— Ваш слуга вчера погадал. Посмотрите, ваше величество!

Я взял листочек и прочел: "Мой враг болен, он не сможет подступиться ко мне. Благоприятствие!"

Наставник Чэнь разъяснил мне, что у моего врага Юань Шикая будущее неблагоприятное. Он не может мне повредить, и это хорошее предзнаменование. Чэнь Баошэнь после этого еще погадал: жег черепашьи панцири, справлялся по травам — всюду предзнаменования были хорошими. Он убеждал меня хранить спокойствие. Этот старик ради меня перепробовал все способы гадания, существовавшие еще в первобытном обществе. Заключения его были весьма оптимистичны.

Для того чтобы "враг не мог подступиться ко мне" и чтобы сохранить "Льготные условия", мои наставники, отец и придворные помимо гаданий действовали еще и по-иному. И хотя мне об этом не рассказывалось, кое-что я все-таки знал. Они вступили с Юань Шикаем в негласный сговор, по которому цинский двор должен был выразить поддержку императору Юаню, а император Юань Шикай в свою очередь — признать "Льготные условия". Департамент двора и Юань Шикай обменялись по этому поводу документами. На тексте "Льготных условий" Юань Шикай собственной рукой написал:

"Политическая власть династии не могла быть сохранена. Остался лишь почетный титул императора, о чем до сих пор не забыто. Все разделы "Льготных условий" не подлежат изменениям ни при каких обстоятельствах и будут включены в конституцию. Зима четвертого года республики

Юань Шикай".

Оба эти документа можно встретить в "Приказах президента" от 16 декабря 1915 года. За несколько дней до их объявления в дневнике моего отца появилась следующая запись:

"10-го дня десятого месяца (16 ноября) прибыл во дворец. Вместе с князьями и старшими наставниками обсуждался вопрос о породнении императорской семьи с семьей президента Юань Шикая. Пришли к согласию, велено было подготовиться. Обсуждался секретный документ, пришли к единому мнению. Все хорошо".

Этим "секретным документом" и явились те несколько строчек, которые Юань Шикай написал собственной рукой на "Льготных условиях". А "вопрос о породнении" заключался в том, что Юань Шикай через командующего сухопутными войсками Цзян Гаоцзуна предложил моему отцу и Ши Сюю взять его дочь мне в жены. Императорские наложницы в душе были не согласны, но повиновались. Кончилось же все тем, что "Льготные условия" не были внесены в конституцию, да и я не женился на дочери Юань Шикая, ибо он процарствовал всего лишь восемьдесят три дня и умер при сплошном гуле оппозиции.

Известие о смерти Юань Шикая принесло огромную радость обитателям Запретного города. Распространяя новость, сновали туда-сюда евнухи, императорские наложницы отправились жечь ароматные свечи перед изображением бога охраны императора. Во дворце Юйцингун в тот день не было занятий, и никто об этом даже не вспомнил…

Вместе с новостью в Запретном городе вновь ожил "город звуков".

— Юань Шикай потерпел поражение, потому что хотел узурпировать трон.

— Дело тут не в троне, просто народ желает прежнего правителя.

— Юань Шикай — не Наполеон III. У него не было таких предков, к которым он мог бы обратиться за помощью.

— Было бы гораздо лучше вернуться к прежнему монарху, чем иметь императором человека по фамилии Юань.

Эти голоса были созвучны тому древнему изречению, которое часто вспоминали наставники: "Люди искренне мечтают о старых порядках из-за глубокой гуманности и большой полезности прежних династий".

К тому времени я мыслил и чувствовал уже совсем не так, как раньше. Если в начале года я обнаружил "успехи" только в вопросе о награждении И Куана титулом, то теперь я стал интересоваться газетами.

