Из нарядов Кирстен выбрала себе розовое платье из легкой шерсти от Альберта Нипона, с бантом на шее и гофрированным лифом, сизо-серые замшевые туфли от Чарльза Джордана с серебряными застежками, сизо-серые лайковые перчатки и пару сережек с жемчугом и бриллиантами — единственное, что еще осталось у нее из драгоценностей. Руки Кирстен чувствовали себя непривычно обнаженными без обручального кольца с бриллиантом и браслета, но она с усмешкой отметила, что при их отсутствии надевать перчатки гораздо проще.

Скотт поднялся при виде Кирстен. Она вошла в кабинет той же величественной походкой, какой в свое время выходила на сцену, и Скотт в очередной раз вспомнил, какой поразительной артисткой была Кирстен.

— Не будь я уверен, — искренне заверил Скотт, — я бы решил, что ты провела несколько последних месяцев в Ла Коста.

Кирстен слегка улыбнулась, давая понять, что пришла исключительно по делу. Верно истолковав настроение клиентки, Скотт не стал тратить время на светскую болтовню.

— Джеффа отправили в одну частную привилегированную школу. Нет, — Скотт поспешил предупредить очевидный вопрос Кирстен, — я не знаю в какую. Они предприняли величайшие меры предосторожности, чтобы сохранить все в тайне. — Скотт не стал объяснять Кирстен, что влияние высших кругов Лонг-Айленда распространяется на частные привилегированные школы в той же степени, что и на суды. — Я сделал десятки звонков, нанял нескольких детективов, которые занимались исключительно поисками, но… ничего. — Хамлин коротко кивнул на лежавшую на столе пухлую коричневую папку, перевязанную широкой лентой и опечатанную большой красной восковой печатью. — Понятия не имею, что в ней.

В папке лежал отчет частного следователя, нанятого Скоттом для Кирстен.

Кирстен лишь мельком глянула на папку.

— А что насчет твоих последних действий? — В голосе Кирстен чувствовалось легкое нетерпение. Скотт покачал головой. — А Верховный суд?

— Тоже глухо.

— В таком случае я сама отыщу сына.

Адвокат застонал:

— Поверь, Кирстен, если бы я хоть на минуту мог представить себе, что у тебя это выйдет, я первым бы взялся помочь. Но ты желаешь невозможного. К тому же мне кажется, что ты не до конца отдаешь себе отчет в опасности своих действий. Спровоцируй ты Джеффри самым незначительным поступком, и он засадит тебя в тюрьму. Он сможет обвинить тебя не только в неуважении к суду, но и в попытке похищения. — Кирстен хотела что-то возразить, но Скотт остановил ее движением руки. — Хорошо, давай предположим, что тебе удалось найти Джеффа, более того, тебе удалось забрать его. Но это уже не попытка похищения, это — действительное похищение. И, попав в тюрьму, ты, разумеется, не сможешь видеться с сыном, более того, ты окончательно потеряешь все шансы когда-либо выиграть опеку над ним. Не иди против закона, Кирстен. Нарушившего закон и попавшегося ждет неминуемое наказание.

— А если я не попадусь? — Несмотря на шутливый тон вопроса, Кирстен спрашивала серьезно, и адвокат это понял.

— Кирстен. — Скотт произнес имя подчеркнуто медленно. — Мы находимся в еще более трудном положении с подачей апелляции после твоего недавнего срыва. И потому прошу, умоляю тебя, не усугубляй и без того практически безнадежную ситуацию.

Кирстен собралась было что-то ответить, но тут же передумала. Поднявшись с кресла, она подошла к столу и, взяв тяжелую коричневую папку, прижала ее к груди.

— Твой следователь должен был обнаружить немало навоза в благодатной почве Лонг-Айленда, — произнесла Кирстен со столь нехарактерным для нее сарказмом.

— И ты намерена дать ход информации, содержащейся в этой папке?

— Как моему адвокату, Скотт, тебе не обязательно об этом знать.

— Ки-и-ирстен?

Рассмеявшись, Кирстен направилась к двери.

— Нельсон, я хочу, чтобы ты официально объявил о моей отставке.

