Ху Сыюань много раз напоминал мне о правах, которых я еще не получил, но я был как во сне. В июле мой отец с братьями и сестрами приехали ко мне в Чанчунь. Прием, который я им оказал, дишний раз свидетельствовал о той степени опьянения, в которой я находился.
В день их приезда в Чанчунь я послал на вокзал группу чиновников во главе с Бао Си и отряд охраны во главе с Тун Цзисюнем. Я и Вань Жун ждали их у входа в императорский дворец. Вань Жун надела дворцовый наряд, а я был в военном мундире, увешанном орденами. У меня было три набора разных орденов. Один из них я получил от японцев, второй составляли ордена Маньчжоу-Го, и третий был тайно изготовлен для меня в Центральном Китае и состоял из цинских орденов, которые, конечно, нельзя было носить при японцах. Их можно было приурочить только к такому случаю.
Подъехала машина, в которой сидел мой отец. Я стоял по стойке "смирно" и ждал, пока он выйдет из машины. Тогда я по-военному отдал ему честь, а Вань Жун опустилась на колени. Затем мы вошли в гостиную. В это время там находились только свои люди, поэтому я прямо в военной форме встал на колени и отбил ему земной поклон.
Вечером того же дня состоялся семейный банкет, на котором подавались европейские блюда и гости были рассажены, как на званом ужине — по-европейски. Я и Вань Жун сидели на разных концах стола, как подобает хозяевам. В начале банкета, как только я вошел в зал, заиграл придворный оркестр. Все это я подготовил заранее. Что именно он играл, я теперь уже не помню: это, собственно говоря, не имело значения. Во всяком случае, я был страшно доволен.
Пу Цзе по заранее намеченному мною плану поднял бокал с шампанским и провозгласил:
— Да здравствует его величество император! Ура! Ура! Ура!
Все члены нашей семьи, в том числе и отец, повторили это вслед за Пу Цзе. Тост этот буквально пьянил меня без вина.
На следующий день министр внутренних дел Бао Си сказал Мне, что штаб Квантунской армии прислал человека, который от имени посольства заявил протест в связи с тем, что во время встречи моего отца на вокзале присутствовала вооруженная охрана, что является нарушением соглашения, подписанного Японией и бывшими властями Северо-Востока и признанного Маньчжоугоской империей. В соглашении было сказано, что в определенной зоне — на землях, примыкающих с обеих сторон к Южно-Маньчжурской железной дороге, — не могут находиться иные вооруженные лица, кроме японских. И командование Квантунской армией — вернее, посольство Японии — требует, чтобы впредь подобные случаи не повторялись.
Такое заявление, конечно, должно было отрезвить меня. Но на этот раз японцы позаботились о моем авторитете. Во-первых, это был не открытый протест; во-вторых, они больше не выставляли никаких требований после того, как я послал к ним человека с гарантиями и извинениями. А самое главное — они устроили массу всяких торжеств, которые могли удовлетворить мое честолюбие, и я снова погрузился в сладкие мечты.
Мне было особенно приятно, когда производились "императорские визиты" и "императорский объезд владений". По распоряжению Квантунской армии я должен был один-два раза в год выезжать из столицы, чтобы совершить так называемый "объезд императорских владений". В Синьцзине (новой столице, как теперь назывался Чанчунь) я четыре раза в год участвовал в установленных церемониях: один раз в церемонии, проводимой у памятника Чжунлин ("преданных душ"), в честь японских солдат и офицеров, которые погибли в агрессивной войне; второй раз — в церемонии, проводившейся в храме Цзяньго в честь погибших солдат и офицеров марионеточной маньчжоугоской армии; третий раз — когда в штабе Квантунской армии отмечался день рождения японского императора. Праздник этот назывался "Тяньчан". И наконец, четвертый раз — во время годового собрания в Ассоциации содействия. Чтобы представить себе эти торжественные церемонии, опишу одну из них — участие в годовом собрании Ассоциации содействия. Сначала расскажу о выездах, то есть о так называемой процедуре "порядка следования машин во время выезда Сына Неба". Она происходила следующим образом: возглавляла процессию полицейская машина для особых целей, на некотором расстоянии от нее шла открытая машина красного цвета с маленьким флажком, в которой сидел главный инспектор полиции. Только потом следовала моя машина яркокрасного цвета в сопровождении двух мотоциклистов с каждой стороны. Замыкало процессию множество машин, сопровождавших меня, и лиц моей личной охраны. Это был так называемый "малый императорский выезд".
