Не так надо было действовать. Не так!

У каждого санитара в бауле дурманяще-отравляющие припрятаны. Чего проще – сонную дурь в воду, тело на плечо – и на обратный курс. Легко и непринуждённо, без хлопот, трудового пота и поломанной мебели. Впрочем, нет. Дикарь же не спорил – согласился. Поэтому санитары на хитрости и не пускались. Были уверены, что он просто двинет обратно. Да что там! Я ведь тоже был в этом уверен! И что характерно: не удивился его согласию.

Потому что с самого начала всё шло как по маслу. Пустыня, сожрав половину звена, угомонилась: сиреневую смерть не прятала, химер не подсылала. Видели несколько облаков сектов на горизонте, полюбовались сражением зарослей крапивы с густой чёрной «сетью» за какую-то падаль. Порадовались, что монстрам не до нас, да и прошли себе мимо. Один раз тряхнуло – слабо, на ногах устояли. Дважды попали под град – темп движения не замедлили… песни для посиделок с девицами, но ветеранов такими историями не удивишь.

Пеленгатор уверенно привёл в Ромны, тут-то я со своими дружками и встретился. И вновь всё гладко, как по паркету: обрадовался мне Рыжий! Обниматься лез, санитаров по плечам хлопал. И шалавы мне улыбались, и купец… даже Каин, и тот изображал радость. Кисленькую, конечно, но радость! Наверное, у них настроение улучшилось, что я сменил лохмотья на свежий комбез. Как человек пришёл, с друзьями…

Только Иван был недоволен. Не дулся, конечно, но и не прыгал от восторга. Темнит, мент, депуты мне на голову. Темнит! Свою игру строит.

И в кабаке по глазам было видно, что не собирался санитарам помогать. А когда я к ним сунулся, напрягся, будто остановить хотел. Не, точно темнит.

Но тогда зачем в Московию отправил? Слухи о связистах ходят разные. Не такие страшненькие, как про санитаров, но около того. Что ему стоило отправить меня на «левый» адрес? И сидеть мне там до второго Упадка. Или до третьего. Не, точно что-то не так. Мутно…

Присматриваюсь к северу: и вправду «мутно» – серое пятнышко пыли белесым колобком катится за нами. С минуту напрягаю зрение, потом хлопаю себя по лбу: не, ну видели недоумка? За кушаком лучемёт с оптическим прицелом, а я зенки терзаю.

Достаю оружие и через оптику разглядываю преследователей. Верховые. Двое. А за ними ещё три гружёных лошадки. Первый всадник очень похож на Пека. Через минуту понимаю, что это и есть Пек…

Зачем?

Зачем торговец прихватил кого-то из местных и откуда у него лошадки с товаром? На какие, так сказать, шиши? Или Мутный нашёл брата по цеху, и купцы скентовались на предмет совместной торговли? С кем? Из глуши в пустыню…

Леталка круто берёт влево, пытаюсь ухватиться за поручень и едва не роняю лучемёт за борт. Прячу оружие за пояс и откидываюсь в кресле. Новая задачка, есть о чём подумать. Чем больше народу хочет идти на юг, тем труднее повернуть на север. Чтобы понимать этот простой и ясный факт, совсем необязательно мыслить системно.

Получается, что жить купцам остаётся только до подхода на расстояние прицельного огня. Вот, как буду уверен, что уложу их двумя залпами, так и расстреляю.

У меня на руках останутся Каин, Рыжий, Купченко и две шалавы.

Каин хочет вернуться в лавку. Ему нужна отмазка от санитаров и амнистия от Дружины. В сложившихся условиях – приемлемая цена за моё счастье и благополучие. Каин мне нужен. Не только как рулевой леталки, но и как важный свидетель, который подтвердит каждое моё слово… а как подтвердит, через сотню-другую отбоев можно будет и в расход пустить. Кому интересна смерть безродного лавочника?

Чего хочет мент, я бы не взялся угадывать, но, если ляжем на обратный курс, ему некуда будет деться: меня убивать он не станет, а буром против всех не в его характере.

Так. Кто там ещё остался… шалавы? Ну, мнение этих меня вообще не интересует. Если им что-то не понравится, разрешу сойти с леталки прямо на месте разворота.

Это что же получается? Всё, что мне нужно, – это каким-то образом вырубить Рыжего и не допустить возвращения купца. Ко второму приступлю через минуту, а чтобы реализовать первое, нужно всего лишь отыскать вещи санитаров. Какое-то зелье у них наверняка припрятано, не могли они выйти без него…

Депут подери! Я таки идиот!

