Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Услышав все это, я усмехнулся:

— А о чем же думало ваше правительство раньше? "Льготные условия" не существуют уже несколько лет. Когда Сунь Дяньин осквернил гробницы моих предков, правительство даже не вмешалось. Теперь же оно намерено удалить меня от японцев и вспомнило о "Льготных условиях". Мне льготы не нужны, и я не собираюсь куда-нибудь уезжать. Вы же старый цинский советник. Зачем вам выступать от их имени?

Гао Ютан говорил со мной как старый придворный и человек, всецело думавший о моих интересах. Он утверждал, что условия правительства для меня очень выгодны. Конечно, оно часто бросает слова на ветер, но, если я посчитаю необходимым, можно получить гарантии иностранных банков.

— Если будет поручительство иностранцев, Чан Кайши обманывать не осмелится, — сказал он, будто зная, что у меня на душе.

Но я не верил его словам, ибо давно знал коварные приемы Чан Кайши. Говорили, что ради сближения с Англией и Америкой он женился на Сун Мэйлин и бросил свою предыдущую жену. Он человек вероломный, а такие люди всегда обижают слабых и боятся смелых. Он боялся японцев и, увидев теперь мое сближение с ними, готов был обещать любые условия. Даже если бы он не обманывал и действительно собирался возвратить мне императорский титул, разве могло это идти в сравнение с тем, что обещал Доихара! Разве мог я променять весь Северо-Восток на его деньги? Как бы хорошо ни относился ко мне Чан Кайши, разве может он уступить мне всю страну? Я решил закончить разговор и сказал:

— Хорошо, я вас понял.

Гао Ютан, видя, что я произнес эту фразу после некоторого размышления, подумал, что не все потеряно, и поспешно сказал:

— Хорошо, хорошо, вы еще подумайте, а я приду еще раз через несколько дней.

Он ушел от меня полный надежд. Однако когда он пришел вторично, меня уже не было в Тяньцзине.

Ко мне в те дни постоянно приходили люди, рассчитывавшие узнать какие-либо новости или подать дружеские советы. Я получал также множество писем с советами и предостережениями. Было даже письмо от одного представителя моего рода Айсинь Гиоро, который советовал мне "не принимать бандита за отца и дорожить моей репутацией в глазах китайцев". Но я уже весь был в мечтах о реставрации и на все советы не обращал никакого внимания. Я твердо решил не открывать своих намерений и в интервью тяньцзиньскому журналисту упорно отрицал какое-либо намерение уехать на Северо-Восток. Мог ли он знать, что в день выхода газеты с моим интервью я уже находился на японском пароходе, направлявшемся в Инкоу!

Не могу не упомянуть о событии, которое произошло за два дня до моего отъезда. В мою комнату вбежал запыхавшийся Ци Цзичжун, мой приближенный, со словами: "Беда! Бомбы! Две бомбы!"

Я сидел на диване и с испуга даже не мог подняться. С трудом я понял, что только что приходил незнакомец, который принес подарок с визитной карточкой бывшего советника главного штаба по охране общественного порядка Ухао Синьбо.

Незнакомец оставил подарок и ушел. Ци Цзичжун, как всегда, осмотрел его и в корзине с фруктами обнаружил две бомбы.

Не успела утихнуть возникшая паника, как прибыли японские полицейские и офицеры из штаба и забрали бомбы. На следующий день переводчик Ёсида доложил мне, что в штабе уже проверили обе бомбы и установили, что они изготовлены на военном заводе Чжан Сюэляна.

— Императору Сюаньтуну не следует больше принимать посторонних людей, — посоветовал мне Ёсида. — Лучше уехать как можно скорее.

В те дни я получил и немало писем с угрозами. Так, в одном из них говорилось: "Если ты не уедешь отсюда, береги свою голову!"

Особенно напугал меня один телефонный звонок. Ци Цзичжун сказал мне, что звонил официант из ресторана "Виктория", который предупреждал меня не ходить в эти дни туда обедать, так как мной интересовались несколько "подозрительных личностей". Официант, проявивший такую заботу обо мне, сказал также, что у этих подозрительных лиц под одеждой, вероятно, было спрятано оружие. Самым удивительным было то, что он смог распознать в них посланцев Чжан Сюэляна.

