Данное докончание завершило усобицу между великим московским князем Семеном Ивановичем и его братьями, которую можно считать первой феодальной распрей в среде князей — потомков Калиты. В распре этой приняло участие боярство, она затронула и другие слои московского общества.
Данные о феодальной усобице можно почерпнуть из самой грамоты 1350–1351 гг. Во-первых, показательна следующая статья: «А кто имет нас сваживати [наши бояре?][1778], исправы ны учинити, а нелюбья не держати, а виноватого казнити по исправе». Из статьи можно сделать вывод, что между князьями произошла какая-то ссора, отражавшая в значительной степени борьбу между разными группами боярства, поддерживавшими разных князей. Во-вторых, в докончании сыновей Калиты имеется указание на конкретного виновника княжеской «свады», боярина Алексея Петровича Хвоста. Он «вшел в коромолу к великому князю», т. е. принял участие в заговоре против Семена Ивановича, и поплатился за это. Князь Семен Иванович потребовал от своих братьев, чтобы они не принимали виновного боярина к себе на службу и предоставили великому князю расправиться с Алексеем Хвостом и его семьей так, как он сочтет нужным («…волен в нем князь великии и в его жене и в его детех»). Имущество Алексея Петровича Хвоста было конфисковано великим князем; часть этого имущества последний передал своему брату Ивану, взяв с него обязательство ничего не возвращать опальному боярину и не оказывать ему никакой поддержки[1779].
Княжеская усобица середины XIV в. нашла известный отклик в духовной грамоте великого князя Семена Ивановича 1353 г. Воспоминаниями об этой усобице, по-видимому, продиктована заключительная часть этой грамоты, в которой князь Семен дает совет своим братьям соблюдать политическое единство («жити заодин»), следуя завещанию их отца Ивана Калиты, не слушаться «лихих людей», которые станут разжигать между князьями вражду («…хто иметь вас сваживати»), а опираться на «старых бояр, хто хотел отцю нашему добра, и нам»[1780]. Очевидно, Семен Иванович различает среди московского боярства дие группы: сторонников и противников великокняжеской власти. Первых он именует «старыми боярами», вторых (к ним, конечно, принадлежал и Алексей Хвост) — «лихими людьми».
Если договор Семена с братьями, завершивший княжескую «сваду», был заключен в 1350–1351 гг., то, следовательно, сама «свада» относится примерно к 1349–1350 гг. Для Московского княжества рубеж 40-х и 50-х годов XIV в. был временем внешнеполитических осложнений. Как указывалось в предыдущем параграфе, в это время литовский великий князь Ольгерд сделал попытку заключить союз с Ордой против Московского правительства. Войска короля Магнуса напали на Новгородскую землю, и Новгород обратился за военной помощью к великому князю московскому. Московское правительство сумело, как было указано, парализовать возможность литовско-ордынского сближения. Но это, надо думать, было достигнуто путем каких-то обязательств (вероятно, прежде всего финансового характера, по уплате новой дани), взятых московским великим князем перед Ордой. Необходимость улаживать дела Московского княжества в Орде отвлекала князя Семена Ивановича и от активного участия в новгородских делах. В 1348 г. он отправился с войском в Новгород, с тем чтобы поддержать его в борьбе со шведскими захватчиками, но вынужден был вернуться в Москву, поскольку туда прибыли ордынские послы.
В другой своей работе я уже указывал, что выступление части боярства (в том числе Алексея Петровича Хвоста) с оппозицией великому князю Семену Ивановичу было вызвано недовольством ориентацией последнего на союз с Ордой[1781]. К тому, что я говорил ранее, я теперь добавил бы, что это недовольство выразилось, вероятно, во-первых, в критике московского правительства за его стремление удовлетворить денежные запросы Орды, что приводило к отягощению поборами русского населения (прежде всего горожан). Во-вторых, по. всей вероятности, оппозиционным боярством ставился вопрос относительно того, что великий князь неумело руководит военными силами и это приводит его к подчинению всем требованиям Орды и вообще к пассивности в области внешней политики. В договорной княжеской грамоте 1350–1351 гг. имеется такое условие: «А что ся оучинить просторожа от мене или от вас, или от моего тысяцьского и от наших наместников, исправа ны оучинити, а нелюбья не держати»[1782]. Очевидно, московскому великому князю предъявлялся упрек в каком-то конкретном военном просчете («простороже»).
Вероятно, выступая против Семена Ивановича, Алексей Хвост и его единомышленники пытались найти поддержку со стороны братьев великого князя, и это им удалось. Между князьями произошла «свада», во время которой (судя по их последующему договору 1350–1351 гг.) был поднят ряд политических вопросов (о правах удельных князей, об организации государственного аппарата и вооруженных сил и т. д.). Лишь после того, как все недоразумения по указанным пунктам были урегулированы специальным договорным трактатом и удельные князья отказались от дальнейшей поддержки Алексея Хвоста, княжеская распря закончилась. Видно, что князь Семен добился для себя ряда преимуществ материального и политического характера, что привело к усилению великокняжеской власти.
После смерти в 1353 г. Семена Алексею Петровичу удалось восстановить свое положение. В 1357 г., как видно из летописного известия о его насильственной смерти, он был тысяцким. Можно предполагать, что в своей борьбе за власть Алексей Петрович находил опору в среде горожан, чему не могла не содействовать его оппозиция политическим мероприятиям покойного князя Семена Ивановича, в интересах Орды усиливавшего налоговый гнет.
После смерти Семена Ивановича в среде московского боярства разгорелась новая борьба, принявшая особенно обостренные формы в 1357 г. Летописи рассказывают, что в феврале этого года тысяцкий Алексей Петрович был найден в Москве убитым. Труп его обнаружили на площади рано утром, «в то время, егда заоутренюю благовестять». Обстоятельства убийства остались неизвестными. По словам летописца, «оубиение же его дивно некако и незнаемо аки ни от кого же никимь же…». Но в то же время летописи подчеркивают, что насильственная смерть московского тысяцкого была результатом заговора против него ряда бояр: «Тое же зимы на Москве вложишеть дьявол межи бояр зависть и непокорьство дьяволим наоучениемь и завистью оубьен бысть Алексии Петровичь тысятьскии…»[1783]
О том, что гибель Алексея Петровича последовала в результате политического убийства, осуществленного по решению его противников из числа бояр, видно также из последующих событий. Скоро после того, как погиб тысяцкий, видные московские бояре с семьями уехали в Рязань. Этот отъезд летописи ставят в прямую связь с желанием бояр избежать ответственности за совершенное ими убийство. «Тое же зимы по последьнемоу поути большие бояре московьскые того ради оубииства отъехаша на Рязань с женами и з детьми». Если вспомнить, что Рязанское княжество вело в это время враждебную политику в отношении княжества Московского, что в 1353 г. рязанские войска захватили принадлежавшую до этого Москве Лопастну, то станет ясно, что московские бояре за пределами своего княжества нашли приют в неприязненном московскому правительству феодальном лагере. Вероятно, у московских и рязанских бояр был предварительный сговор.
Из кратких летописных известий трудно составить представление о расстановке сил среди московского боярства. Но, по-видимому, группа Алексея Хвоста проводила курс на укрепление Московского княжества, усиление его военных сил и постепенное освобождение его политики от опеки Орды. Группа Василия Васильевича Вельяминова, бывшего тысяцким при князе Семене, надо думать, отстаивала линию подчинения Орде и была против активизации внешней политики Московского княжества. Если все, что я говорю, верно, то становятся понятными известия летописей о дальнейшей судьбе московских бояр, бежавших в Рязань. Рогожский летописец рассказывает, что князь Иван Иванович, побывав в 1358 г. в Орде, «принял» там бояр, которые «были на Рязани», — среди них Василия Васильевича (вероятно, имеется в виду Вельяминов). Согласно Никоновской летописи, Иван Иванович по возвращении из Орды в Москву вызвал туда двух бояр, «иже отъехали были от него на Рязань»[1784]. Очевидно, в Орде линия поведения указанных бояр получила одобрение.
