— Сегодня ваше величество не будет заниматься. К вашему величеству на аудиенцию прибудет высокий чиновник.

— Кто он?

— Генерал-губернатор провинций Цзянси, Цзянсу и Аньхой и губернатор провинции Цзянсу Чжан Сюнь.

— Чжан Сюнь? Тот самый Чжан Сюнь, который не срезал косу?

— Именно он, именно он, — закивал в знак согласия Лян Динфэнь. — У вашего величества великолепная память.

На самом деле память у меня была самой обычной. Просто-напросто об истории с Чжан Сюнем некоторое время назад мне рассказывали сами наставники. В год образования республики он и личный состав его армии сохранили косы. Во второй год республики Юань Шикай подавил "вторую революцию" именно с помощью его длиннокосых солдат, которые заставили сдаться Нанкин. Во время грабежей и поджогов в Нанкине солдаты с косами по ошибке ранили сотрудника японского консульства, что вызвало протест со стороны японцев. Чжан Сюнь лично поспешил принести извинения консулу, обещав возместить все убытки. После смерти императрицы Лун Юй он прислал телеграмму с соболезнованием по случаю "национального траура", повторяя, что "все чиновники республики являются подданными великой династии Цин". В дни траура по Юань Шикаю в газетах была опубликована еще одна телеграмма Чжан Сюня, в которой выражалось отношение Совета губернаторов Сюйчжоу к политической власти в стране после смерти Юань Шикая. В самом начале ее провозглашалось уважение каждого пункта "Условий благосклонного отношения к цинскому двору". Короче говоря, я верил, что Чжан Сюнь — верный и преданный чиновник, и хотел посмотреть, как он выглядит.

По обычаям цинского двора на аудиенцию императора с высокопоставленным лицом лишние люди не допускались. Поэтому каждый раз, когда предстояло принять человека, редко приходившего на аудиенцию, наставники давали мне бесконечные советы, как мне держаться и что говорить. В этот раз учитель Чэнь особенно серьезно подчеркнул, что следует похвалить Чжан Сюня за верность. Он просил меня запомнить, что Чжан Сюнь теперь главный инспектор бассейна реки Янцзы и располагает шестьюдесятью батальонами солдат в районе Сюйчжоу и Яньчжоу Поэтому мне следовало спросить его о военной ситуации в этом районе, дав тем самым понять, что император интересуется им. В заключение наставник Чэнь несколько раз повторил:

— Несомненно, Чжан Сюнь будет хвалить ваше величество. Император должен запомнить, что ответить нужно обязательно скромно, проявив тем свою мудрую добродетель.

— Чем больше скромности, тем больше мудрости, — поспешил добавить учитель Лян. — Лу Жунтин после своего визита до сих пор пишет письма и не забывает превозносить вашу высочайшую добродетель.

Лу Жунтин был военным губернатором провинций Гуандун и Гуанси и первым в истории республиканским лидером, получившим право въезда верхом во дворец. За два месяца до этого он приехал в Пекин встретиться с Дуань Цижуем и совершенно неожиданно для меня вдруг прибыл во дворец, чтобы засвидетельствовать мне свое почтение, а также пожертвовать 10 тысяч юаней на посадку деревьев на могилах императоров. Настроение и поведение моих учителей, их постоянные наставления очень напоминали мне организацию встречи с Лу Жунтином, явившуюся чрезвычайным событием в Запретном городе. Департамент двора и наставники подготовили тогда необычные подарки: так называемые иероглифы счастья и долголетия, написанные рукой императора, парные надписи, бесценного золотого Будду долголетия, яшмовый скипетр с трехслойными инкрустациями, две яшмовые вещицы и четыре штуки ткани. Потом Лу Жунтин прислал письмо, в котором просил Ши Сюя "отбить земные поклоны в знак благодарности за небесную милость". С тех пор о "Лу на Юге и Чжане на Севере" не переставая говорили все — от наставников до евнухов. Чжан Цзяньхэ сказал мне как-то: "С появлением двух верноподданных, Лу на Юге и Чжана на Севере, у великой Цинской династии появилась надежда".

Вскоре после моего прибытия в дворцовый зал Янсиньдянь появился и Чжан Сюнь. Я сидел на троне, а он стоял передо мной на коленях и отбивал земные поклоны.