Не могу сказать, что за человек был этот официант, но Ци Цзичжуна я не забуду никогда. Он был моим слугой, я привез его с собой из Пекина. Он появился во дворце после роспуска евнухов. Тогда это был молодой человек, которому я очень доверял. Во время Маньчжоу-Го я послал его учиться в военную академию в Японию. Впоследствии он стал офицером в марионеточных войсках Северного Китая. После освобождения Китая он был репрессирован за контрреволюционную деятельность. Когда я выехал из Тяньцзиня на Северо-Восток, он был одним из троих моих сопровождающих и знал каждый мой шаг.

Только много лет спустя я понял, почему японцы и Чжэн Сяосюй так хорошо были осведомлены обо всех моих делах, почему они знали буквально о каждом моем шаге и разыгрываемый мной спектакль (хотя артисты играли довольно плохо) имел такой эффект. Все это было неразрывно связано с именем Ци Цзичжуна.

Вслед за бомбами, анонимными письмами, телефонными звонками произошел тяньцзиньский инцидент. Японцы с помощью предателей и переодетых сыщиков организовали волнения в китайской части города (это тоже было одним из "художеств" Доихары). На территории японской концессии был введен комендантский час, и всякое сообщение с китайской частью города прервано. Около ворот Тихого сада для охраны появились броневики, и он оказался отрезанным от внешнего мира. Пропуск имели только Чжэн Сяосюй и его сын Чжэн Чуй.

Впоследствии, вспоминая об этом, я думал, зачем Доихаре понадобилось так срочно перевести меня на Северо-Восток. Если это произошло не потому, что представители группировки молодых офицеров Квантунской армии хотели отделаться от тех, кто выступал против них, и не по каким-либо другим причинам, а только потому, что боялись, как бы я снова не изменил своих намерений, то нужно сказать, что они слишком переоценивали влияние на меня окружающих. Фактически к этому времени не только я принял твердое решение, даже Ху Сыюань, Чэнь Цзэншоу и другие люди, находившиеся под влиянием Чэнь Баошэня, изменили свои позиции. Они отказались от прежней позиции "наблюдателей" и начали активно налаживать связи с японцами. Однако они по-прежнему боялись положиться на военных и считали, что лучше поддерживать связь с японским правительством. Все эти перемены, как и перемены, происшедшие со мной лично, были обусловлены лишь одним: все мы боялись упустить удобный случай, боялись, что нам не достанется тот лакомый кусок, который нам уже поднесли ко рту. Во время переговоров с японцами окружавших меня людей прежде всего беспокоил вопрос о том, смогут ли они в будущем занять высокие посты. Поэтому они предлагали, чтобы "право использовать людей" принадлежало мне. А что же касается экономических интересов страны и т. д., то ими, по их мнению, можно было поступиться, лишь бы получить это "право". Сразу же после моей встречи с Доихарой Чэнь Цзэншоу подал мне доклад, в котором, в частности, говорилось: "…можно подписать с Японией соглашение, уступив ей право использовать дороги, шахты, торговлю, но право использовать людей должно полностью остаться в наших руках. Лишь в этом случае Вы можете согласиться выехать на Северо-Восток".

Тайная переправа через реку Байхэ

На Северо-Восток я собирался выехать 10 ноября 1931 года. Согласно намеченному плану, в этот день, под вечер, я должен был незаметно выйти из ворот Тихого сада. Этот вопрос меня очень сильно беспокоил. Сначала я решил, что будет лучше, если я выберусь не через центральный выход, а машиной через ворота гаража. Я приказал Да Ли, моему верному приближенному, посмотреть, можно ли выехать через эти ворота. Однако оказалось, что ими уже давно не пользовались и со стороны улицы ворота гаража оклеены многочисленными рекламами и афишами. Выход нашел Ци Цзичжун, предложив мне спрятаться в багажнике гоночной машины. Из моих приближенных выбрали одного мало-мальски умеющего водить машину. Ци Цзичжун сел рядом с шофером, и в этой "пустой" машине мы выехали из Тихого сада.

74
{"b":"182948","o":1}