Дождь смывает с меня пот и грязь.

Я рычу – это мой смех. Я слеп от усталости – это моя жизнь. Мне нравится, когда темно. Я ненавижу свет. Сверкает молния. Выпад. Промах. Кричу от разочарования. Когда-нибудь я всё-таки её подсеку. Сырым холстом рвётся лоскутами небо. Мой крик заглушает перекаты грома.

Из толщи дождя проступает сверкающее тело торнадо. Захваченная вихрем вода отблёскивает сталью. Торнадо выглядит гигантским змеем, который стоит на хвосте и головой упирается в небо. Это полоз за мной вернулся. Тот самый, которого я сожрал два отбоя назад. Он пришёл, чтобы свести со мной счёты. Гул становится невыносимым. Капли дождя, раскрученные ветром, кусают левую щеку. Мне приходится отвернуться вправо, чтобы сберечь глаза. Ветер настолько плотен, что я откидываюсь влево, едва не ложусь на воздух. Как же неудобно будет из этого положения ударить змея!

Из-за правого плеча слышу крики. Кто-то зовёт. Напрасно! Сейчас я покажу этой твари, как умирает человек. Я делаю шаг, разминаю кисти рук, раскручивая веером оружие, примериваясь для решительных ударов. Вот она – последняя битва! Самое время показать депам, кто в этом мире хозяин. Я убью его. Я убью их всех! Зарублю на хрен!..

Что-то тяжёлое накрывает голову. Кажется, меня ударили. Кто посмел? Слабеют руки. Из ладоней скользит оружие. Я падаю сквозь вечность в никуда.

Меня подхватывают и несут…

– Тебя как зовут, Рыжий?

Его лицо было передо мной, и я видел, как он старался, но не мог постичь, о чём это его спрашивают.

– Это шутка такая? – спустя долгую минуту отозвался Рыжий.

За стенами убежища – ливень. Гроза отбушевала, теперь просто льёт: безнадёжно, безысходно, беспросветно. Почва, насколько пелена дождя позволяет видеть, сплошь покрыта водой. Грунт не успевает впитывать влагу, и теперь всё пространство вокруг превратилось в одно непроходимое болото.

– Нет, – вздохнул я, – не шутка. Не сразу же ты стал «Рыжим». Мама и папа тебя как называли?

– Чьи? – спросил дикарь. – Чьи мама и папа?

Чувствую, что сейчас я ему неприятен. Он едва сдерживался, чтобы не нагрубить.

– Твои, – моё благодушие завело переговоры в тупик. – Твои мама и папа.

Он облизнул губы и не сказал – выдохнул:

– Я не помню их. Меня деревенский сход кормил.

Становится неловко за свою навязчивость. Слева лежит Каин, справа – Данила. На корме, на своём месте между двумя сундуками, сладко посапывает Булыга. Так уж получилось, что Рыжий оказался напротив меня. Спать рано, прикидываться бревном – как-то не с руки: человек совершил подвиг. Я, к примеру, не уверен, что выстоял бы против роя. А ещё обидно, что мы потеряли Феликса. Похоже, парня таки допекла совесть за то, что оставил товарищей. Иначе не объяснить, с какой дури он полез на выручку дикарю. Верная смерть… и купец тоже хорош – вещички погибшего конвоя к себе уволок. Никогда о таком обычае не слышал.

– А где ты учился рётодзюцу?

Он хмуро смотрел на меня и молчал.

– Искусство боя с двумя мечами, – пояснил я. – Тысячу лет назад в Японии так называли этот вид фехтования.

– Фехтования?

Справа завозился Данила. Я почувствовал его интерес к моим попыткам разговорить Рыжего.

– Фехтование – это ведение боя холодным оружием. Ты что, в школе не учился?

– В деревне меня называли Ржавая Хонда, – сказал дикарь. – Я не знаю, что это значит. Я не помню маму и папу и в школе никогда не учился. Что-нибудь ещё?

И вдруг у него дёрнулась нижняя губа. Нервный тик. То ли от напряжения, то ли ещё от чего. Не иначе давняя контузия. Но не лицо Рыжего меня поразило, а реакция соседей: Каин и Данила одинаково и одновременно качнулись от меня в разные стороны. Будто хотели отодвинуться.

