Из-за трений между японскими военными и политическими кругами я не знал, как поступить. Тем временем пришло письмо от Лю Сянъе, который вторично поехал на Северо-Восток. Он писал, что выяснил истинное мнение командующего Квантунской армией Хондзё. Сейчас японцы еще не полностью удерживают в своих руках северо-восточные провинции; "нужно подождать, пока положение в этих провинциях стабилизируется. Тогда Учида пригласит Ваше величество пожаловать в Шэньян". Поскольку эти слова принадлежали самому высокому авторитету, который мог решить мою судьбу, мне оставалось только выполнять приказание и спокойно ждать.

Теперь я в какой-то степени понял, что не только между консульством и войсками существуют разногласия, но что даже внутри Квантунской армии нет единства. Некоторые вещи невольно внушали мне опасение. Например, то, что великий князь Пу Вэй под охраной японцев совершил обряд жертвоприношений на Бэйлинских гробницах в Шэньяне; что в провинции Ляонин появилась организация, так называемый Местный союз сохранения на Северо-Востоке; что бывшее влиятельное лицо северо-восточной группировки Цзан Шии получил особые льготы от японской Квантунской армии; что имя бывшего правителя республики Дуань Цижуя снова появилось на страницах газет и что будто бы японцы намерены использовать его для организации политической власти на Севере. Если бы я знал тогда, что японцы одно время намеревались использовать Дуань Цижуя или учредить исполнительный комитет Северо-Востока, а в другое время они планировали использовать Пу Вэя для создания империи, то я, наверное, волновался бы еще больше.

После того как я ответил Ло Чжэньюю и Каеисуми, что временно остаюсь на месте, потекли долгие дни ожидания известий. Я издал несколько "высочайших эдиктов", согласно которым Двое моих племянников — Сянь Юань и Сянь Цзи, только что окончившие японское военное училище, — должны были отправиться на Северо-Восток с целью привлечь на мою сторону некоторых монгольских князей и вручить награды и подарки Чжан Хайпэну и Гун Фу, которые одними из первых сдались японским оккупационным властям. Кроме того, по просьбе японского военного атташе Мори я написал письма Ма Чжаньшаню и нескольким монгольским князьям, уговаривая их сдаться. Я назначил Чжан Хайнэня командующим независимой армией Маньчжурии и Монголии, Ма Чжаньшаня — главным командующим Северной армией, а Гун Фу — главным командующим Западной армией и присвоил Сянь Юаню и Сянь Цзи звание полковников. Я заготовил много пустых бланков с указами о присвоении различных званий, чтобы в любое время — по мере надобности — вносить туда имена и фамилии.

Особенно заслуживает упоминания тот факт, что я по совету Чжэн Сяосюя посылал людей действовать непосредственно в Японию. Когда, получив мой отказ, недовольный Ло Чжэньюй уехал, Чжэн Сяосюй сразу же изменил поведение. Он отказался от проводимой им ранее политики выжидания и начал убеждать меня перейти к активным действиям, считая, что уже настала пора осуществить то, о чем он договаривался во время своего пребывания в Японии с Судзуки, Минами и лицами из Общества черного дракона. Он, вероятно, тоже заметил, что есть люди, которые могут оказаться моими соперниками, поэтому и предложил послать своих людей в Токио. Меня не только не пугали эти внезапные перемены, напротив, я им очень радовался. Скрыв это от Чэнь Баошэня, я принял совет Чжэн Сяосюя и послал японца Тояма в Японию встретиться с только что занявшим должность министра сухопутных войск Минами Дзиро и лидером Общества черного дракона Тоямой Мицуру. По черновику Чжэн Сяосюя я собственной рукой на желтом шелке написал этим двум важным лицам письма.

В 1946 году в Токио во время заседания Международного военного трибунала Минами предъявил это письмо в качестве вещественного доказательства для своей защиты. Тогда, боясь, что по возвращении на родину меня будут судить, я не признался, что эти письма написаны мною. Оригиналы писем, к сожалению, не сохранились, поэтому привожу их с текста, опубликованного в японской книге:

"После событий, происшедших на Северо-Востоке, республиканское правительство не приняло надлежащих мер, обидело дружественное нам соседнее государство и тем самым нанесло огромный вред народу. Я очень удручен бедствиями, которые терпит наш народ. Сейчас мы направляем нашего учителя Тояму в Японию, с тем чтобы он нанес визит министру сухопутных войск генералу армии Минами и передал ему наши намерения. Мы не можем спокойно взирать на бедствия нашего народа и отдать власть в руки ханьцев. Обстановка с каждым днем ухудшается, что не соответствует желаниям нашего императорского дома. Мы сейчас стремимся укрепить Восточную Азию, а это может быть достигнуто лишь путем союза между Китаем и Японией. Если не преодолеть все преграды, стоящие на нашем пути, повсюду будет царить глубокая скорбь и нам никогда не добиться мира. И тогда красные начнут повсюду бесчинствовать, и бедствиям нашим не будет конца".