Указав на стоящий сбоку стул, я велел ему сесть (в это время во дворце уже не действовало правило, по которому чиновники должны были говорить стоя на коленях). В знак благодарности Чжан Сюнь отбил еще один поклон, а затем сел на стул. Помня о советах наставников, я расспросил его о военных делах в Сюйчжоу и Яньчжоу, но не вслушивался, что он отвечал. Меня несколько разочаровала внешность этого "верного слуги". На нем были надеты куртка и халат из тонкого шелка, лицо его было румяным и красным, и вообще он казался весьма полным. Я обратил внимание на его косу. Он действительно носил ее.

Затем Чжан Сюнь стал, как и предсказывал наставник Чэнь, восхвалять меня.

— Ваше величество поистине мудр! — сказал он.

— Мне еще до этого далеко, — ответил я. — Я молод и знаю еще очень мало.

— Император Шэнцзу (Канси) вступил на престол, когда ему было только шесть лет.

Аудиенция длилась не дольше обычной. Пробыв пять-шесть минут, Чжан Сюнь удалился. Я не был им особенно восхищен, так как мне показалось, что говорил он грубовато и, вероятно, не мог бы сравниться с Цзэн Гофанем. Однако, придя на следующий день, Чэнь Баошэнь и Лян Динфэнь, сияя улыбками, сказали, что Чжан Сюнь похвалил меня за ум и скромность, и я был польщен. Я даже не задумался над тем, почему Чжан Сюнь прибыл на аудиенцию и почему встрече с ним наставники радовались больше, чем встрече с Лу Жунтином, а Департамент двора одарил его более богатыми подарками, чем Лу Жунтина, и с какой целью императорские наложницы организовывали банкет. Мне и в голову не пришло подумать обо всем этом.

Спустя полмесяца во дворце Юйцингун появились вместе три моих наставника: Чэнь Баошэнь, Лян Динфэнь и Чжу Ифань. Вид их был очень серьезен. Как всегда, первым заговорил наставник Чэнь:

— Чжан Сюнь пришел с утра…

— Он вновь пришел засвидетельствовать свое почтение?..

— Нет. Все приготовления закончены, все улажено. Он пришел, чтобы возвратить вашему величеству власть и реставрировать великую Цинскую династию!

Увидев, что я оторопел, Чэнь Баошэнь поспешил сказать:

— Ваше величество должны дать согласие Чжан Сюню. Это нужно народу. Небо последовало желанию народа…

Эти внезапные добрые вести ошеломили меня, и я уставился на него, надеясь, что он еще что-нибудь скажет. Ведь я совершенно не знал, как мне следует вести себя, когда мне предложат вновь стать настоящим императором.

— Много говорить с Чжан Сюнем не стоит. Дайте согласие, и все, — сказал наставник Чэнь. — Однако не соглашайтесь сразу. Сначала откажитесь, а потом скажите: раз так, то я постараюсь это сделать.

Я вернулся в палату Янсиньдянь и снова принял Чжан Сюня. На этот раз все, что говорил Чжан Сюнь, почти совпадало с тем, что было написано на прошении о реставрации монархии:

— Императрица Лун Юн, будучи не в состоянии ради благополучия одной семьи нанести ущерб народу, отдала приказ установить республику. Кто же мог знать, что получится так плохо для народа… Республика не подходит для нашей страны. Лишь реставрация вашего величества сможет спасти народ…

Когда он кончил, я сказал, что еще слишком молод, у меня нет ни таланта, ни добродетели и потому я не могу принять такую ответственность. Он похвалил меня и вновь повторил историю о том, как император Канси в шестилетнем возрасте стал императором. Его бормотание я внезапно прервал вопросом:

— А как же быть с президентом? Дать ему льготы или как?

— Ли Юаньхун уже просил об отставке. Достаточно удовлетворить его просьбу.

Хотя всего я еще не понимал, но про себя решил, что мои наставники уже все обсудили. Пора было заканчивать аудиенцию, и я сказал:

— Раз дело обстоит так, то постараюсь выполнить то, о чем вы говорите.

И вот я снова стал императором "великой Цинской империи".

После ухода Чжан Сюня ко мне стали приходить одна за другой группы людей. Отбивая земные поклоны, одни выражали мне свое почтение, другие — благодарность за милости, а некоторые — и то и другое одновременно. Затем чиновники из административного отдела принесли кучу уже написанных указов. В первый же день было издано девять указов.