«Вот что значит заказать конкретный сон с классическим сюжетом, но со счастливым финалом, - размышлял на ходу Сакуров, - однако опять фигня получилась, потому что Му-Му была сукой, а какие у сук яйца?»

 Он снова смотрел на привычное ночное небо и отчётливо видел под хвостами привычных небесных светил в виде Му-Му реальные собачьи яйца размером с астрономические помидоры. Глядя на небо, бывший морской штурман сбился с пути и увяз в тумане. Да ещё роса стал под ногами путаться. Сакуров давил её, как воздушные шары, но роса пружинила и Константин Матвеевич, пытаясь выбраться на дорожку, стал сбиваться с шага. Так, споткнувшись об очередную «росинку», он свалился на спину и замер.

 «Полежу чуток, отдохну, - подумал он, - авось, без меня далеко не уйдут…»

 Константин Матвеевич уставился в привычное ночное небо с огромными звёздами, затеявшими непонятную карусель с Герасимами, Му-Му и астрономическими собачьими яйцами. Сначала все эти, условно говоря, светила устремились со всего обозримого небесного пространства друг к другу, потом слепились в одно огромное светящееся пятно, затем пятно брызнуло в стороны горящими точками, и некоторое время обозримое Сакуровым небесное пространство искрилось мерцающим светом. Несколько минут (условно говоря, потому что какие во сне на хрен минуты?) небо так и мерцало, но затем мерцание стало гаснуть, и на месте всего обозримого Сакуровым небесного пространства образовалась одна огромная чёрная дыра. Константин Матвеевич таращился на данный астрономический феномен, последовавший, очевидно, за очередным Большим Взрывом, и даже не задавался вопросом, а как он вообще может видеть чёрную дыру на чёрном небе?

 «Чёрная дыра вместо чёрного неба – это оригинально», - подумал во сне Сакуров и ему приснилось, будто он заснул окончательно. 

 Проснулся Константин Матвеевич чуть раньше восхода солнца. Минут пять он бессмысленно таращился в тёмный потолок, потом ещё минут пять на Жоркин будильник. И в том и другом случае перед глазами Сакурова стояли чёрные дыры. Вернее, чёрные пятна на фоне белёсого полумрака наступающего дня.

 - Ну, вот, допился до нетрадиционной астрономии, - пробормотал Константин Матвеевич и полез из постели. В астрономии, надо сказать, он, как бывший выпускник средней мореходной школы и штурман по специальности, разбирался.

 - Константин! – раздался в это время голос Жорки. – Работу не проспи!

 - Я уже проснулся! – крикнул в ответ Сакуров.

 - Тогда отпирай парадную дверь!

 - Иду, иду! – возразил Сакуров, напялил на себя кое-какую одежду и поспешил в сени.

 - Гони сотню баков, поправиться надо, - хмуро сказал Жорка.

 - Сейчас, - ответил Сакуров, смотался в тайник, отслюнил зелёную сотню и выдал её страждущему соседу. – Ты зелень хоть нормально меняешь? – поинтересовался Константин Матвеевич у Жорки, собирающегося линять в город.

 - Да как получится, - высунулся на свет страждущий Варфаламеев.

 - Здравствуй, Петька! – приветствовал жителя южной окраины Сакуров. – От Семёныча никаких вестей?

 - Здравствуй, Константин, - ответил Варфаламеев. – Лично я ничего нового не слышал.

 - Какие вести, - буркнул Жорка, - его же только вчера увезли.

 - Что ты говоришь? – удивился допившийся до потери самого себя во времени Варфаламеев.

 - Ну, мало ли, - поёжился от утреннего осеннего холода Сакуров, томимый нехорошим предчувствием на тему реализации американской валюты в условиях жесточайшего похмелья таких матёрых забулдыг, как Жорка Прахов с Петькой Варфаламеевым, и хронического отставания темпов капитализации Угаровской инфраструктуры от реализуемой в столице новоявленной России, где появились первые обменные пункты всяких конвертируемых валют. Короче говоря, валютных обменников в Угарове ещё никто не видел, поэтому…

 - Кстати, не хочешь с нами за компанию? – предложил Жорка. – Там и освежимся.

 - Мне же на работу, - стал отказываться Сакуров.

 - Зоотехник раньше девяти не приедет, - заверил Сакурова Варфаламеев. – А сейчас без десяти семь.

