Темуджин понимал, что если он разобьет войска старика-караита, среди его людей начнется паника, и ни о каком порядке не будет и речи, паника поразит и другие народы, живущие к востоку от озера Байкал, и все другие племена и непокоренные народы — меркитов, найменов, уйгуров, онгутов и других восточных тюркских народов и народностей. Поэтому в первую очередь надо было разбить, а потом и убить Тогрул-хана.
По приказу Темуджина его ханы собрались на курултай. Перед этим Тогрул-хану отослали письмо, якобы написанное от имени перепуганного Касара, брата Темуджина.
«Мой брат айн Темуджин страдает от странного заболевания, и мой народ призвал меня, чтобы я занял его место. Я, в свою очередь, созвал курултай, и на курултае другие ханы, убедили меня в том, что нам не стоит выступать против тебя. Более того, я сам убежден, что ссора между якка монголами и народом названого отца моего брата нам не нужна. Моя обязанность от имени Темуджина высказать тебе его раскаяние и обещать полное повиновение».
Сен-Кунг от природы был очень подозрительным человеком, он пытался доказать отцу, что это письмо — подделка. Однако Тогрул-хан, так и не сумевший избавиться от созданного им самим образа Темуджина — бедняка и простака, который терял дар речи при виде благородных ханов из больших городов, — получив послание, был вне себя от радости.
— Мне прекрасно известен этот пес! Он всегда отличался хитростью и мог правильно оценивать сложившуюся обстановку. Послушай, Сен-Кунг, кто он такой по сравнению с нами? Жалкий бродяга, бедный багатур из пустыни, обычный грабитель. Но приходится признать, что Темуджин — довольно умен, и он понял, что против нас его бродягам не выстоять!
Той же ночью несколько всадников ворвалось в лагерь Тогрул-хана, которые, задыхаясь, сообщили, что они ханы из западной конфедерации, что сбежали от Темуджина, чье поведение и ненасытность власти возмущают их. Он подчинил себе множество народов, растоптав их гордость, и теперь нагло пытается присвоить себе всю власть, не принимая во внимание интересы других, своими действиями не только подвергает их опасности, но и ставит народы в отчаянное положение, которое выдержать они не могут. Ханы больше не хотят терпеть подобное положение, они не желают ссориться с могущественным ванг ханом, поэтому униженно припадают к его ногам.
— Пошли гонца к Темуджину и объясни ему, что мы наконец поумнели, а если он посмеет на тебя напасть, то мы станем сражаться на твоей стороне.
Тогрул-хан внимательно выслушал этих людей, и, несмотря на кое-какие появившиеся у него сомнения и слова вечно всех подозревавшего Сен-Кунга, он успокоился и поверил перебежчикам. Ему было прекрасно известно о надменности и гордости вождей кочевников, и он понимал, как им неприятно и отвратительно главенство Темуджина над ними, как они тоскуют по своей независимости. Для порядка он все же решил их расспросить, чтобы во всем быть уверенным.
— Вам что-нибудь известно о болезни Темуджина? До меня дошли слухи, что он болен… — спросил он, вглядываясь в лица гостей.
Вожди опустили головы, один из них смущенно признался, что они покинули лагерь Темуджина несколько дней назад и ничего не знали о его болезни.
Тогрул-хан перестал сомневаться, посчитав, что если бы эти ханы действовали по наущению Темуджина, то они обязательно стали бы распространяться о болезни Темуджина, а незнание лишь подтверждало правдивость их слов.
— Где ваши люди? — спросил гостей старый караит.
— Они — за восточными холмами, ждут нашего приказа.
— Прикажите им ехать сюда.
Ханы заволновались.
— Нам нужно доказательство, что ты нас не предашь, — говорили они.
Тогрул-хан расхохотался:
— Даю вам обещание. Завтра вечером я устрою в вашу честь пирушку.
Он очень ласково разговаривал с перебежчиками, а сопровождавшие их воины бродили по лагерю караитов, отмечая для себя, как ведется охрана, где располагаются места отдыха воинов, запоминая и другие важные подробности. У Тогрул-хана могли бы появиться подозрения, если бы гости без конца ругали Темуджина, но те хранили молчание, а когда Сен-Кунг стал подсмеиваться над их прежней преданностью Темуджину, пара перебежчиков возмущенно заявили, что Темуджин — славный воин, и если над ним будут продолжать насмехаться, то им придется пожалеть о клятве верности, данной ими Тогрул-хану. Даже Сен-Кунг после этого перестал в них сомневаться.
