В первой половине XVI в. старец псковского Елеазарова монастыря Филофей в своих «Посланиях» великим князьям Василию III, Ивану IV и великокняжескому дьяку в Пскове М. Г. Мисюрю Мунехину развил далее на религиозной основе теорию всемирно-исторического значения Русского государства: «Москва — третий Рим». Два Рима — древний и новый (т. е. Константинополь) пали вследствие измены православию. Остался незыблемым третий Рим, Москва, — твердыня православия. Русское царство — это последнее мировое государство, его появление на всемирно-исторической арене означает наивысший этап исторического развития человечества, а русский царь — единственный и богом избранный христианский царь на земле. «Блюдый же, внемли, благочестивый царю, — обращался Филофей к Василию III, — яко вся християнская царства снидошася в твое едино, два убо Рима падоша, а третий стоит, а четвертому не быти, и уже твое хрестьянское царство инем… не останется…»[11].
Классовый смысл исторической концепции «Москва — третий Рим» заключался в укреплении позиций великокняжеской (царской) власти как власти, поставленной божественным промыслом; в освящении авторитетом церкви борьбы со всеми проявлениями вольномыслия; в идеологической пропаганде международного значения Русского централизованного государства.
В развитии феодальной историографии по вопросу об образовании единого Русского государства определенную роль сыграла «Книга степенная царского родословия» — памятник 60-х годов XVI в. Это произведение содержит историю самодержавия на Руси, витиевато изложенную в виде биографий ряда великих московских князей и доведенную до царствования Ивана Грозного. Согласно концепции Степенной книги, история самодержавия неотделима от истории православия[12].
Центрами самодержавного властвования на разных этапах русской истории, по мнению автора Степенной книги, последовательно выступали Киев, Владимир-на-Клязьме, Москва.
Образование Русского государства с центром в Москве знаменует собой, согласно концепции Степенной книги, третий этап русской истории. Уже в княжение Юрия Долгорукого (XII в.) определяется роль Москвы как преемницы Владимира-на-Клязьме и Киева. «Сий великий князь Георгий Владимеричь в богоспасаемом граде Москве господьствуя, обновляя в нем первоначальственное скипетродержание благочестиваго царствия…»[13]. Князю Даниилу Александровичу (конец XIII — начало XIV в.) было предопределено стать родоначальником московских царей и пересадить на московскую почву самодержавие, зародившееся в Киеве и расцветшее во Владимире-на-Клязьме[14]. Расцвет самодержавия, по мнению автора Степенной книги, падает на княжение Ивана III и царствование Ивана IV[15].
Так в Степенной книге принимает законченный характер концепция феодальной историографии, трактующая складывание централизованного государства на Руси как процесс укрепления самодержавия, являющегося якобы исконным фактом русской истории, освященного провидением и исторической традицией.
Апологетом самодержавия был царь Иван Васильевич Грозный. В послании к князю А. М. Курбскому он изображает историю в России самодержавия (как власти, установленной богом), воплощая эту историю в лицах ряда древнерусских князей: Владимира Святославича (X — начало XI в.), Владимира Мономаха (XII в.), Александра Невского (XIII в.), Дмитрия Донского (XIV в.), Ивана III и Василия III (XV–XVI вв.). Деятельность каждого из названных князей, по мысли Ивана Грозного, знаменует определенный этап в развитии самодержавия. Он отмечает принятие Русью христианства во времена Владимира Святославича, передачу на Русь из Византии знаков царского достоинства в княжение Владимира Мономаха, победы, одержанные над ливонскими рыцарями («над безбожными немцы») Александром Невским и над татаро-монгольскими полчищами Мамая («над безбожными агаряны») Дмитрием Донским. Далее Грозный упоминает об историческом возмездии, постигшем татаро-монгольских завоевателей в княжение Ивана III («мстителя неправдам») за их вторжение на Русь в XIII в., и о завершении собирания основных русских земель во времена Василия III («закосненным прародителствия землям обретателя…»)[16]. Таким образом, единое государство на Руси, согласно концепции Ивана Грозного, создалось в конце XV — начале XVI в. вследствие божественного предопределения, сохранившего в течение веков в целости самодержавие, освященное авторитетом православия («сего православия истинного Российского царствия самодержавство…»). Исполнителями божественной воли на земле выступают, по Грозному, русские князья, добивающиеся политического единства страны путем собирания своих «отчинных» владений и разгрома иноземных захватчиков.
Несколько иное решение, чем у Ивана Грозного, нашел вопрос о едином Русском государстве у его политического противника и оппонента — князя А. М. Курбского, который не отрицал необходимости объединения Руси, но считал, что ранее самостоятельные великие и удельные князья должны были при этом сохранить свои прежние привилегии и пользоваться государственной властью наряду с великим князем московским. В произведениях А. М. Курбского также господствует идея провиденциализма. Но наряду с этим в системе его взглядов уже значительное место занимает представление о роли в историческом процессе естественных свойств людей, оказывающих влияние друг на друга и на историческое развитие в целом. С этих философских позиций А. М. Курбский обосновывает свой взгляд на создание единого Русского государства как на процесс, связанный с уничтожением московскими князьями всех своих противников из числа других русских князей. Страсть к такому уничтожению была, по А. М. Курбскому, природным, наследственным качеством, присущим представителям московского княжеского дома. Московские князья «…обыкли тела своего (т. е. тела представителей княжеского же рода) ясти и крове братии своей пити». Такой установлен у них «издавна обычай». Ссылаясь на свидетельства «летописцов русских», А. М. Курбский приводит в Послании к Ивану Грозному факт убийства в Орде князем Юрием Даниловичем московским князя Михаила Ярославича тверского как первое проявление кровожадной политики московских князей. Преступление Юрия Даниловича, по мысли А. М. Курбского, послужило началом дальнейших злодеяний московских князей, проливавших кровь своих братьев, владевших другими княжествами[17].
Столкновение двух концепций феодальной историографии по вопросу о Русском централизованном государстве (Ивана Грозного и А. М. Курбского), возникших в условиях острой внутриклассовой борьбы, сопровождавшей процесс ликвидации политической раздробленности, нашло отражение и в последующей дворянской и буржуазной исторической литературе. Ее различные представители, защищая монархию, по-разному (то положительно, то отрицательно) оценивали политику московских великих князей.
Особый отпечаток на феодальную историографию наложили события начала XVII в.: крестьянская война и борьба русского народа с иностранными интервентами. Историки и публицисты из среды господствующего класса, извлекшие урок из этих событий, особенно подчеркивают необходимость единства и крепости Русского государства. Они имеют в виду прекращение смут в лагере феодалов и классовой борьбы как условие, которое даст возможность стране противостоять польско-шведской интервенции. В свете этих политических настроений писатели начала XVII в. яркими красками рисуют силу и могущество Русского государства конца XV и XVI в., противопоставляя прошлое настоящему. В этих исторических воспоминаниях используются все элементы господствующей концепции образования единого государства на Руси: теория «Москва — третий Рим», версия о родстве династии русских царей с династией римских императоров, утверждение о божественном происхождении и исконном существовании самодержавия на Руси и т. д. Келарь Троице-Сергиева монастыря Авраамий Палицын в специальной главе своей «Истории в память предыдущим родом…», именуемой «Сказание вкратце о разорении царьствующаго града Москвы…», вспоминает, как в прошлом «царствующий сей град Москва, паче же реку Новый Рим», «…растяше и возвышашеся и от многих государств поклоняем, богатством же и славою и многонародным множеством и превеликим пространством, не токмо в Росии, но и во многих ближних и далних государствах прославляем и удивляем бысть…»[18].
