Одна из тем, привлекающих внимание автора «Хождения», — тема о тех бедах, которые принесли Константинополю завоеватели. Так, говорится о разрушениях крестоносцами памятников искусства («…били фрязове, коли владели Царимградом, и… узорочеи много потеряли»). Приводятся чудеса, связанные с наступлением крестоносцев на столицу Византии («…икона плакала, коли фрязове хотели выняти…»). В качестве же эмблемы былой военной мощи города выступает в «Хождении» «столп» с изображением Юстиниана — грозы сарацин. Итак, проблема обороноспособности зримо или незримо, но постоянно направляет мысль автора.
Наконец, автор «Хождения» интересуется и вопросами внутриполитической жизни Константинополя, например организацией там суда. Не случайно описал он статуи «Правосудов» из «черленого мрамора». По преданию, если возникала тяжба о денежных суммах, то стоило тяжущимся вложить в руку «Правосудам» деньги, и те сразу определяли, кому они должны принадлежать. В то время, когда возникло рассматриваемое «Хождение», статуи «Правосудов» стояли разрушенные: «попортили их фрязове: один перебит надвое, другому рукы и ногы перебиты и носа сражено»[1508].
Забота о правосудии, о «правде» постоянно проявляется в памятниках городской литературы. Соблюдение «правды» должно было обеспечить купечеству охрану его торговых интересов в обстановке феодальных усобиц и войн, должно было содействовать поддержанию классового «мира» в условиях обострения социальных противоречий между горожанами и феодалами, между верхами городского общества и ремесленной беднотой. Подобной идее, как можно думать, подчинено и приведенное выше описание статуй «Правосудов». И еще одну мысль можно, по-видимому, уловить в этом описании: поверженные и перебитые фигуры — символ упадка правосудия в условиях, когда государство становится объектом нападений иноземных захватчиков и не может себя от них защитить. Внешняя безопасность и внутренняя сила и спокойствие государств — это две стороны одного явления, как бы хочет сказать автор «Хождения». А подобная тема, перенесенная в условия русской действительности, имеет прямое отношение к проблеме единого государства.
В 1465–1466 гг. совершил путешествие («хождение») в Египет и Иерусалим гость Василий. Его происхождение неизвестно, но, поскольку одну из виденных им рек он сравнивает с Окой, предполагают, что он был уроженцем какого-то приокского города[1509].
Особое внимание гость Василий, как и другие путешественники, о которых шла речь выше, обращал во время своего пути на развитие торговли в тех странах, городах и местечках, где он побывал. Он отмечает «торги великыи» в Енишерах, Канлю-даге, он видел «много торгов» в Аинтабе, Алеппо, Хаме, Каире, Дамаске, Ханке. В Каире, по словам гостя Василия, имелось «на всякой улице по торгу по великому». Автор не только называет торги, но и дает их оценку («а хороши вельми»). Отмечал гость Василий и то, что мешало развитию торговых связей, именно — наличие пограничных застав и мытов: «Град Арменский, день един ходу от Адоная, туто емлют мыт»[1510].
Василия поражали многолюдность и размеры некоторых городов. Он с большим воодушевлением записывает, что в Каире «в иных улицах домов по 15 тысячь, а в иных улицах до 18 тысяч дворов, а улица с улицей не знается, опроче великих людей»[1511].
Интересовался гость Василий и вопросами развития ремесла и промышленности. Он рассказывает о виденных им соляных разработках («Град Воргоун… а в нем соль копают, как лед чиста»)[1512].