Накануне моего выезда из дворца жандармерия и чанчуньская полиция сначала под этим предлогом производила аресты "подозрительных элементов и бродяг", мешающих императорскому осмотру. Уже по одному этому признаку население узнавало, что я собираюсь выезжать из дворца. На второй день вдоль дороги располагались полиция и войска. Они стояли спиной к процессии с двух сторон улицы и следили, чтобы люди не ходили по улице, не выходили из домов и магазинов, не смотрели в окна. Дорогу перед зданием Ассоциации содействия и его двор посыпали желтым лессом. Перед моим выездом из дворца радиостанция на китайском и японском языках передавала по всему городу: "Его императорское величество выезжает из дворца". В это время служащие Ассоциации содействия покидали свои места и выходили на улицу. Премьер-министр со всеми чиновниками первого ранга выстраивались у выхода для встречи императора. Когда я проезжал, все сгибались в низком поклоне. Оркестр играл "государственный гимн". Я входил в зал, немного отдыхал, затем принимал министров. Рядом со мной с двух сторон стояли министр внутренних дел, военный атташе, начальник охраны, церемониймейстер и другие. Потом еще добавился личный секретарь императора Ёсиока. Столы и стулья, скатерти и все остальное привозилось заранее из дворца, на всем стоял особый императорский герб в виде орхидеи. Премьер-министр со всеми чиновниками высокого ранга по очереди отдавали мне честь и отходили. После этой процедуры под громкую музыку я выходил из зала для отдыха, входил в актовый зал и проходил прямо на сцену. В это время все присутствующие в зале склонялись в низком поклоне. Командующий Квантунской армией, стоя в углу сцены, кланялся мне; в ответ я кивал. Поднявшись на сцену, я делал поклон в сторону зала, и только тогда все выпрямлялись. Затем я читал преподнесенный министром внутренних дел "указ". При этом все находящиеся в зале должны были стоять опустив голову, не поднимая глаз. Зачитав указ, я выходил из зала, сопровождаемый музыкой и низкими поклонами, затем возвращался в комнату отдыха, а в это время чиновники по особым поручениям выстраивались у выхода, готовясь провожать императора. Когда я уезжал, громкоговорители на улицах на двух языках передавали: "Его императорское величество возвращается во дворец". После моего возвращения радиостанция передавала еще раз: "Его императорское величество благополучно прибыл во дворец".
Говорили, что это делается так же, как в японском императорском доме.
Точно по такому же японскому образцу оформлялись уголки с моим портретом. Мою фотокарточку называли "императорское изображение", затем это название заменили более благозвучным, привычным для японцев, средним между японским и китайским словом "правдивый портрет императора". Мой портрет, согласно распоряжению, висел в каждом учреждении, школе, военных и прочих организациях на определенном месте. В учреждениях — в зале для заседаний, в школах — в кабинете директора, где устраивалось некое подобие алтаря, которое отгораживалось занавеской, за которой висел мой портрет и манифест. Каждый, кто входил в эту комнату, должен был обязательно поклониться в сторону моего портрета. В частных домах хотя и не было особого распоряжения о том, что следует вешать портрет императора, но Ассоциация содействия в обязательном порядке распространяла фотографию, на которой я был снят с Вань Жун. Это идолопоклонство воспитывалось главным образом в армии и школах, здесь каждое утро на линейке два раза отбивали "поклон издалека": один поклон — в сторону Востока, где находилось "жилище императора" (то есть в Токио); другой — в направлении города Чанчунь, где был дворец "императора Маньчжоу-Го". Кроме того, в день провозглашения императорского указа должны были еще зачитывать этот указ. Относительно указов я еще скажу несколько слов ниже.
