: Долго ль ему страдать?.. Долго ли хмарью — Холопьей халвой — Сытить царя ты горазд? Долго ль, Петровский оставив покой, Бронзою будешь цвести над Москвой, Окровавлённо-вихраст? Небо столицыно скопом зеркал Смотрит в лицо насквозь. Ты, океан, издевательски ал, Только темнеть от волнения стал, Словно незваный гость! Тучи текуче чернилью плывут, Кривью по небу — вкось! Грудью гранитной с небесных груд — Воронно-чёрных, червящих груд — Грудью из туч Встаёт самосуд: То Петербурга злость! Мой Петербург поднимает меч: Гром-чародей! Вращай! В палубе мглы разверзается течь, Хлещет из ранушки бранная речь, Ливнем — взбурлённый чай!.. Космосом хлещет из порванных врат, Дробью — столице в грудь… Гневом царёвым, гневом Петра… Rex не silentium! Ave, мой град! Ave, небесная ртуть!.. Властно Петрополис манит назад: «Странник, окончен путь!» Гром чародеит, Морозовый зной Кружит бурлящею бронзовой хной; Жерлом вдыхает, чай!.. Ждёт меня город — объятьем-Невой. Милый рассвет! Полетели со мной! Друг, до поры — полетели домой! Сердце, Москва, — прощай!.. |
