– И как вы измеряли пройденное расстояние? – Пек вдруг почувствовал злость.

От былой сонной одури не осталось и следа. Теперь от непрошеного вторжения в привычное миропонимание у него всё сильнее болела голова.

– Шли тремя группами. У всех – пятиметровые шесты. Первая группа устанавливает свой шест, вторая и третья группы уходят на расстояние, с которого шест имеет угловой размер пяти сантиметров, если смотреть на линейку с расстояния в один метр. Значит, ушли на расстояние сто метров. Вторая группа устанавливает второй шест, третья группа уходит на такое же расстояние, только теперь ориентируется по двум шестам, чтобы первый шест «прятался» за вторым. Когда установлен третий шест, первая группа снимается с места и обходит вторую и третью группы. Проходит свою сотню метров и устанавливает первый шест. Десять «перекладок» шеста – километр, сто – десять километров. Тысяча – сто километров. Ориентацию не сбивают ни рельеф, ни сиреневые топи. Когда проходили воду, ориентировались по горизонтальному створу из двух шестов. По возвращении все измерения повторили. Ошибки нет.

– А как выбрали стартовое направление?

– Вот наше стартовое направление, – на губах Сергея мелькнула грустная улыбка, он рукой указал на тень башни. – Вот так и ориентировались, по тени зернохранилища.

– Зернохранилища?! – воскликнул Рыжий. – Ты хочешь сказать, что в этой башне хранилось зерно?

– Мы сделали такие выводы по остаткам зерна и механизмам, которые приводили это зерно в движение…

Но Рыжий его уже не слышал. Потрясённый, он повернулся лицом к башне и широко развёл в стороны руки:

– Депут меня подери! Сколько нужно людей, чтобы они могли наполнить зерном такой амбар? Какие площади посевов!!! И сколько нужно народу, чтобы сожрать это зерно до следующего урожая?

Пек почувствовал укол ревности. До сих пор только ему удавалось удивлять дикаря.

– Ваш Край достаточно богат, чтобы оплатить расходы на такую экспедицию? – неприязненно спросил он жреца.

– Экспедицию оплатил Институт, – с достоинством ответил Сергей. – У нас много военно-прикладных разработок, за счёт которых кормимся и можем позволить себе масштабные геодезические исследования.

– Военно-прикладные? – оживился Рыжий. – Например?

– Я не вправе обсуждать с вами эти вопросы. Обратитесь к городничему. Он вам расскажет, что посчитает возможным.

Пек представил, как этот тщедушный малый с усталым голосом и прозрачными глазами, шагая по своей тени, тащит палку в три своих роста… Теперь жрец вызывал уважение и даже опаску.

– Кстати, о зернохранилище, – виноватым голосом продолжил Сергей. Судя по всему, ему было неловко за свой отказ обсуждать «военно-прикладные разработки». – По времени падения с башни свинцовых шаров мы определили величину ускорения свободного падения. Она гораздо меньше привычных девять и восемь!

– Девять и восемь чего? – встрепенулся Рыжий, но купец, предчувствуя недоброе, не позволил Сергею ответить.

– Это очевидно, – сказал Пек. – Ускорение свободного падения – характеристика гравитационного поля планеты. Если Земля разбилась о Дно Мира в лепёшку, то изменилась её форма и распределение массы. Сегодня сила тяжести гораздо меньше, чем она была до Упадка. Это тривиально!

– Наши наблюдения приводят к нетривиальным выводам, – тихо сказал Сергей.

– Надеюсь, ты вправе их с нами обсудить? – не сдержался Пек.

Но жрец оказался равнодушным к колкостям:

– В экспедиции мы сделали множество промежуточных измерений. Радиус окружности, по которой мы двигались, был постоянным.

– Ого! – сказал Пек.

– И что это значит? – спросил Рыжий.

– Это значит, – вместо жреца ответил Пек, – что планета, на которой мы живём, – шар, а не половинка эллипсоида, которым она должна была стать после столкновения с Дном Мира.

– По ускорению свободного падения и радиусу этого шара нам не составило труда вычислить массу планеты. Она составляет три четверти земной…

Но Рыжего больше волновала лоция предстоящего маршрута, а не споры относительно формы и массы Земли.