 - Даже если ты и опоздаешь, без тебя всё равно не начнут, - ухмыльнулся Жорка, и нырнул в предрассветную темень. Петька навострился за ним. И они оба скрылись там, где начиналась тропа через заболоченную низину в сторону заводской окраины Угарова.

 - Ладно, я только ботинки обую, - крикнул и заторопился одновременно Константин Матвеевич, также помирающий от похмелья.

 Когда компания миновала заболоченную низменность, между Жоркой и Варфаламеевым состоялась беседа, насторожившая Сакурова.

 - Как ты думаешь, жид уже на месте? – спросил Варфаламеева Жорка.

 - Трудно сказать, - ответил Варфаламеев.

 - Я его, козла, в четыре утра из дома выгнал, - сообщил Жорка.

 - Да ведь при его крейсерской скорости два узла в декаду до места можно в течение ближайшего полугодия двигаться, - возразил Варфаламеев.

 - Да, чёрт бы его побрал. Мы как-то с Семёнычем прошлый год послали его за бухлом, так чуть не померли, дожидаясь.

 - Почему я не помню про такой исключительно интересный эпизод из нашей пасторальной жизни? – удивился Варфаламеев.

 - Ты был отъехавши. А этот старый гадёныш, воспользовавшись поломкой телеги Семёныча, нашей с ним платёжеспособностью и удручающе болезненным состоянием, не позволяющим двигаться за лекарством самостоятельно, вызвался сбегать за ним сам.

 - И?

 - Пошёл в восемь утра, пришёл в восемь вечера. Принёс какую-то дешёвую дрянь по цене «Смирновской», вместе с нами её жрал, а потом заявил, что мы с Семёнычем ему ещё должны остались.

 - Посылать восьмидесятилетнего пацана за водкой – это очень оригинально, - резюмировал Варфаламеев.

 - Братцы, вы о каком пацане толкуете? – подал голос туго соображающий после обильной пьянки и литературно-астрономических снов Сакуров.

 - О Мироныче, о каком же ещё? – удивился Жорка.

 - А почему он жид? – задал новый вопрос Сакуров.

 - А это его так Семёныч прозвал, - доложил Варфаламеев. – Хотя для некоторых евреев это весьма обидное прозвище, если иметь в виду конкретного Мироныча, прозванного нашим дорогим односельчанином жидом.

 Варфаламеев, сам тайно и стопроцентно принадлежавший к одному из двенадцати колен Израилевых, выражался несколько туманно, но Сакуров его понял. В том смысле, что за такого козла, как Мироныч, могли не стыдиться одни только русские, в то время как остальная дружба народов…

 «Вот именно», - мысленно поддакнул Варфаламееву бывший морской штурман и спросил:

 - Так это, если я вас правильно понимаю, мы идём к его многофункциональной Азе Ивановне, которая не только делает самый дрянной самогон в округе, но и держит на дому пункт по обмену валюты?

 - Правильно понимаешь, - утешил Сакурова Жорка.

 - И по какому курсу нам предстоит сдать сто восхитительных американских долларов? – решил идти до конца удручённый Сакуров.

 Жорка сказал, Варфаламеев утвердительно крякнул, Сакуров споткнулся о кочку.

 - А чё делать? – превентивно и философски одновременно возразил Жорка. – Там же и бабки обменяем, там же и освежимся, там же и закусим. А потом сынок Мироныча доставит нас обратно.

 - Освежимся той дрянью, которую гонит Аза Ивановна? – уточнил Сакуров. – А сынок слупит с нас за доставку тройную таксу?

 - Освежимся спиртом, которым торгует сынок Мироныча, а сколько слупит, столько слупит, - ответил Жорка и на том разговор прекратился.

 «Удивительная страна, эта моя Россия, - задумался на ходу Сакуров, устремляясь за своими односельчанами через лощину, поросшую молодыми осинами и заполненную всамделишным туманом, а не каким-то сиреневым суррогатом из его давешнего сна. – И народ удивительный. Взять, к примеру, Жорку…»

 Сакуров с любовью посмотрел на Жорку, разгребающего белёсый кисель сумеречного осеннего утра сильными ногами.

 «…Умный человек, а тащится к известному упырю на поклон, потому что выпить ему, видите ли, охота…»