Так и полетели. Рыжий время от времени к инкубаторам бегал, здоровьем интересовался. Дружинники долго шушукались, а как Переход увидели, так и чухнули. Рыжий только ручкой им вслед помахал и неприличным словом напутствовал. Но они так торопились, что не обернулись, наверняка не услышали.

А потом я проголодался. И пить захотелось. А Рыжий только посмеялся: «Терпи, – говорит, – помнишь, что Ленка сказала: пустыня после Кролевца начинается. А до Кролевца где-то купца отыщем. Купец – это сейчас наше главное и основное!»

Купца-то мы отыскали. Он навстречу шёл. Вот только не спешило наше «главное и основное» с разносолами. Да и сейчас не торопится…

А что, если у него еда в сумках?

Лошадь Пека трубно заржала, ударила копытами по булыжнику и попятилась, как будто эта мысль прочиталась у меня на лице.

«Подумаешь! – сказал я себе. – Ещё немного потерплю. Какая разница: сытым умирать или на голодный желудок? Голодным, точняк, лучше. Одним мучением меньше».

И лучшее из всех возможных в моём положении занятий – это попросить прощения у Создателя за жизнь свою бестолковую. Потому что бездарно я жизнью своей распорядился. Глупо и бессмысленно…

За спиной послышался шорох. Я обернулся. Вскочил на ноги.

– Не шуми, – попросил Иван.

– Не буду, – пообещал я.

Я чувствовал такую благодарность к этому человеку, какой не испытывал даже при прощании с дядей Хаемом, когда он без просьб и уговоров решил вернуться в ад, чтобы спасти мою родню. Ещё бы: на этот раз в ад вернулись за мной!

Иван посмотрел на лошадь и опасливо покосился на буксир.

– Как думаешь, они скоро оттуда выйдут? – спросил дружинник.

Какие же всё-таки люди разные! Данила сбежал, а этот остался. Не иначе как за Рыжим вернулся. Не смог уйти, не отомстив за товарищей.

– Скоро, – сказал я, усаживаясь на землю. – И поэтому ты меня выслушай, а что делать – решай сам. Как купец выйдет, я предложу ему пересечь Руину. Купец родом из Люблина. Вернуться на родину – его главная мечта. Вприпрыжку согласится. А тебе главное и основное – никаких резких движений. Считай, что у него секретное оружие.

– Какое?

– Секретное, – с вызовом повторил я. – Если скажу – выдашь себя с головой. И он нас прикончит.

– А Рыжий?

– Рыжему я предложу вернуться через Переход в Калугу за Библией. Купец как-то обмолвился, что такие книги в Лемберге идут по цене буксира. А Рыжий хочет идти дальше. Он ищет Тьму. Ему нужна леталка и пилот. Я пообещаю ему книгу и содействие. Рыжий вернётся в Калугу…

– Он же знает, что там его схватят, – нахмурился Иван и погладил рукоять меча. Видно, не терпелось ему до Рыжего добраться. – Что же он, дурак, что ли?

– Рыжий в восторге от непробивайки, – напомнил я. – Видел, как он ножи в себя втыкал? Ему сейчас море по колено. Он думает, что всю калужскую самооборону порубить сможет…

– Не понимаю, – вздохнул Иван. – Как только Рыжий пройдёт через Переход, фандр превратится в тряпку.

– Но Рыжий-то этого не знает!

– Это же всюду написано…

Он так и замер с открытым ртом.

– Пасть закрой, – мстительно посоветовал я дружиннику, – не то пчёлка залетит. И не забудь пообещать, что снимешь с меня всё. Иначе лучше тут режь. Не трогал я охранников! Это всё Рыжий. Спроси его. Он сам скажет. Он – честный. И про умения мои забудешь. Не хватало ещё от санитаров прятаться…

– Ничего, что кореша сдаёшь? – спросил Иван.

– Фуфлыжник он, а не «кореш»! Видал, как он меня перед девками опустил?..

А тут и сам Рыжий из крепости вышел. Рот до ушей. Сияет.

Не знают люди, что их за порогом ждёт.

– Ну как там, Рыжий? – спрашиваю. – Что с девушками?

– Порядок! – лучится счастьем Рыжий. – Хорошо, что сидишь, Каин. Недалеко тебе в обморок от восторга падать.

И бросает мне тыкву. Точь-в-точь как те, из которых мы под Брянском пили. Что заботливый – хорошо. Вот только в обморок что-то не падается.

