Соль иногда сбывалась в соседнем с местом ее добычи городе, иногда же вывозилась для продажи в более или менее отдаленные районы, где в ней ощущалась большая потребность. В жалованной грамоте 1453 г. Василия II тому же монастырю на варницу у Соли Галицкой говорится: «А коли привозит соль манастырьскую их заказщик продавати в город [Соль Галицкую], ино ему не надобе… никоторая пошлина». Из Нерехты солевар Троице-Сергиева монастыря развозил соль на продажу в разные места. Грамота Василия II 1447–1453 гг. дает право монастырю на беспошлинный провоз соли в два приема летом (на паузке «вниз и вверх…» по Волге) и в два приема зимой (на 50 возах «по всем городом» великого княжества)[1109].
Самим монастырям приходилось покупать для выварки соли дрова. В росписи припасов для солигаличских варниц Троице-Сергиева монастыря, составленной в 1476–1477 гг. старцем Якимом, значатся «купленные дрова»[1110].
Думается, что весь приведенный материал дает основание говорить о том, что в рассматриваемое время уже складывались областные рынки, некоторые из которых (например, на Белоозере) получали значение и в качестве рынков более широкого масштаба. Ведь не случайно же приезжали туда систематически лодьи и возы (с товарами и за товарами) монастырей, расположенных в Москве и близ Москвы. Нельзя делать далеко идущие выводы о товарности феодального хозяйства. Но нельзя и отрицать того, что сильно развитое товарное обращение предполагает известный подъем производства в XV в.
Из ряда княжеских жалованных грамот видно, что монастырские власти, пользуясь иммунитетом от проезжих и торговых пошлин, провозили в своих лодьях и на своих возах и подводах вместе с собственным и чужой товар, а также торговали не только продуктами собственного хозяйства, но и товаром, скупленным у других лиц. Так, жалованная грамота великой княгини Марии Ярославны игумену Кириллова-Белозерского монастыря Игнатию 1471–1475 гг. разрешает монастырским старцам и «людям» (т. е. крестьянам) совершать ежегодно поездки по реке Шексне, летом в лодье или «в судех в малых», а зимой на возах, «с манастырьским житом и солию или с-ыною монастырьскою рухлядию, а не с перекупным товаром», и беспошлинно торговать в пределах «волостей Шохонских»[1111]. Согласно жалованной грамоте игумену того же монастыря Нифонту, выданной в 1480 г. Иваном III, запрещалось взимание пошлин с монастырских лодей или возов, отправляющихся с товаром в Двинскую землю. При этом в грамоте имеется следующее указание: «А в ту лодью им и на возы чюжаго товару, опрочь манастырьского товару, не класти»[1112]. В жалованной грамоте Ивана III суздальскому Спасо-Евфимьеву монастырю содержится запрет княжеским «писцам» «переписывать» рыбу «в их судне монастырском». В то же время монастырские власти должны были следить, чтобы в их судне «чужие рыбы, ни меду за монастырское не провозити»[1113].
К 1476–1477 гг. относится интересная жалованная грамота, данная на вече властями Великого Новгорода Троице-Сергиеву монастырю на беспошлинную торговлю в Двинской земле («кого пошлют из Сергиева манастыря на Двину и на Орлец и во всю Двинскую землю…»). Если отправленный в лодье монастырский товар замерзал, то его предлагалось «положить на возы», «а с того товара, который товар шол из лодьи из жаловалной на возы», двинские посадники, воеводы и их пошлинники не должны были брать «никоторых пошлин…». Но в грамоте имелся специальный пункт, по которому нельзя было на монастырскую лодью «чюжего товару приимати», «опроче манастырского товару сергиевского» («А коли замержет тот товар, а положат на возы, ино им на те возы чюжего товара не приимати»)[1114].
Но, касаясь вопроса о торговле монастырями скупленным товаром (что свидетельствует об известной интенсивности их торговой деятельности), нельзя не отметить и другого существенного момента, не позволяющего говорить о развитии товарного производства в монастырских имениях: некоторым монастырям, возможно, не хватало продуктов собственного земледельческого и промыслового хозяйства (хлеба, рыбы), и они их прикупали. Так, в 40–70-х годах XV в. верейский и белозерский князь Михаил Андреевич «ослободил» Кириллову-Белозерскому монастырю «купити рыбу в Озере и за Озером на всяку зиму по тритдати Рублев ноугородскых». В грамоте 1493 г. Ивана III наместникам, пошлинникам и мытчикам по городам и дорогам от Ростова до Кириллова-Белозерского монастыря написано: «…Что их хлеб монастырьской идет из Ростова в Кирилов монастырь в судне семъсот четвертей ржи да триста четвертей овса, и вы б с того судна и с хлеба мыта и никоторых пошлин не имали по сеи грамоте»[1115]. Очевидно, этот хлеб монастырские власти или купили, или получили от князей.
Несомненно, хлеб выбрасывался на рынок. Несомненно, из районов с развитым земледелием он вывозился туда, где уровень развития земледелия был значительно ниже (например, в районы северные). Но все это, повторяю, не дает права ставить вопрос о товарности сельского хозяйства. Оно оставалось в основном натуральным, и преимущественно излишки хлеба и продуктов добывающей промышленности фигурировали на рынке как товары. Может быть, только некоторые товары (например, соль) производились специально на рынок. Лишь в отношении отдельных вотчин можно ставить вопрос о наличии в них элементов товарного производства сельскохозяйственных продуктов.
И тем не менее развитие торговли (в том числе монастырской, митрополичьей кафедры) было важным фактором, способствовавшим преодолению изоляции отдельных областей и княжеств. Торговля монастырей и митрополичьего дома в масштабах, значительно выходящих за пределы отдельных политических образований, была явлением новым, о котором нельзя говорить ранее XIV–XV вв. Эта торговля преодолевала барьеры и рогатки (в виде таможенных застав и разветвленной системы всевозможных торговых и проезжих пошлин), преодолевала и те политические заграждения, которые были воздвигнуты строем государственной раздробленности.
Из отдельных документов видно, с одной стороны, насколько политическая раздробленность с ее последствиями (бесконечными феодальными усобицами и войнами) мешала развитию монастырской торговли, а с другой стороны — как монастырские власти стремились к расширению своей торговой деятельности, несмотря на раздробленность и вопреки ей. Сохранилась грамота Василия II, посланная в середине XV в. в Вологду и Устюг Великий, наместникам и волостелям. Из нее мы узнаем, что игумен Кириллова-Белозерского монастыря Касьян с братьею били челом великому князю в связи с тем, что он «не велел пускати лодеи вологодских с Вологды к Оустюгу и к Двине с товаром того деля, что коли не тихо в земле» и поэтому монастырская лодья также не могла отправляться по указанному маршруту с товаром. Монастырские власти просили отменить такое распоряжение. Великий князь «пожаловал, лодьи есмь их манастырьскои ежелеть всегды велел ходити с Вологды на Двину и на Оустюг со всяким товаром и с рожью, будет тишина или нетишина, или коли булгачно в земли, а манастырьская лодья Кирилова манастыря со всяким товаром и с рожью на Оустюг и на Двину идет»[1116]. И приведенный документ, и факты, им отраженные, весьма показательны! Во время крупной феодальной войны середины XV в. прерывались нормальные торговые связи Вологды с Устюгом и Двиной. Но как только война кончилась, Кириллов-Белозерский монастырь стремится возобновить свои торговые операции в пределах Устюга, в Двинской земле, и добивается от великокняжеской власти гарантии того, что дальнейшие феодальные усобицы не помешают ему там торговать.