Спустя несколько дней после смерти Юань Шикая в газетах появились заметки о "неудаче возрождения партии императорского клана" и об "угрозе со стороны монгольских и маньчжурских бандитов". Из этих сообщений я понял, что открыто выступавшие в то время против республики князья Шань Ци, Пу Вэй, Шэн Юн, Те Лян действуют как раз ради меня. Позднее Те Лян укрылся на территории иностранной концессии в Тяньцзине, а остальные жили в арендованных японцами Люйшуне и Даляне и, действуя через самих же японцев (чаще всего людей без определенных занятий и бродяг), устанавливали связи с японскими милитаристскими и финансовыми кругами для организации вооруженных действий в целях реставрации монархии. Среди четверых самым активным был Шань Ци — великий князь Су. Привлеченный им в качестве советника японец Кавасима Росоку, еще в бытность Шань Ци начальником политической канцелярии, всегда был при нем, выступая посредником. Японский финансист Охира Кихатиро снабдил Шань Ци миллионом иен для активных действий, а Аомори, Дои и другие военные набрали и обучали несколько тысяч маньчжурских и монгольских бандитов и организовывали из них отряды. Со смертью Юань Шикая начались беспорядки. Один из отрядов под командованием монгольского аристократа Бабучжаба приблизился к Чжанцзякоу (Калган) и серьезно угрожал городу до тех пор, пока во время волнения солдат Бабучжаб не был убит одним из подчиненных. В эти бурные дни происходило нечто очень странное: с одной стороны, в некоторых местах на Северо-Востоке возникали жаркие схватки между "войсками, преданными императору", и республиканской армией, а с другой — в Пекине республиканское правительство и малый двор Цинов обменивались поздравлениями, сохраняя привычные отношения. Возбуждение, охватившее Запретный город в день смерти Юань Шикая, постепенно усиливалось, но причиной этого были не вооруженные выступления Шань Ци и Бабучжаба, и тем более не их поражения.

После смерти Юань Шикая его преемником на посту президента стал Ли Юаньхун, а на посту премьера — Дуань Цижуй. С поздравлениями от Запретного города был послан Пу Лунь: именно он в прошлом просил Юань Шикая взойти на престол. Ли Юаньхун в ответ послал представителя с благодарностью за поздравления. Причем вытребованный Юань Шикаем императорский скипетр был вновь возвращен в Запретный город, а некоторые князья и сановники получили еще награды от республиканского правительства. Те князья и сановники, которые при Юань Шикае скрывались, теперь вновь нацепили свои регалии и стали появляться на политической арене.

В Новый год и в мой день рождения президент всегда присылал с поздравлениями чиновника Министерства церемоний. Мой отец в знак благодарности посылал подарки президенту Ли Юаньхуну и премьеру Дуань Цижую. Тем временем в Департаменте двора развивали бурную деятельность, присваивая посмертные титулы, жалуя право на въезд в Запретный город верхом и на ручных носилках, разрешая носить на шапке павлиньи перья, награждая званием "причисленного служителя Южного кабинета" [41], различными рангами стражников у ворот Цяньцинмэнь; во дворец приводили лучших девушек, из которых императорские наложницы выбирали себе служанок; набирали, между прочим, и новых евнухов, что запрещалось "Льготными условиями". Конечно, существовали также и всякого рода контакты и связи, о которых я ничего не знал, — от частных ужинов до многолюдных банкетов, на которых присутствовали чины республиканского парламента.

Одним словом, Запретный город вновь зажил прежней жизнью. В 1917 году (шестой год республики) ко мне на аудиенцию явился Чжан Сюнь, и его визит можно считать началом движения за реставрацию.

До этого сам я мало принимал людей во время аудиенций. К тому же в основном это были маньчжуры. Моими непосредственными занятиями, кроме учения во дворце Юйцингун и чтения газет в дворцовой палате Янсиньдянь, по-прежнему были игры, которым я уделял много времени. Я радовался, увидев, что у ворот Шэньумэнь стало появляться больше дворцовых одеяний и парадных головных уборов; особенно был доволен, услыхав о выступлении "лоялистов", и был крайне удручен их поражением. Однако, в общем-то, я так же легко забывал обо всем этом. Меня, конечно, волновало, что великий князь Су бежал в Люйшунь и о нем ничего не известно, но стоило мне увидеть, как смешно чихает верблюд, и великий князь Су со всеми его бедами тут же вылетал из головы. Стоило ли мне так беспокоиться, если рядом всегда были отец и наставники. Когда последние сообщали мне о чем-нибудь, это значило, что все уже обсуждено и согласовано. Двадцать седьмого дня девятого месяца по лунному календарю (16 июня 1917 года) во дворец Юйцингун пришли вновь назначенный "старшим опекуном" Чэнь Баошэнь и прибывший незадолго до этого в Запретный город Лян Динфэнь. Не успев сесть, наставник Чэнь раскрыл рот: