Трактовка С. Б. Веселовским ряда явлений, относящихся к проблеме ликвидации политической раздробленности, вызывает возражения. Так, конечно, нельзя объяснить дроблением вотчин (в результате семейных разделов и наделения приданым женщин) подчинение великокняжеской московской власти ряда княжат и бояр, «вотчинные гнезда» которых, по мнению С. Б. Веселовского, «сыграли роль как бы питомников» профессиональных воинов — служилых людей Русского государства[339]. Социальную борьбу, сопровождавшую процесс формирования единого государства, С. Б. Веселовский сводит по преимуществу к противоречиям внутри господствующего класса (видя ее проявление в столкновениях отдельных юридических норм) и почти не касаясь борьбы антагонистических классов. Так он говорит о тех «противоречиях в среде землевладельческого класса», которые отразились во взаимодействии двух противоположно направленных правовых институтов, регулировавших поземельные сделки (право родового выкупа вотчин, стеснявшее их мобилизацию, и отдача их в залог, как форма замаскированного отчуждения). В ликвидации этих противоречий усматривает С. Б. Веселовский один из результатов «объединения Северо-Восточной Руси под властью московских государей», сопровождавшегося «перерождением социальных отношений времен удельной раздробленности Руси»[340]. Отсутствием классового подхода к историческим явлениям объясняется и неправильное утверждение С. Б. Веселовского, что московские великие князья, начиная с Ивана III, проводили политику «общей нивелировки и подчинения всего и всех» их «неограниченной власти», вводили «во всех областях жизни» «безличные общие нормы отношений» и т. д.[341]
Неубедительно выглядит слишком прямолинейно и схематично устанавливаемая С. Б. Веселовским связь между экономическим положением землевладельцев и занимаемой ими политической позицией. Сторонниками «великодержавной политики московских государей и политического единства Руси» выступают, по С. Б. Веселовскому, «землевладельцы общерусского масштаба», бывшие собственники многих вотчин, разбросанных по стране, хозяйство которых, однако, являлось отсталым и строилось на эксплуатации природных богатств. В противоположность этому «многовотчинному богатому боярству», бывшему «пережитком старины» в экономическом отношении и одновременно «передовым элементом» с политической точки зрения, противостояли, по С. Б. Веселовскому, землевладельцы среднего и мелкого калибров, вотчины которых скоплялись в одном или двух соседних уездах; ведя передовое по тому времени земледельческое хозяйство, эти представители господствующего класса, как считает С. Б. Веселовский, долго связывали свои судьбы с удельными князьями, боровшимися за сохранение политической раздробленности[342].
Таким образом, многие обобщения С. Б. Веселовского имеют искусственный характер и очень уязвимы в теоретическом отношении[343]. Но многочисленные отдельные конкретные наблюдения автора, знатока актового материала, использовавшего его не в качестве отдельных иллюстраций, а в массовом масштабе, будучи переосмыслены с марксистско-ленинских позиций, могут очень помочь пониманию процесса образования централизованного государства.
С историей аграрных отношений тесно связан вопрос о положении феодально-зависимого сельского населения. Широкую известность и в СССР и за рубежом приобрела книга Б. Д. Грекова «Крестьяне на Руси с древнейших времен до XVII века»[344]. В этой книге впервые всесторонне раскрыта с марксистско-ленинских позиций история русского крестьянства вплоть до Соборного Уложения 1649 г., знаменовавшего значительный перелом в его положении.
Поднят в монографии Б. Д. Грекова и вопрос об изменениях в судьбах крестьян на Руси в связи с образованием Русского централизованного государства. Эти изменения, по мнению Б. Д. Грекова, были связаны с крупнейшими переменами в жизни всей Европы во второй половине XV в. и в первой половине XVI в. Исчезала феодальная замкнутость отдельных государств. Менялась экономическая карта мира. В аграрных странах (к которым принадлежала и Россия) усиливалось производство сельскохозяйственных продуктов «как для удовлетворения нужд тех стран, которые сократили у себя обработку полей, так еще в большей степени для удовлетворения нужд растущего собственного внутреннего рынка»[345].
Б. Д. Греков считает существенным явлением русской истории второй половины XV в. и первой половины XVI в. превращение земледелия «в отрасль хозяйства, производящего товары, под влиянием прежде всего внутреннего рынка». Автор отмечает в качестве показательных фактов этого времени возникновение новых поселений городского типа и оживление старых городов. Б. Д. Греков говорит, что в связи с развитием рынка в экономике Руси увеличивается роль денег. Сокращается применение рабского труда и возрастает значение труда свободного. На деньги переводятся натуральные оброки. В то же время, если некоторые страны Западной Европы в конце XV — первой половине XVI в. «переживали переходный период от средневековья к новому времени, от феодализма к капитализму», то в России «старый способ производства оставался в силе». Здесь, пишет Б. Д. Греков, «капитал шел не по революционизирующему производство пути, а в направлении консервации феодального способа производства»[346].
Необходимость приспособления феодального хозяйства к развивающемуся внутреннему рынку по-разному сказалась на различных категориях землевладельцев. Многие бояре «не сумели перестроить свои хозяйства в связи с требованиями жизни» и разорились. Монастыри, напротив, оказались передовыми хозяевами и увеличили свои владения «на боярских костях»[347]. Экономически более жизнеспособными (чем бояре) показали себя и новые кадры землевладельцев — помещики-дворяне.
Превращение хлеба из «необходимого жизненного продукта» в «заметный товар на внутреннем рынке»[348] явилось побудительным мотивом для землевладельцев к увеличению барской запашки и к переводу своих крестьян с ренты продуктами на барщину. В то же время перед феодалами в связи с расширением их хозяйства встал вопрос о том, «как удержать за собой старые кадры рабочей силы» и «привлечь к себе новые». Так изменения в экономике России вели к усилению крепостничества.
Рассматривая различные категории сельского населения (старожильцы, серебреники, кабальные люди, половники, монастырские детеныши, бобыли), автор приходит к выводу, что русская деревня изучаемого им времени, «втянутая в водоворот товарных (простых) отношений, переживала очень серьезное время» («расслоение внутри», возросшие в связи с образованием централизованного государства требования казны, нажим на крестьян со стороны землевладельцев)[349].
Книга Б. Д. Грекова явилась одним из крупнейших достижений советской исторической науки. Все же ряд выводов автора является спорным. Б. Д. Греков преувеличивает степень развития товарно-рыночных отношений во второй половине XV в. и их роль в процессе крестьянского закрепощения. В то же время он далеко недостаточно показывает значение в этом процессе эволюции форм феодальной собственности и развития вширь и вглубь системы феодальных отношений. Ни теоретически, ни конкретно-исторически недоказуем тезис о большей приспособляемости к рынку поместно-дворянских и монастырских, чем вотчинно-боярских, хозяйств. Вызывает ряд возражений трактовка Б. Д. Грековым различных категорий сельского населения, о чем я скажу в специальной главе.
