Литмир - Электронная Библиотека
A
A

А когда они шли обратно, то за Вонючим затоном, в начале парка, наткнулись на Яшку и Стешку.

– Сюда, – Кирилл потянул Машу, и они скрылись за деревьями, невольно прислушались.

– Что тебе? – спросила Стеша. – Говори. Не мусоль.

– Ухожу, – откашливаясь, наконец выговорил Яшка. – Совсем ухожу и не вернусь больше.

– Скатертью дорога.

– Ты хоть сейчас не бей меня. – Яшка сжался и сделал к ней шаг. – Ты ведь можешь и не бить: ты добрая, я знаю. Ну, что с тобой? Скажи. Полюбила, что ль, кого? Ведь на рожон не полезу. Кого полюбила?… Не понимаю я.

– А тебе легче будет? Полюбила?! – Стешка засмеялась, и в смехе у нее бурлила злоба. Она стала к Яшке вполуоборот и вся затряслась. – Полюбила! Как же! Всех вас ненавижу! Всех! Ты, ты… Ах! – она не могла подобрать слов и вдруг выпалила: – Кобель! Полюбила? Вытравила я ее… у бабушки Чанцевой. А-а-а, ты не понимаешь? Не понимаешь, как приходил вонючий, слюнявый, не понимаешь, как это из-под тебя жена законная вывернулась? Понятно тебе было – налакаешься, придешь, сделаешь свое дело и пошел. – Она вся ощерилась и кинулась на него: – Вонючий приходил, облеванный и опять пришел.

– Брось! – Яшка вспылил. – Всегда вы так: как уходить – муж виноват… и то и другое он. К Кириллу, что ль, потянуло? Говори прямо. Нечего вилять.

Стешка остановилась, сдержала себя. Да, Яшка такой же: он снова хочет превратить ее в постельную принадлежность. До этой минуты она еще жалела его, иногда даже думала о нем, особенно сегодня, когда в лесу увидела Кирилла и Машу. Она пошла в коммуну и думала, что, может быть, встретит его, Яшку, и поговорит с ним… Может быть… Но вот он стоит перед ней, и все такой же, и все так же у него дрожат вывернутые ноздри, напоминая ей Клуню и Егора Степановича Чухлява. Все тот же. И Стеша спокойно ответила ему:

– К Кириллу, к кому ли… Тебе что за дело?

– А-а-а… Мы вот его подчикнем. – Яшка двинул ногой, точно пиная Кирилла.

– Кишка слаба. Подчикнем? Он вас подчикнет.

– Поглядим.

– И-их, и шелудивый же ты, Яков Егорыч, весь в батюшку, Железного, пошел! – Стешка повернулась и, удаляясь, добавила: – Кровь-то собачья сказывается.

– Стешка! – крикнул Яшка и побледнел. – Это ты совсем… по правде?

– Нет, наполовинку. Вот ежели приставать будешь – всем скажу, какой ты есть коммунист: жена бросила, а он на Кирилла кинулся.

– У-ууу! – Яшка тихо взвыл и, кусая руки, опустился под березой.

Кирилл и Маша незаметно прошмыгнули мимо.

– Кирилл, – прошептала Маша, хотя они уже были далеко от Яшки. – Ты цветешь?

– Отчего мне? – не в силах сдержать улыбку, ответил Кирилл. – Жена с мужем поругались – оттого? Впрочем вру, вру… – спохватился он. – Цвечу.

– Не цвечу, а цвету, – поправила Маша и побежала за Стешкой.

– Ну, цвету, – согласился Кирилл, направляясь к себе в комнату, уже совсем успокоенный и встречей с Машей и тем, что слышал от Стеши. «Вот только моя зазноба сейчас поднимет бурю. Ну, что ж, скажу ей все: оглобли нам следует в разные стороны», – подумал он, отворяя дверь в комнату, и удивился.

Улька стояла перед зеркалом и прихорашивалась. Она не заметила Кирилла или, может быть, сделала вид, что не замечает его, только стояла перед зеркалом и любовалась своими красивыми губами: она вытягивала трубочкой и показывала кончик розового языка, потом снова складывала губы тарелочкой и улыбалась.

– Что это ты? Физкультуру над губами проделываешь? – спросил Кирилл.

– Ах, ты пришел? Скучно – вот и верчу губами.

– Занятие! На работу бы шла.

– Освободилась от сынка: нонче совсем сдала его в детский дом. Теперь – на работу.

– Вот и хорошо, – Кирилл обрадовался не тому, что она идет на работу, а тому, что она сдала сына в детский дом. – И разговор теперь прекратится. А то ропот был: председатель, а сына держит дома.

– Скучно! – Улька потянулась.

– Поди погуляй.

– С кем? Одной скучно.

«Начинается, – подумал Кирилл, – сейчас взорвется», – и промолчал.

– Сроду ведь одна.

– А ты подцепи кого-нибудь.

