«Надо же! – снова изумился Константин Матвеевич. – Частный коммерческий банк (74). А ведь не прошло и полгода…»

 Затем снова звучал мерзко сквернословящий Гоблин, мелькали сцены насилия и любви в самом неприкрытом её виде, а после – на самом «интересном» месте – фильм прерывался на очередную рекламу, и на экране появлялись новые хари, рекомендующие записываться на жильё и автомобили, причём за совершенно смешные деньги: сегодня вы платите первоначальный взнос, через месяц получаете желаемое – жильё или автомобиль – а после доплачиваете ещё какие-то копейки.

 «Нет, ну надо же! – ещё больше удивлялся Сакуров. – Неужели найдётся какой-нибудь дурак, который сначала отнесёт свои кровные, а потом будет ждать, когда ему дадут квартиру или автомобиль? Или найдётся такой осёл, который отдаст на хранение свои кровные такому совершенно жуликоватому новому русскому коммерческому банку?»

 Думая так, он жестоко ошибался, потому что Варфаламеев не зря с таким вниманием разглядывал происходящее на экране. Дело в том, что умница бывший лётный штурман, овладевший кучей разнообразных знаний, давно лелеял мечту как-нибудь разбогатеть по-быстрому и слинять за кордон с такими деньгами, с какими ему было бы не стыдно показаться бывшей жене и детям. В общем, бывший лётный штурман таки откладывал кое-какие деньги на мечту и, как только появились первые предложения вложить их под пятьсот процентов годовых в один из банков или в новую квартиру, часть своих кровных на недопитом спирту свёз в один из новых русских коммерческих банков, а часть вложил в будущую квартиру, которую потом собирался выгодно продать.

 Семёныч, в отличие от Варфаламеева, умницей не был, но ещё больше стал считать всех дураками с тех пор, когда первый из деревенских, как только появилась первая реклама о капиталистических возможностях в виде обретения ненормальных процентов, вступил в деловые отношения с каким-то столичным банком. Вступил и злорадно помалкивал, стопроцентно предвкушая те времена, когда он победно выложит на общий банкетный стол двести пятьдесят тысяч новых русских рублей вместо пятисот таких же, но в прошлом году. Ну, да, Семёныч, будучи не в ладах с арифметикой в целом и подсчётами накопительных сумм по процентным ставкам в частности, просто умножил в столбик пятьсот рублей своего вклада на пятьсот обещанных процентов.

 А Жоркина жена обменяла свой и Жоркин ваучер на какую-то бумажную туфту, гордо именованной акциями компании то ли «Гермес», то ли «Геркулес». Данная компания тоже обещала вкладчикам золотые горы, но прошло уже три месяца, а Жоркина жена не получила не только гор, но даже дозвониться в компанию не могла. Ну, чтобы узнать хотя бы о дивидендах.

 Сакуров, конечно, ни о чём таком не знал, потому что Варфаламеев стеснялся своей голубой мечты, Семёныч злорадно помалкивал, а Жорке было стыдно за свою жену, которая, в общем, не была дурой.

 Другими словами, мысленно изумляясь по поводу увиденного в виде самого наглого надувательства, Константин Матвеевич жестоко ошибался насчёт того, что какой дурак или осёл и так далее.

 - Чтоб я сдох, не опохмелившись! – гоготал Жорка, когда началась очередная пальба. – Пять мерзавцев из бывшего СССР с пятью калашами (75) не могут завалить одного американского полицейского упыря со смит-энд-вессоном!

 - Да что ж ты людям не даёшь телевизор  культурно посмотреть?! – надрывался Семёныч, а затем предлагал: – Ну, пока реклама, можно ещё по одной.

 - Слушайте, братцы, а вы никого не потеряли? – спохватился Сакуров, вспомнив о Мироныче, которого он приволок к крыльцу Семёныча.

 - Нет, а что? – возразил Семёныч, разливая водку.

 - А где Мироныч? – заметил Жорка.

 - А нужен он нам? – вопросом на вопрос ответил Семёныч.

 - Вам он, конечно, на хрен не упёрся, - констатировал Сакуров, - но и мне тоже.

 - А ты тут причём? – удивился Жорка.

 Сакуров рассказал.