Каин – понятно. Он вместе с Рыжим пришёл и следы волнения на лице своего приятеля должен читать правильно. Но почему дёрнулся Данила? Тик Рыжего он понял так же, как и Каин: опасность, бежать! Получается, Данила знает Рыжего? Это многое объясняло в поведении калужского дружинника: молчаливость и отстранённость…

Данила боится, что его узнают по голосу, и поэтому молчит?

Тогда одёжка нашего «пополнения» всё-таки из Калуги, как мне и показалось. Получается, босяки раздели дружинников?

Ох-хо-хо… и почему же тогда Данила не сворачивает операцию? Боится отчёта за четверых покойников? Стоп! Уже пятерых! Выходит, сектов Булыга подогнал, чтоб избавиться от дикаря? А я-то думаю, почему они скопом на него одного бросились. Здесь, наверху, штук пять гудело, не больше. Легко отбились. Даже и не «бились» – так, отмахнулись…

– «Тысячу лет назад в Японии», – неожиданно оживился Рыжий. – Значит, ещё до Упадка?

Я не сразу понял, что это он мои слова повторил, но вопросу обрадовался:

– Конечно, Рыжий. Задолго до Упадка.

– А где это – Япония?

– Далеко отсюда. Когда-то Земля была шаром, а не блином, и Япония располагалась по другую от нас сторону планеты. Кстати, «хондой» японцы называли главное рисовое поле. Если в поросли риса находили вредителя, то поджигали, чтобы зараза не перекинулась на другие поля. В те времена были ночи, и в тёмное время суток такие тлеющие поля казались ржавыми…

Рыжий слушал внимательно, но благодарить за тайну имени не стал:

– Япония – это Америка?

– Америка? – Я удивился. – Нет. Это не Америка. И даже не рядом.

– А я слышал, что под нами была Америка, – настаивал дикарь.

Я почувствовал, как мои соседи перевели дух и завозились, устраиваясь удобнее.

– Что такое «треть», ты знаешь?

Рыжий опять зло прищурился.

– Так вот, – поспешил я продолжить, – если бы мы в то время разрезали земной шар по широте, на которой сейчас находимся, то Московия, Япония и Америка на этой окружности оказались бы равноудалёнными. Это и значит, что эти страны были в третях полного угла. Только на широте Брянска эта окружность пройдёт выше Японии, и на ней будет не Америка, а Канада. Пока всё понятно?

– Канада?! – с подчёркнутым задором переспросил Рыжий. – Ну конечно! Я сразу так и подумал – Канада! Какой разговор…

Я поискал глазами что-нибудь круглое, чтобы лучше пояснить свою мысль, но Рыжий переключился на другое:

– От этих стран что-нибудь осталось? До них можно дойти?

– Вот оно что… – протянул я. – Так ты в Америку собрался? А я думал, что это шутка.

– «Шутка»?

– Я Ивану рассказывал, – вклинился Каин, – что ты идёшь к началу Тьмы. Только я не говорил, что это шутка.

– А я не говорил, что однажды отрежу тебе язык? – спросил дикарь.

Мне не понравилось, как он это сказал: холодно и враждебно.

– Их всех не стало, Рыжий, – поспешил я с объясняловом. – Вершина нашего мира где-то неподалеку от Мурманска. Там Солнце стоит в зените. Если очертить из этого центра круг радиусом три тысячи километров, получим зону биологической катастрофы. Дальше идёт кольцо геологической катастрофы. Туда втекают реки. Потом, предположительно, Океан. Но его никто не видел, потому что через завалы застывшей магмы ещё никто не пробирался. Ходят слухи о летательных аппаратах, построенных до Упадка, на которых можно добраться до Океана. Но точных сведений нет.

– А как это произошло? – поинтересовался Рыжий. – Из-за чего Упадок?

– Тоже ничего определённого. Ни документов, ни записей. Неудивительно: если Земля рушится, то выживают те, кто думает о себе, а не о протоколе наблюдений. Если верить легендам, Тьма умерла из-за победы Света. Задолго до Упадка находились пророки, которые предупреждали о близком конце Мира. Люди должны были жить иначе: не воевать, не ссориться, не грузить планету жадностью. Чтобы хоть как-то упорядочить свою жизнь, люди начали избирать депутов, которые должны были следить за порядком. Только вместо борьбы с беспорядком депуты возглавили его. Мир всё быстрее погружался в Тьму. Свету это надоело, включились вулканы, и запылал Судный день. Земля вместе с Солнцем грохнулись о небесную твердь, и Свет победил. Теперь над нами всегда Солнце. Как-то так…