– Разве я тебя на кого сменяю? – Улька обняла и поцеловала его в нос. – Весь ты мне родной… мученик. Измотался, сединки уж на висках появились…

Она была слишком ласкова, слишком возбуждена и не смогла скрыть от Кирилла какого-то другого чувства. Она, будто бы как и всегда, ласкала его, но в ее ласке он почувствовал, – а может быть, это ему просто показалось, – неискренность, и он отвел ее руку от себя.

– Устал я, – серьезно проговорил он, сдерживаясь. – Знаешь, что идет в хозяйстве? Меня могут снять.

– Снять? Как это снять? Чай, тебя партия поставила. Снять! Кто это может?

– Правда, ступай-ка погуляй последний денечек, – проговорил он, вкладывая совсем другой смысл в эти слова, и, сев за стол, вынул из ящика тетрадку. – Ступай, а я попишу…

Улька ушла, и Кирилл забыл о ней.

4

В полдень Кирилл, решив сломить упрямство коммунаров хитростью, вышел из комнатки, направился в конюшню, чтобы оседлать лошадь и ехать в поле – на торфяники, как вдруг он увидел: из Широкого Буерака по дороге двигается группа мужиков и баб. Впереди всех – сияющий Шлёнка, а рядом с ним ползет Епиха Чанцев.

– Что такое? – крикнул Кирилл, пристально рассматривая широковцев.

– А вот веду… в коммуну… делегады.

– Не делегады, а делегаты, – поправил Кирилл, хотя исковерканное слово ему очень понравилось. – Делегаты… Ну, что ж, просим милости.

– Смотреть, – начал Епиха. – Показывай нам, Кирилл Сенафонтыч, что у вас тут есть самое сладкое.

– Веди в столовую. Пускай сначала поедят, а там и хозяйство глядеть будут.

Делегаты отправились в столовую, а Кирилл сел на лошадь и тронулся в поле. Он еще не успел пересечь участок клеверища, как со стороны Винной поляны раздались заглушённые крики, затем оттуда показалось несколько бегущих людей, и какая-то непонятная ему весть молниеносно разнеслась по «Брускам»: люди, бросая работы на торфянике, на постройках, на скотном дворе и сбиваясь в толпу, понеслись следом за Кириллом на Винную поляну.

«Бить хотят. Неужели меня бить?» – мелькнуло у него и, стегнув плеткой коня, он помчался, взвихривая по дороге пыль, на Винную поляну. Через несколько минут он уже стоял на току у огромной молотилки. Событие, которое совершилось несколько минут назад у молотилки, чуть не свалило его с ног. Он закачался от неожиданного сильного удара и, зажмуря глаза, еле сдерживая стон, отвернулся и заскрипел зубами.

У молотилки на соломе лежало нечто, похожее на человека, но руки у него вырваны из плечей, лицо смято, а лобный череп сорван и завернут на затылок.

Захар Катаев рассказал Кириллу то, что и без слов было ясно: Ивану Штыркину показалось, будто задавальщики плохо подают снопы в молотилку. Он забрался сам на подмостки и, ругаясь, сунул сноп в пасть молотилки, промахнулся – попал рукой в барабан, растерялся, хотел второй рукой помочь, задержать правую. Через секунду – крик, и молотилка отбросила Ивана.

– Жадность. Неужели вот вам всем нужно было, чтобы Ивана измяла молотилка, нужно было, чтобы… понять, чтобы… Эх! – обращаясь к сбежавшимся коммунарам, тихо проговорил Кирилл, понимая, что он говорит весьма путанно, что сейчас надо во что бы то ни стало повидаться с Богдановым. – Где Богданов? – спросил он Захара.

– Туда пошел давеча, – Захар махнул рукой по направлению к Сосновому оврагу, принимая от Кирилла поводья. – Пешечком хочешь пойти? – спросил он, сам не зная для чего.

– Угу, – буркнул Кирилл. – Уберите его… Как его… Ивана.

Кирилл шел, опустив голову, чувствуя какую-то тяжесть во всем теле.

«На руку. Всякой сволочи на руку. Понесут теперь… трепать языками… Ах, дурак я, дурак! Надо было сразу отправить Ивана в больницу… Черт лохматый!..» – обругал он Богданова за то, что тот не поддержал его.

Кирилл поднял голову и дрогнул. Он стоял на берегу Соснового оврага, на месте, откуда первый раз увидел под нависающей глыбой примятую траву – лежанку. Он тогда понял, что спугнул пару молодых, наслаждающихся… Он тогда сам убежал от оврага… И вот теперь вновь стоял на том же месте, а под нависшей глыбой, удобно прикрытые от посторонних глаз, спали Богданов и Улька. Богданов раскинул руки, похрапывая, похожий на здоровяка-ребенка, а Улька, положив свою полурастрепанную голову рядом с его головой, спала, чуть согнувшись, закинув в сторону ногу. Подол платья у нее вздернулся, оголяя белые икры.

115
{"b":"173816","o":1}