Итак, снова начались мои "императорские сны". Меня интересовала любая информация. Я еще возлагал надежду на японскую армию, беспощадно расправлявшуюся с моими соотечественниками. Когда японская армия полностью заняла провинцию Жэхэ, я поздравил японских генералов и пожелал им дальнейших военных успехов, пожелал, чтобы они "приложили новые усилия и добились новых побед". Затем японская армия заняла местечко Миюнь в 50 км от Пекина, но дальше не двинулась. Это меня очень разочаровало. Чжэн Сяосюй объяснил, что японская армия рано или поздно займет Север и Юг Китая, дело только во времени. Теперь же важно решить вопрос о государственном устройстве Маньчжоу-Го. Он сказал также, что эти дела решает не японская армия, а Токио. Чжэн Сяосюй слышал, что многие из старых государственных деятелей в Токио поддерживают реставрацию. После разговоров с ним я решил, что нужно направить кого-нибудь в Токио, чтобы косвенными путями выяснить там обстановку и собрать некоторую информацию.

Сделать это я поручил моему телохранителю Кудо Тэцусабуро. Кудо приехал со мной на Северо-Восток из Тяньцзиня. В конце правления династии Цин он служил у Шэн Юня и оказывал последнему активную поддержку в его действиях, относящихся к реставрации. Когда я находился в Люйшуне, он не выступал с позиций военного ведомства, как Амакасу и Каеисуми, а явно стоял на моей стороне, иногда даже выражая скрытое недовольство действиями Квантунской армии. Однажды мне показалось, что чай в стакане имел какой-то подозрительный цвет. Боясь, что кто-то подсыпал яд, я приказал унести его и проверить. Кудо тут же взял стакан с чаем и отпил глоток. Когда же я стал "верховным правителем", то он единственный из всех японцев называл меня императором и часто выражал свое недовольство Квантунской армией, высказывая уверенность, что я непременно смогу восстановить престол цинских императоров. Его честность и преданность мне были нисколько не меньше, чем у цинских ветеранов; поэтому я дал ему китайское имя Чжун (верный) и смотрел на него как на своего человека. И он, взволнованный до слез, поклялся жизнью быть всегда преданным мне. Выполнив мою миссию, Кудо вскоре возвратился. В Японии он встретился с Минами и важными лицами из Общества черного дракона и узнал, что руководители японского военного ведомства согласны восстановить монархический строй. После его сообщения я проникся уверенностью, что скоро наступит благоприятный случай.

В октябре 1933 года слова Кудо подтвердились. Хисикари Такаси, новый главнокомандующий Квантунской армией, официально сообщил мне, что японское правительство готово признать меня императором Маньчжоу-Го.

Трудно описать мою радость, когда я узнал об этом. Прежде всего я подумал о том, что необходимо приготовить императорское одеяние.

Императорский халат с драконами прислала из Пекина вдовствующая императорская наложница. Но командование Квантунской армией заявило, что Япония признает меня императором Маньчжоу-Го, а не цинским императором, поэтому мне следует надеть не халат с драконами, а парадную форму генералиссимуса морских, воздушных и сухопутных войск Маньчжоу-Го.

— Как же это можно? Я потомок Айсинь Гиоро, разве можно не соблюдать установления предков? К тому же приедут все члены рода Айсинь Гиоро. И я при них взойду на престол в заморской форме?

— Вы правы, ваше величество, — кивал Чжэн Сяосюй, глядя на брошенный на столе императорский халат. Этот человек, мечтавший о том, чтобы стать премьер-министром поздней Цин, очевидно, в этот момент как раз размышлял о коралловом украшении и павлиньих перьях на головном уборе, который могли носить сановники высшего ранга. В последнее время он стал немного почтительнее по отношению ко мне. — Вы правы, ваше величество, но только как на это посмотрит Квантунская армия?

— Переговорите с ними.