Тогрул-хан послал письмо Темуджину, где с иронией отзывался о его болезни и сообщил ему о бегстве и предательстве ханов.
«Мой бедный названый сын, тебе не удалось убедить этих людей в твоей силе и власти! И они тебя предали, как самые подлые бешеные псы! Так они проявили мудрость. Но тебе это не дано, и поэтому я тебя призываю — повинись! Ты должен выдержать мои укоры и дать мне обещание, что распустишь свой глупый и никому не нужный союз. Если ты не выполнишь мой приказ в течение трех дней, я прикажу начать военные действия против тебя. Погибнешь ты и с тобой — весь твой народ!»
Темуджин с нетерпением ожидал именно такого послания, и он собрал военный совет из оставшихся ханов.
— Наши братья прибыли в лагерь Тогрул-хана. Я получил об этом весточку. Теперь мы будем ожидать от них дальнейших сообщений.
Вскоре ему принесли письмо и от ханов.
«Мы умоляем тебя, Темуджин, принять благородное и щедрое предложение великого Тогрул-хана! Преклони перед ним колени до того, как на третью ночь будет светить полная луна. Мы будем рядом с ханом, чтобы услышать весть о том, как ты полностью распустил свои войска. Даже и не думай ему сопротивляться. У нас имеется только четыре тысячи воинов, а у него их — шесть тысяч! Среди его воинов множество опытных и искусных лучников и людей, умеющих хорошо управляться с мечами. Им не нужна сильная конница для защиты. Они все настроены очень решительно, и нашим всадникам с ними не справиться. Мы тебя просим, как можно скорее прислать Тогрул-хану подтверждение, что ты полностью подчинишься ему!»
Темуджину прочитали письмо, и он обрадовался.
— Итак! У них всего шесть тысяч воинов, а у нас в два раза больше! Пиши, Субодай! — И он продиктовал другое письмо как бы от имени перепуганного Касара.
«Мой брат, хан Темуджин, все еще не пришел в сознание, но я желаю принести тебе, великолепный ванг хан, клятву повиновения и верности. Я прибуду утром четвертого дня с мечом Темуджина».
Вместе с этим письмом они отослали любимое кольцо Темуджина, золотое и массивное, с ярко-синим камнем.
Тогрул-хан прочитал письмо ханам-перебежчикам, но они отнеслись к нему недоверчиво.
— Это — хитрая уловка, — говорили они. — Если бы Темуджин был болен, нам об этом стало бы известно. Он просто перепугался и, делая вид, что болен, старается избежать унижения.
Касару отправили послание, где принимали его покорение, и сообщали, что Тогрул-хан с радостью его примет в свои объятия.
Тем временем ханы-перебежчики внимательно изучали расположение лагеря и разрабатывали планы его покорения.
Тогрул-хан даже в период военных кампаний привык жить в роскошной обстановке. Его шатер был увешан золотой парчой, его военачальники располагались в удобных юртах, наполненных большим количеством драгоценных вещей — кубками и блюдами из чеканного серебра и великолепными коврами. Коней укрывали шелковыми попонами, а седла были изготовлены из чудесной красной кожи. Эфесы мечей у офицеров были изукрашены золотом и драгоценными камнями. В лагере было множество женщин — певички с ярко раскрашенными лицами и гибкие, соблазнительные танцовщицы. Ночью слух воинов услаждали опытные музыканты, умеющие играть на разных струнных инструментах. Ханы-перебежчики шатались по всему лагерю, с завистью взирая на чужое добро, и заранее выбирали для себя вещи, которые окажутся у них в руках после победы Темуджина.
На третью ночь полной луны состоялось еще одно пиршество, и ханы притворились, что упились вусмерть, и захмелевших гостей отнесли в их юрты, в лагере продолжалось веселье. Удостоверившись, что за ними никто не наблюдает, ханы собрались в заранее определенном месте и стали ждать. Один из них, обладавший самым острым зрением, ползком выбрался на возвышенность и следил за тем, что происходит с южной стороны, откуда должны были прискакать монголы. Его товарищи ждали их с оружием в руках и боялись даже перешептываться друг с другом, так как неподалеку расхаживали стражники. Они позевывали, с неудовольствием прислушивались к доносившему смеху и звукам музыки, иногда собирались в кучки, чтобы поговорить с товарищами.