Таким образом, я не только выжидал, но и действовал. Через три недели после того, как Тояма уехал с письмом, я наконец дождался дня, о котором Чжэн Сяосюй так написал в своем дневнике:

"2 ноября в Тяньцзине во время аудиенции император сказал мне: "Шэн Яньин приехал с Северо-Востока и говорит, что Фэнтянь и Гирин с нетерпением ждут приезда императора. Ёсида приходил с известием, что Доихара приехал в Тяньцзинь, тайно совещался со штабом и считает, что мне надо быстрее уезжать". Я ответил императору: "Доихара является советником Хондзё и важным лицом Квантунской армии; если он приехал встречать вас, вы не должны задерживаться". На следующий день император сообщил обо всем консульству. Ночью у императора состоялась встреча с Доихарой…"

"…Находящийся в настоящее время под судом Военного трибунала Доихара раньше был полковником пехотных войск японской армии. Затем, в апреле 1941 года, он получил звание генерала. До событий 18 сентября около 18 лет прожил в Китае. В военном министерстве его считали знатоком Китая. С его именем связано начало и развитие агрессивной войны против Китая и Маньчжурии, а также создание в дальнейшем марионеточного государства Маньчжоу-Го, находящегося под контролем Японии. В то время, когда группировка военного ведомства Японии разрабатывала агрессивную политику, направленную на аннексию других районов Китая, он играл важную роль в ускорении развития этих событий, используя при этом политические заговоры и угрозу оружием.

Доихара поддерживал тесный контакт с другими руководителями военного ведомства, планировавшими, подготавливавшими и осуществлявшими японское господство в Восточной и Юго-Восточной Азии.

После того как нужда в его специальных знаниях о Китае и заговорах, проводившихся в стране, отпала, Доихара появился на сцене в звании генерала и стал осуществлять те коварные цели, которые некогда замышлял. Он не только участвовал в проведении агрессивной войны в Китае, но и участвовал в осуществлении войны против СССР и других стран, то есть в развязывании агрессии против всех стран, с которыми Япония воевала в период 1941 — 1945 годов, исключая Францию". (Из "Приговора Международного военного трибунала для Дальнего Востока".)

Из двадцати пяти военных преступников, осужденных Международным военным трибуналом для Дальнего Востока, Доихара и Итагаки совершили наибольшее количество преступлений. Главным среди них было преступление против человечности. Международный дальневосточный военный трибунал вынес приговор этой группе военных преступников лишь в ноябре 1948 года. Доихара, Итагаки и еще пять военных преступников были приговорены к повешению.

Доихара принадлежал к числу тех японских военных, которые сделали карьеру на агрессии против Китая. Окончив стрелковое отделение военного училища и военную академию, он служил в японском главном штабе и был командиром 13-го стрелкового полка. Впервые он приехал в Китай в 1913 году и служил в Квантунской армии. Свыше десяти лет он был адъютантом генерал-лейтенанта Саканиси Хатиро, советника северо-восточных милитаристов. Особенно тесные связи существовали у него с Чжан Цзолинем. В 1924 году, когда началась междоусобная война между милитаристами чжилийской и фэнтяньской группировок, он подстрекал Квантунскую армию помогать Чжан Цзолиню. Однако в 1928 году, когда Квантунская армия решила убрать Чжан Цзолиня, Доихара тоже принимал участие в заговоре. Вскоре он был произведен в ранг полковника и назначен начальником разведки в Шэньяне. С этого момента начинается список его преступлений, отмеченных в приговоре. Однако многие из его "художеств" не были названы в приговоре. Так, например, тяньцзиньские события в ноябре 1931 года, начало войны в провинции Жэхэ в 1932 году, фэнтайские события в мае 1935 года, создание марионеточной прояпонской организации в Восточном Хэбэе, ноябрьский бунт босяцких элементов в Сянхэ… — все это было неразрывно связано с деятельностью Доихары. Можно сказать, что повсюду, где бывал Доихара, он нес несчастье. Лишь один раз его постигла неудача: предатель родины Ма Чжаньшань, которого Доихара привлек на свою сторону, в дальнейшем выступил против Японии. Однако это не повлияло на его дальнейшее продвижение по службе. Его назначили командиром полка и командиром бригады, а вскоре вновь перевели на должность начальника разведки Квантунской армии. После событий 7 июля 1937 года Доихара вернулся к военной деятельности, став командиром дивизии. И наконец он занял пост главнокомандующего японской армией в Китае и Юго-Восточной Азии.