Много места в своем «Хождении» уделяет гость Василий городскому благоустройству. Особенно его интересует водоснабжение. Так, он отмечает, что около города Амасии протекает «река велика», вода из которой отведена в направлении к городским стенам и распределяется по дворовым участкам: «под стену течет, да во все дворы из тоа реки воды колесы вертят разводена…» Город Токат, указывает автор, «стоит на дву горах каменных, воды под ним разведены по торгом, и по улицам, и по двором, и по баням». Город Хама, пишет гость Василий, также расположен на двух горах, между ними протекает река Оронт, «да колеса по реце той велиа зело, да мелют особь водою, да та вода с колес тех идеть к горе по желобам тем, на обе горы, во все дворы градскыа». Река Оронт является и источником орошения полей и пашен («да та же река введе по селам и пашням…»)[1513].
Перед нами уже третий представитель русского зажиточного торгового населения, попавший за границу. И как двое первых, он так же настойчиво и целеустремленно воспринимает те стороны окружавшей его зарубежной действительности, которые были ему особенно близки (подробности городской торгово-ремесленной жизни).
Гость Василий не упускает случая рассказать о характере городских укреплений в различных странах, очевидно, считая, что и русским людям в целях укрепления обороноспособности своей родины было бы полезно позаимствовать зарубежный опыт. Так, по его словам, город Аинтаб «стоит на ровном месте, гора высока сыпана, да каменем обмурована, да три врата железнаа, да бой из неа ис тощиа стены велик, да изо рва того ис тощова стрелницы великиа»[1514]. Город Алеппо окружен каменной стеной с одними воротами и рвом; «да пониже градскиа стены изо рва того стрельницы выводныа часты вельми, вкруг всего града, и входы в них потайныа из града…»[1515]
В Антиохии гость Василий видел большой мост на реке, протекающей через город. Этот мост был укреплен «на многых восходех каменных, а стен у мосту того четыре, аки градския каменныя, а врата среди мосту того железныя, да стрельницы велики, а на них бои многы»[1516].
Детально перечисляя стрельницы и другие оборонительные сооружения в укрепленных пунктах, гость Василий делал это, вероятно, не для того, чтобы придать занимательность своему рассказу. Он делал это потому, что серьезно подходил к проблеме обороноспособности государств, как условию сохранения ими своей независимости.
Интересны некоторые данные, которые можно почерпнуть из «Хождения» Василия для характеристики идеологии горожан. Посетив различные места, побывав в ряде городов с интернациональным населением, гость Василий отличается известной веротерпимостью. Так, он обращает внимание на то, что в Кавзе находятся «крмюсареи» (караван-сараи), и кто туда «ни приидет от какия веры, всякаго упокоивают, и кормят и поят». Точно так же в Хевроне, по словам гостя Василия, бывает много людей не только «от христиан», но и «от всякаго языка»; все они тут «пьют и ядят». В Иерусалиме гость Василий наблюдал, как совершали службы представители различных вероисповеданий: «в большей церкви вкруг божия града службы греческая, иверская (грузинская), сербская, фряжская (латинская), сирьянская, яковитская, мелфедиская (мелхитская), куфидиская (коптская), несторская (несторианская)». В Египте гость Василий увидел деревья («древеса малы»), из которых вытекает «масло», «и кто возмет то масло, и подает исцеление не токмо христианам, но и всем языком и верам на исцеление»[1517]. Так гость Василий приближается к идее равноправия народов.
Особый интерес в качестве источника для изучения идеологии горожан в XV в., в период складывания русского централизованного государства, представляет «Хожение» Афанасия Никитина (1466–1472 гг.), побывавшего в Индии.
Как известно, Афанасий Никитин с пристальным вниманием присматривался к различным сторонам экономики посещенных им земель. Но особенный интерес вызывало у него то, что касалось развития торговых связей внутри отдельных стран и между рядом стран. Так, он указывает, что в Индии есть место, где каждый год устраивается базар, на который съезжается вся страна и который продолжается 10 дней («…на год един базар, съеждается вся страна Индейская торговати, да торгуют 10 дней…»). Это, по мнению Афанасия Никитина, лучший торг в Индостанской земле: сюда свозят и здесь можно купить любой товар («во Гондустаньской земли той торг лучший, всякий товар продають, купят»)[1518].