Чувствую, что краснею. Растираю ладонями лицо и шею. Всё-таки прав Сальтан: у меня что-то не в порядке с головой. Я только что едва не дурканул свой пропуск домой. Санитары вещички побросали в общаге. А привёл нас туда купец. Значит, побежав за лошадкой, купец рванул к месту постоя эсэсовцев. Но если он был там, то обязательно прихватил вещички.

Есть у него такая нездоровая фишка – ковыряться в чужих шмотках.

Оглаживаю грозное оружие за кушаком и не могу сдержать довольной улыбки: ещё немного и поверю в Бога Каина – если бы Господу было угодно это путешествие, стал бы он вооружать меня лучемётом и сонной дурью?

Всего-то делов – намешать Рыжему в воду снотворного, а когда он уснёт, показать всем лучемёт и кто в доме хозяин. Для демонстрации решительности намерений пущу в расход одну из шалав. Елену, наверное. К ней дикарь ровнее дышит. Купца с его товарищем отправлю дальше: пусть себе скачут куда скакали. Каин будет только рад повернуть, а с Иваном буду играть в начальника, чьи приказы могут обсуждаться исключительно в порядке трупизации недовольных.

И ведь как просто!

А воевода в моём уме сомневается…

Могу я мыслить системно! Могу!

И безупречный план мой – тому подтверждение.

Резкая остановка леталки впечатывает меня вместе с креслом в стенку кокпита. Отдираюсь от стены, делаю шаг на сундук и приподнимаюсь над крышей: спереди долетают возбуждённые голоса, но я не вижу причины остановки.

Спускаюсь на палубу и, перегнувшись через перила, осматриваю грунт: серая пыль с травой и редким гравием. Прыгаю и осторожно обхожу леталку по правому борту.

– Данила, стой! – предостерегает меня голос Рыжего. – Стой и не двигайся!

Рыжий уже с час присматривался к одинокому высохшему дереву, мимо которого мы должны были вот-вот пролететь. За это время выжженный солнцем «цветок» пустыни настолько слился с ландшафтом, став его неотъемлемой частью, что без него я бы не взялся описывать окружающую нас местность.

Камень, рвы, овраги… редкие оазисы кустов, о которые разбиваются волны пыли, поднимаемые порывистым ветром. Небо чистое, если не считать чёрную монету стервятника над нами. Но на стервятника дикарь ни разу не глянул, я специально подсматривал. А вот фиолетовая паутина скрюченных веток без листьев привлекла его внимание с самого появления на горизонте.

Когда до сухостоя оставалось с полкилометра, Рыжий напряжённым голосом приказал Каину остановиться.

Тот, увлечённый своими мыслями, продолжил движение, и Рыжий его ударил:

– Стой, я сказал!

Каин резко затормозил и, потирая ушибленное плечо, с возмущением повернулся к дикарю:

– Ты мне чуть руку не сломал!

– А бить-то зачем? – заступился я за рулевого.

– Если бы мы пролетели ещё десяток метров, руки нам бы уже точно не понадобились, – спокойно ответил Рыжий. – И ноги тоже.

Его спокойный тон привёл нас обоих в чувство. В самом деле, как-то забылось, что кругом смерть, а мы – лишь непрошеные гости в чужом краю.

– Данила, стой! – крикнул Рыжий куда-то за борт. – Стой и не двигайся!

Судя по всему, дружиннику хватило ума послушаться. Во всяком случае, дикарь вновь обратился к фиолетовому дереву, поворачивая и покачивая головой, будто разглядывая растение то одним глазом, то другим, прислушиваясь и принюхиваясь.

– Это конец, братцы, – несколько минут спустя жизнерадостно воскликнул Рыжий. – Эти твари или сожрут всех, или нужно бросать жребий.

– О чём ты говоришь? – устало спросил Каин.

– Фиолетовая тля, – уверенно заявил Рыжий. – У нас её называют синей мушкой. Если присмотритесь, видно, что дерево будто в чешуе, только это не чешуя. Это рой. Нас заметили. Они атакуют, как только начнём удаляться. Подойти можно вплотную. И даже постоять рядом. Но шаг в сторону – и кирдык. Попали, в общем… – Он смущённо шмыгнул носом. – Извините, недоглядел. В наших краях она по-другому выглядит.