Постаревший бывший продавец обуви из Бруклина проглотил двойную дозу таблеток. Но прежде чем он успел что-то сказать, Кирстен приложила палец к губам и жестом пригласила Пендела следовать за ней. Она должна была открыться своему многолетнему агенту. Из всех людей только Нельсон должен был узнать правду. Кирстен привела его в ту самую звуконепроницаемую студию, где впервые продемонстрировала Пенделу свое искусство. Сев за рояль, Кирстен «заиграла». И Нельсон наконец увидел причину, по которой она просила его сделать это объявление. К великой досаде Кирстен, старик опустил голову и разрыдался.

— На это уйдет время, Нельсон, — принялась успокаивать Пендела Кирстен, ласково поглаживая его по спине, в то время как он сам вытирал носовым платком глаза и сморкался. — Прежде всего мне необходимо время, чтобы излечиться самой, потом я займусь своими руками. Может быть, Джеффри и прав. Наверное, я действительно слишком любила музыку и, может быть, в самом деле мало времени уделяла семье. Не знаю. Но зато точно знаю — она стоила мне всего, что у меня было. Возможно, Джеффри справедливо называет меня негодной матерью. Да, я передала Джеффу свой дар, но это — единственное, что я реально могла дать сыну.

Нельсон заключил Кирстен в неуклюжие медвежьи объятия и никак не хотел отпускать. Кирстен изо всех сил моргала глазами в отчаянной попытке сдержать наполнявшие их слезы и преуспела бы в этом, если бы Нельсон вдруг не разразился новым взрывом рыданий.

— О, мой милый, любимейший друг, — нежно произнесла Кирстен, — не плачь обо мне, пожалуйста, не плачь. Клянусь тебе, это не конец. Я снова буду играть. И надеюсь, что ты по-прежнему будешь меня представлять.

— Тогда обещай, Кирстен, что не заставишь меня ждать слишком долго. Мне уже семьдесят.

— Обещаю. — Раскрыв его большую, крепкую ладонь, Кирстен положила на нее что-то плоское и холодное, после чего опять сложила пальцы Нельсона в кулак. — Сохрани это для меня, Нельсон. Сохрани до тех пор, когда мы снова выступим с Майклом.

Пендел раскрыл кулак только после ухода Кирстен. На ладони лежал плоский золотой амулет в форме рояля, обе гладкие стороны которого так и просили, чтобы на них появилась гравированная надпись.

Известие о том, что Кирстен Харальд покидает сцену, потрясло музыкальный мир. Не было ни одной теле- или радиопрограммы, ни одного журнала или газеты, которые не опубликовали бы материалы, посвященные Кирстен. Были взяты интервью у самых влиятельных людей музыкального мира, от композиторов и критиков до дирижеров и коллег-музыкантов, по поводу их отношения к уходу Кирстен со сцены. Все пластинки и записи, когда-либо сделанные Кирстен, мгновенно исчезли с прилавков магазинов, раскупленные в качестве предметов коллекций, и компания грамзаписи спешно выпустила большинство старых записей, получив за них почти двойную цену. Ушла целая эра в музыке. Кирстен посвящались столь любвеобильные и хвалебные речи, словно она почила в Бозе.

Как только Эрик Шеффилд-Джонс узнал о новости из программы Би-би-си, он набрал номер телефона гостиницы, в которой, по его сведениям, Кирстен остановилась, но узнал, что Кирстен Харальд покинула этот отель еще пять месяцев назад. Эрик заперся в своем любимом кабинете и, расправляясь с бутылкой коньяка «Наполеон», уставился застывшим взглядом на вставленную в рамку копию знаменитой фотографии Кирстен, выполненной Антони Армстронг-Джонсом для ее дебютного концерта в «Вигмор-холл».

В своей спальне Клодия отложила в сторону номер «Таймс» и отправилась искать ножницы. Аккуратно вырезав газетную статью, Клодия приклеила ее в последний из двух дюжин альбомов, в которых она на протяжении многих лет собирала материалы о Кирстен. Случайно ей на глаза попалась фотография, на которой были запечатлены Кирстен и Майкл, слившиеся в страстном объятии, и Клодия, в который уже раз за все эти годы, испытала острую боль в сердце. И по сей день ей была невыносима эта картина, она не могла смотреть, как чужие руки прикасаются к ее драгоценной девочке, которую Клодия так любила и потеряла.