Исполин Лето! Ты помнишь пляску её волос? Рыжих сентябрьски, купанных в сонном утре… Им подражая, и небо-то всласть вилось Медным рассветом — медовым, что эти кудри. Кудри клубились, порой разлучаясь врозь Палевыми лучами над пыльным полем; То — колосилось. Шёл по нему Колосс, Выше намоленных временем колоколен. Песнею детской заутреню отбренчав, Шёл Исполин. Из полуночи шёл, величав, Тёмное небо румяня теплом касаний: Словно зарю с пламенистыми волосами — Доченьку рыжую нёс Человек на плечах. … Мир просыпался. И приливал Восток Кровью к щекам небесным, что за ночь остыли… Мой Человек рассекал кораблём пустыни — Время, в котором (как в поле!) не счесть дорог. андалузский пёс, накошаченный глаз и странная метель. не стихи, а канитель мне бы — вечности внутриушно. золотушно — не худо, не бедно, коль бездушное стало душно, коли медленное — моментно. меж моментно и перманентно — взмах пера, тень крыла внутриглазно… мне бы — мира за раз, мессой нетто: что балластно — блестит заразно. нет мне нот, а не то б — наверно — я б не телилась голосновно. для чего чудить внутривенно, если можно — внутримосковно? мама. сквозь метель, мама Небо светлое, как мамины глаза, — Я гляжу в тебя, как сердцем — в образа. Небо дует — и сквозит в нутро метель. С виду — тело я, по сути — светотень. Мысли путаются, как пути — в пургу; Отвернуться бы — себя не берегу. Не сомкнуть очей, когда пурга не вне… Где-то мама стосковалась обо мне. Погашенное Пока девчонкой жизнь в бинокль Рассматривает свой экватор, Балконам / облакам / блокнотам Вверяя эру альма-матер, Эпоху утреннюю… я Тебя пою, пойми, по нотам: Как роль ролей, как мантру мантр, Пока что в потолок плюя. Взрослеет жизнь, как всё людское: В постель — с зарёй, встаёт — с полуднем. Моргнув, хлебнула грогу скорби Глазами я: привычным буднем Экватор жизни предо мной. Тебя кричу, хриплея вскоре: Твердь почвы зло трепещет студнем… Креплюсь душой оплёванной. Моргну опять. Глаза открыла — О небо! — вяжет жизнь старухой Чехол для вечности. Чернила Пролил мой вечер — мол, унюхай Сквозь темень самый верный ход!.. Финал. Вершина. Что отжило — Теперь предстало повитухой: Терзая сумрака живот, Наружу из него течёт Новорождённый свет. Упруги, Вспухают молниями жилы На коже небового брюха, Рябого звёздами с натуги. И в том младевственном сиянье Святеет всё. Вздохнёшь — умрёт И страх, и старость. Только рот В луне, как в зеркале, поёт Осанну, точно заклинанье. Ступени пройдены. Вершина. В былое снегом раскрошила Я душу; снег поля покрыл Низинные. Вперёд, вперёд!.. Уход цветёт любовью сил; Моей любовью звёздосвод Плюёт — да в лестничный пролёт, который мне дорогой был. «Я удрала бы до Европы-то…» Я удрала бы до Европы-то От народного нервного ропота; Чужестранной натурой тронута, В ней цвела б, от своей схоронясь. Или падчерицею тропикам Придурнулась бы, мыкаясь робко там. Я б долой… — да стипендия пропита И на морде не высохла грязь. Чёрт дери! Наша сырость — не Сирия; Как скулит земля от бессилия!.. Я — лицом в неё: подкосили меня Те, с кем сердно делила путь!.. Но об этих молила, просила я У блаженных голов Василия. Храм бессловствовал — дура спесивая, Я своё продолжала гнуть. И осмеяна всею Россиею (Бита смехом, как хлыстищем — лошади!) Вновь — на Красной со сраму площади — Зло валилась Руси на грудь. …Я в Бразилию б иль в Малайзию, Полонезом бы — в Полинезию Унеслась. Да — никак! Эх, чёрта с два: Прочно прочь кандалы не дают!.. Ведь сама ж сему безобразию Присягнула — его поэзию, Вкус родной чернозёма чёрствого Полюбила, как чудо чуд. Бдят терПитер и Москоу-Сити. Бредит Родина. Рдеет стяг. Други! Ярости не просите: Эх, косите меня! Косите!.. К небу только не голосите — Мне обещано: вас простят. «Ты живешь где-то там — где тамтамы зарю стучат…» Посвящается Ольге Усачёвой Ты живешь где-то там — где тамтамы зарю стучат, Где Танталовы муки восходов пестры кумачами… Я сижу на земле; начинил, начернил меня чад: Опорочили те, что полжизни к плечу приручали. Чад клубится, как порча, как вечность, чей край непочат — Это чатятся мысли — исчадья тщедушного века… Ты теперь где-то там, но с тобою нас не разлучат — Неделимых, как мачта и парус, как путь и вектор. Я сижу на земле… иль, быть может, я есть — земля: Мёрзлозёмный последний лоскут полотна погостов… А с бессонных небес надо мною смеётся заря, Алой нежностью кутая мой обнажённый остов. А вокруг — ватно-вдовые воды трубят буран, И по ним — корабли со слепыми глазами на рострах… Если видишь оттуда, что жизнь моя — океан, Дай забыть, что сама я забытый тобою остров. |