И тут он показывает Библию. Мою. Ту самую. С полочки на стене в лавке Фортанцера. И говорит что-то. Рассказывает. О том, что с Марией и Ленкой теперь всё в порядке. Что купец согласен повернуть на Юг. Что за Библию буксир отдаёт и вместе с нами не прочь сгонять к началу Тьмы. Только я плохо его слышу.

Ветер в ушах. Воет. Насмехается.

А в глазах темно и поблёскивает, будто искры по чёрной пустыне летят.

Я становлюсь на колени и влажным от пота и слёз лицом упираюсь в пыль.

– Господи, Боже мой! – кричу в иссохшую землю громко, навзрыд. – Спасибо за жизнь и что бережёшь мою совесть от подлости.

Молчит Господь. Как вчера. Как позавчера. Как и тысячу лет назад.

Думает. Гадает. Смотрит: разгорится ли новым пожаром ржавая хонда? Или редкие угли так и сольются с кромешным, всепожирающим Светом…

Кожей от санитаров воняло так, что щипало в глазах и першило в горле. Уж и не знаю, чем они там свою одёжку обрабатывают.

Наглые, развязные, уверенные в себе и друг в друге.

На бритых головах – чёрные береты с черепами. Черепок махонький, серебряный, с ноготь величиной, но злой какой-то: ухмыляется и будто в душу заглядывает. У старшего – черепок золотой. Не притрагиваясь, видно: не дутая вещь – настоящее литьё.

Не по себе мне рядом с ними. Дрожь пробирает, как подумаешь, сколько народу эта компания загубила. Монстров они закапывают или нет, никто не проверит. А вот то, что после их ухода в селухе вой стоит, с каким не всякий землетряс провожают, – научный факт.

Поначалу, как увидел с кем в дорогу иду, даже обрадовался. Рота санитаров найдёт на Рыжего управу. А потом опять разобрало – виданное ли дело: только из Заполья человек вернулся, как его опять к депу на темечко отправляют. Несправедливым мне это показалось. И что Тамилкой дали потешиться, не утешает. Я ведь жить с ней хочу, а не тешиться.

Впрочем, грех жаловаться: знатно мы с ней поамурили, отвёл душу.

Хуже, что роту отправляют не со мной вдогонку Рыжему, а в Шостку на разведку – глянуть, что там и как. Уж больно подозрительно у хохлов. Человека всегда должно быть двое. Так ещё с доупаднических времён повелось. Он и она. Мужчина и женщина. А если одни только мужики или, скажем, только бабы, тут санитарному отряду и есть самая работа. Рост и ширина плеч хохлов не смущают, поскольку миролюбиво настроенные эсэсовцы идут исключительно в гуманитарно-познавательных целях: обмен опытом в обнаружении, преследовании и ликвидации нелюдей. Тема, которая во все времена находила самый горячий отклик и сторонников у всех народов. Впрочем, кажется, с питерцами у санитаров что-то не срослось. В учебке по истории что-то такое рассказывали. Не помню… Да плевать мне.

А вот, что по следам Пека отправили только одно звено, не плевать. Как подумаю об этом, сухо в горле становится. Не справиться пятерым санитарам с ковровцем. He-а, никак…

Эх. Недооценило начальство сноровку дикаря. А толково объяснить у меня почему-то не получилось. Только рот раскрываю, чтоб поведать о его бойцовских качествах, в какой-то ступор впадаю. Прямо наваждение какое-то. И лучемёт лейтенанта вряд ли напугает Рыжего. Лучемёт – это такая штука: если достал, то стреляй. А как стрелять, если приказано доставить живым? Жёстко приказано: без живого Рыжего не возвращаться!

А всё потому, что идея Рыжего добраться до Начала Тьмы начальству сильно не понравилась. Крамолу они в этом желании разглядели. Потому и велели: найти и вернуть! Что, конечно же, озадачивает. Плохо я себе представляю: как это Рыжий кого-то послушает. И зачем он им нужен, живой-то? Спросить что-то хотят?

Зато повезло, что в Поле не гонят. Оказывается, за Рубежом у связистов есть станция с известным номером. Как я понял – общественной пользы никакой, туда и не ходил никто: пустыня. Но сейчас пригодилась. Главное, она на ТОЙ стороне. А значит, ударим в тыл: неожиданно и насовсем. Как во всех умных книгах про войну написано…