– Ты сказал, что дошёл до тумана, – напомнил он жрецу. – Это что такое?

– По мере движения на юг лучистая энергия, поступающая от звезды, уменьшается. Значит, где-то проходит граница точки росы: когда температура воздуха достаточно низка, чтобы водяные пары конденсировались и уплотнялись.

– Теории! – не выдержал купец.

– Я эту «теорию» видел собственными глазами, – с достоинством ответил жрец. – Свою экспедицию мы завершили на крутом обрыве, с которого открывался удивительный вид: до самого горизонта долина была затянута плотными облаками. Когда мы начали спуск, то попали в густой туман. Внизу нас ждала солёная вода и необычное для реки волнение. Я думаю, что это море. Вскоре мы повернули назад, поскольку не были готовы к такому испытанию. Кроме того, плохая видимость делала измерения невозможными.

– Надо думать, – кивнул Пек.

Когда Рыжий позвал его смотреть на «летающий шар», он и представить не мог, насколько далеко можно продвинуться в исследовании мира с помощью палки, свинца и верёвки. Результаты ромненских исследований оглушали. Но если они справедливы, почему эту планету до сих пор называют Землёй? Об этом открытии лучше помалкивать. А ещё лучше – поскорее забыть.

– Я слышал, вы направляетесь к началу Тьмы? – неожиданно спросил жрец.

– Допустим, – осторожно сказал купец.

– Ваша леталка позволит пересечь море. Если вы доберётесь до широт, где Солнце касается горизонта, прецессию светила можно будет легко наблюдать. Во-первых, солнечные лучи будут проходить по более длинному пути в атмосфере. Во-вторых, если пройти ещё дальше, будет виден не весь солнечный диск, а только его край. На Солнце можно будет смотреть без опаски за зрение.

– Если Земля вращается, – хмыкнул Пек.

– Она вращается, – уверенно заявил жрец. – Не сомневайся!

– Ты всем гостям города рассказываешь о своих открытиях?

– Нет, – вздохнул Сергей. – Не всем. Работы много, и времени жалко.

– А на нас, значит, тратить время не жалко?

– Интерес у меня, – сказал Сергей. – Хочу напроситься к вам в проводники. Со мной вы доберётесь до тумана быстро и без приключений.

– Приключений?

– Есть несколько специфических мест, где мы теряли людей: зелёная тень, фиолетовая тля, зыбь…

– Но тебе-то зачем?

– Вы же не остановитесь перед туманом? Я думаю, когда температура упадёт ещё ниже, избыток пара выпадет осадками и небо очистится. Мы сможем увидеть нечто необычное. В тех широтах должны быть видны звёзды. Чтобы убедиться во вращении Земли, достаточно будет понаблюдать за ними.

– Звёзды! – Купцу показалось, что Рыжий сейчас захлопает в ладоши. – Мы увидим звёзды! Побегу скажу Каину. Про звёзды в его книге написано. Он сам рассказывал…

– А теперь в синий треугольник! – У Мары изумлённо-радостное лицо.

Елена заливается звонким смехом. Такие лица можно увидеть у детишек, когда им вместо рисовой каши дают кукурузные хлопья. Хлопья везут из Владимира, как ценное лакомство. Доупадническое, конечно. Кто же теперь с такой переработкой возиться будет? Съедаем быстрее, чем растёт, а растёт быстрее, чем сажаем.

Принимаю у присматривающего за балаганом парня следующий нож. Парня зовут Мирик. И такое впечатление, что он с детства напуган: круглые глаза, порывистые движения, плечи развернуты от меня, будто всё время готов к бегству.

Елена раскручивает колесо. Когда разноцветные фигуры сливаются в мутную размытую окружность, она с визгом отскакивает от барабана, а я бросаю нож. Мирик опускает рычаг тормоза, и задолго до полной остановки мишени видно, что нож по самую рукоять сидит в центре синего треугольника. Смех и одобрительные вопли отдыхающей публики. Весело!

Вдоль обода бегут разноцветные фигуры: круг, квадрат, треугольник… В половине из них уже сидят ножи – моя работа. Вокруг толчея, потеха, смех. В сторонке мрачно кучкуются санитары – смешные ребята, почему-то уверены, что следующим отбоем я поверну с ними обратно.