«От ударов судьбы раскраснелась щека…» От ударов судьбы раскраснелась щека; Не поддамся — не отверну! …Ты хотела бы жизнь приручить, как щенка, Я же — выиграть, как войну. На кону — чистоумье? Коль я — на коне, Кланом рухнет невзгод колоннада. …Ты мечтаешь о тихом и ласковом дне, Мне же дна — никакого не надо! Царским именем мама меня назвала, Каждый звук его — песней налит. Ты чураешься зол, мне — любая зола Пламя спящее напоминает, Что однажды цвело — и распустится впредь, Только — гуще, подруга, гуще! Зол бежать — только преть да не петь в полный рост. Опираясь на трость, я стою; выбор прост: Треснет мост — рухнет грешно-грошовая треть Между греющим и грядущим. Краткая хронология французской поэзии Вийон! Вы, висельник весёлый, всевластно взъели явь властей. Остряк Рабле, безрубло-голый, пообнищали-с до костей Перед лицом планеты всей. Считая тело — лучшей школой, Театром храм назвали сей. Творцы! Поэты — всяким фибром!.. Столетья шли, прощаясь хмуро. Взрастает новая фигура На фебосклоне стихогиблом. Верлен лавирует верлибром В волнах вербального велюра. Рембо ребячески мембрану морали рвёт, мордуя мир. Аполлинер, не ставя точек, Шелка французских оболочек Грызёт до ран, до вечных дыр. Северностоличное Петербург причастился мной, пренебрёг другими; Утонул в его гаме я: небо пошло кругами. Ты, столица с лицом врагини, с нутром берегини, Вкруг меня развернулась причудливым оригами И, прищурившись, пахнешь годами, какие погибли, Каждой нотой в моём отцветающем детском гимне: Пахнешь манной пургою и мамиными пирогами. Пахнешь кашей детсадовской, пахнешь кошкой дворовой — Столь же дымчатой, сколь и твои-то, столицыны, очи. Дышишь в уши мне хором оравы задорно-здоровой, Как веслом, ностальгиею — мысли, как волны, ворочая, Ведь вторая семья называлась нашей оравой! …Мы, ребята, рассеянны, чёртовы семена: По Руси ребятня, как простуда, разнесена. Я и сам-то теперь — в белокаменной, в златоглавой. Приезжаю — как рану, прошлое вскрыть захотев: Звёзды (те, что на пиках Кремлёвских) — сменить на треф, На хохочущий крест якорей-то — реки да моря… Приезжаю, верный привычке: отбывшее отымев, Мы назад повернуть хоть однажды у времени молим. Только страшно, Петрополь, страшно дышать тобой!.. Ты, конечно, не дым. Ты, приятель, потяжелее… Я приехал, пожаловал гостем — теперь жалею: Мне гостить у тебя — это, знаешь, тупая боль. Как гостить, если ты, Петербург, — мне гранитные кости? Если ты — мои жилы, служившие, точно часы, Так исправно, что — стыдно и тошно?.. О судьи, бросьте: Питер — стан мой и стон мой. Я его… я его сын. Вновь подстреленный — маюсь, да с миной побитой псины: Ловит ранушка ртом губастым родимый воздух… Зажимаю ладонью — но сволочь глубже трясины, Знай гудит, выпуская наружу остатки силы, Дарит городу их. А над ним — небо синее, в звёздах… Неба взор, как у бабушки ласковой, тёмно-ясен: Им глядят только сны да портреты пятидесятых… Отрываюсь от Родины — мыслями, мастью, с мясом — И блуждать улетаю осенним листиком ясеневым, Словно страстные письма, не помнящие адресатов. Пах насквозь продырявлен, а город… он пахнет, пухнет, Перенаселён силуэтами воспоминаний, Полутёмными пятнами — каждое путник, путник… Им забытое детство было заботливой няней. С завывающим пахом, разинутым нараспашку, Уезжаю. Сколько ещё будет дурню — дыр? …Слёзно Питер уткнулся носом в мои следы, Словно прежде, когда-то… в отцовскую я — рубашку. Истине Голос спит в моей груди — тихо; Просыпаться голосу — не с кем: Истина погибла от тифа; Прочее не кажется веским. То, что в сердце жило отрадой, — Там во склепе тлеет бумажном… Истина скончалась от рака; Прочее не кажется важным. Прочее не кажется вечным, Прочее не кажется прочным. Спит мой голос тихо, как вечер — Теменью вдоль сельских обочин. Спит мой глас и через сон помнит Милую, родную, но — ту ли? …Полегла на бранном ты поле, Пала от предательской пули. Полегла, святая отрада! Сгинула, отрадная святость… О, моя единая правда, Для чего ты от меня спряталась? Без тебя — трясинушка манит, Свет и тьма не знают раздела… Голос мой во сне обнимает Милое холодное тело. Там, в груди, во склепе бумажном, Вы вдвоём. Он спит, ты — почила. Отчего ж до сей поры я — жива? …Я умею верить в Однажды; Думается, в этом причина. С Верою недужим мы тяжко, А без Веры — неизлечимо. Знаю — силы нет обмануться! Вы в груди — и мартовский лес в ней. Будет Пасха — из земли куцей Вырвутся свободные песни. Голос мой захочет проснуться; Только ты — воскресни, Воскресни. |