 Жорка чуть не упал от смеха со стула на пол, а Варфаламеев пошёл за Миронычем. И, пока он тащил бывшего советского директора бывшего советского металлургического комбината в избу, оставшиеся односельчане слегка поспорили. Семёныч резко сменил гнев на милость и говорил, что заслуженный старичок никому помешать не может. Жорка предлагал отнести Мироныча во двор к Сакурову и положить его там возле сараев для лучшей сохранности содержимого вышеозначенных. Сакуров возражал, имея в виду бессознательное состояние старичка, с которого воры, буде таковые вознамерятся пошарить в подворье бывшего морского штурмана, могут снять его бесценную доху.

 - А без своей дохи он может замёрзнуть на хрен, - согласился с Сакуровым Жорка, - а мы потом будем платить Азе Ивановне всю оставшуюся её жизнь неустойку за утрату кормильца вместе с его бесценной дохой.

 - А после своей смерти она завещает платить её детям, внукам и правнукам, - досказал Константин Матвеевич.

 - Ну, за внуков с правнуками нам можно не бояться, - подкорректировал Сакурова Жорка, - потому что так долго мы не протянем…

 - Да, за наших поросят вы можете не бояться, - успокоил приятелей Мироныч, въезжая в столовую Семёныча на плече Варфаламеева. Въезжал старичок без дохи, потому что весила она пуда полтора, не меньше. Поэтому, кантуя старого мерзавца, Варфаламеев временно от неё избавился. Но так как доха была почти на вес золота по курсу Мироныча, то Варфаламеев, положив старичка в ногах гуляющей компании, побежал выручать меховой раритет. А когда он хотел внести раритет в избу и когда все дружно возмутились от специфического запаха, положил доху на веранде. 

 Потом Сакуров ушёл на работу. По пути он заскочил к себе. У себя всё было тихо, только коза сновала по своему закутку, норовя выщипывать крапиву, заготовленную для кур на зиму. Константин Матвеевич набросал охапки сухой крапивы на жерди условного потолка сарая, но коза умудрялась дотягиваться и до такой высоты. И теперь она доедала остатки колючего витамина, а куры с петухом отдыхали.

 На работе тоже обошлось без напрягов: Константин Матвеевич легко вкатился в несложную специфику своего нового ремесла, и дело шло как по маслу.

 Затем Сакуров сдал смену и ушёл домой. Дома Константин Матвеевич вплотную занялся хозяйством и, пока занимался, к нему пришёл Варфаламеев. Бывший лётный штурман уже освежился, уже справился с утренним блоком своих работ, а пришёл потому, что ему стало скучно. Дело в том, что утром, ни свет – ни заря, припёрся Ванька, младший сын Мироныча, и предложил гуляющей компании свои золотовалютные услуги. Мироныч, не ведая о количестве оставшихся у Сакурова стодолларовых бумаг, начал предлагать аналогичные услуги ещё накануне вечером. Поэтому у него с Ванькой вышла большая распря, после чего они даже слегка подрались. Сначала папаша треснул сына кочергой по спине, потом сынок дал папе в ухо. И неизвестно, чем бы всё кончилось, но Жорка спустил обоих с крыльца, а сам сел в тачку Семёныча и поехал в город за новым бухлом, потому что старое уже кончилось. Семёныч в это время спал сном одноглазого праведника, а Варфаламеев, сделав свою утреннюю хозяйственную работу, заскучал без компании и выпивки.

 - А где теперь папа и сынок Ванеевы? – поинтересовался Константин Матвеевич, наконец-то приступая к завтраку.

 - Я думаю, у себя, - возразил Варфаламеев, чутко прислушиваясь к той стороне, откуда должен был появиться Жорка на тачке Семёныча. – Я думаю, они уже помирились и теперь вырабатывают план совместного окучивания ваших долларов.

 - Зря стараются, - буркнул Сакуров, - окучивать уже почти нечего.

 Варфаламеев тактично промолчал.

 - А на какие шиши Жорка собирается покупать новую выпивку? – спросил Константин Матвеевич.

 - Так мы ведь ваши баки без посредников пропиваем, - взмахнул руками бывший лётный штурман. – Поэтому…

 - Понятно, - перебил односельчанина Сакуров и добавил: - Только зря Жорка в город без протеза поехал. А ну как его менты загребут?