После ухода Чжэн Сяосюя я принялся любоваться императорским платьем, которое хранила императорская наложница Жун Хуэй вот уже двадцать два года. Этот императорский халат носил еще император Гуансюй, об этом халате с вышитыми драконами я думал двадцать два года. Я обязательно надену его на торжественную церемонию, и это будет началом восстановления династии Цин…

Чжэн Сяосюй вскоре вернулся Он сказал, что Квантунская армия решительно требует, чтобы на торжественной церемонии я был одет в мундир генералиссимуса.

— Вы с ними переговорили или нет?

— Как же я мог вас ослушаться! Так мне сказал сам Итагаки.

— Как же это можно? — Я вскочил с места. — Во время церемонии надо приносить жертву Небу. Что же, я буду в мундире становиться на колени и отбивать земные поклоны?

— Я еще раз пойду и переговорю с Итагаки.

Чжэн Сяосюй ушел. В это время пришел Ху Сыюань, который напомнил мне, что одежда — это еще не самое важное. Главное — договориться с военным ведомством по вопросу о праве назначения и смещения чиновников. Если решить этот вопрос, то все остальное не важно. Ведь носил же князь Улиньван из княжества Чжао одежду варваров, ездил, как они, на коне и стрелял из лука.

В действительности Ху Сыюань, как и я, не понимал, что японцы поддерживают монархический строй для того, чтобы превратить меня в еще большую марионетку, чтобы им еще проще было осуществлять свое господство в этой колонии. Разве титул императора мог дать мне какие-либо права? Разве мог такой человек, как я, "научиться управлять конем и стрелять из лука"? Я мог лишь находиться под сапогом у Квантунской армии, ничего другого я не умел, ни о чем другом не думал. Поэтому когда Квантунская армия согласилась, чтобы во время торжественной церемонии я был одет в императорский халат, то ничего больше я уже не требовал.

1 марта 1934 года, ранним утром, в пригороде Чанчуня Синхуацунь на искусственно насыпанном холме, изображавшем "храм неба", я в императорском халате принес жертвы предкам и север шил древний ритуал вступления на престол. Потом, вернувшись в город, я переоделся в форму генералиссимуса и провел торжест, венную церемонию восшествия на престол. С этого времени "кабинет верховного правителя" был переименован в "дворцовый кабинет". Место моего пребывания, в отличие от дворца японского императора, называвшегося "хуангун", стало называться "дигун". В этом дворце, кроме вновь построенного зала Тундэцянь, остальные покои были лишь отремонтированы и покрашены, названия же помещений остались прежними. Торжественная церемония вступления на престол состоялась в дворцовом помещении Циньшянь.

В этот день в зале Цинминьлоу постелили огромный красный ковер. Около северной стены с помощью шелковых занавесок было изображено подобие алтаря, в середине которого поставили специально изготовленный трон; на его спинке вырезали орхидеи — эмблему императора. Я стоял перед троном. Рядом со мной с правой и левой стороны находились министр внутренних дел Бао Си и военный атташе Чжан Хайпэн, Исимару и Цзинь Чжо, мои телохранители Кудо и Си Луньхуан (сын Си Ся), Жунь Лян (брат Вань Жун) и другие. Все гражданские и военные чиновники, возглавляемые премьер-министром Чжэн Сяосюем, трижды низко поклонились мне, и я тоже ответил им легким поклоном. Затем командующий Квантунской армией (он же японский посол) Хисикари вручил мне свои верительные грамоты и поздравил меня. После этого прибывшие из Пекина члены императорского рода Айсинь Гиоро (приехали почти все представители) и бывшие придворные трижды преклонили колени и отбили девять поклонов. Разумеется, в это время я сидел на троне.

Многие старые цинские придворные, проживавшие в Центральном Китае, например Чэньгань, Чжу Жучжэнь, Сяо Бинянь, Чжан Цин, Ли Каньчжи, Вэньсу, Ван Чжаоюн и другие, прислали свои поздравления. Глава шанхайских гангстеров Чан Юйцин тоже прислал мне поздравления и объявил себя моим верноподданным. 6 июня прибыл брат японского императора Титибу-но-Мия Ясухито, который поздравил меня от имени японского императора и вручил мне орден Хризантемы I степени, а Вань Жун — орден Короны.