Джеффри и Дирдра наблюдали за тем, что делала Кирстен, с тщательно завуалированным презрением. И хотя оба ни разу ничего не сказали по этому поводу, они совершенно одинаково считали, что сидевшая в Кирстен Харальд плебейка показала наконец свое истинное лицо.

Больше всех был испуган и сбит с толку маленький Джефф. Взятый из детского сада при Гринбрайере сразу же после того, как Джеффри заявил в полицию об исчезновении Мередит, Джефф Целыми днями не отходил от матери. Маленькой печальной тенью мальчик таскался за Кирстен повсюду.

Вечером Джефф соглашался идти наверх спать только в сопровождении матери и требовал, чтобы она оставалась с ним до тех пор, пока он не уснет.

— Ты ведь никогда не покинешь меня, мамочка? — тревожно спрашивал мальчик.

— Нет, моя радость. Я никогда тебя не покину.

— Обещаешь?

— Обещаю. Я слишком люблю тебя, чтобы покинуть.

— И я люблю тебя, мамулечка, так что тебе лучше не уезжать, хорошо?

— Хорошо, мой дорогой.

Их разговоры продолжались до тех пор, пока язык Джеффа не начинал заплетаться, а глаза сами собой закрываться. Но и после того как Джефф засыпал, Кирстен оставалась с сыном еще некоторое время. Ночь для нее была самым страшным временем суток. Будучи не в состоянии чем-то занять себя, Кирстен неизбежно попадала во власть невыносимых мыслей. Все они, надежно запертые днем в самом дальнем уголке сознания, ночью наваливались на несчастную мать со всей своей силой. В эти минуты Кирстен более всего нуждалась в поддержке и утешении. Но некому было поддержать бедную Кирстен. Сын спал, муж взял привычку запираться у себя в спальне на ночь. И Кирстен оставалась наедине со своей болью и чувством вины.

Тогда она начинала бродить по дому, пробираясь на цыпочках мимо закрытых дверей, бесшумно переходя с этажа на этаж. Каждый звук казался Кирстен стуком Мередит в дверь. Кирстен потеряла счет тому, сколько раз она открывала каждую ночь входную дверь или подбегала к какому-нибудь окну.

Ближе к рассвету Кирстен приходила в комнату Мередит и дотрагивалась до всего, до чего могла дотрагиваться дочь: мебель, кружевные занавески на окнах, большая кровать с балдахином, старинный кукольный дом, коллекция миниатюрных стеклянных и фарфоровых зверюшек, книги и пластинки, одежда Мередит. Потом Кирстен садилась в плетеное кресло-качалку, купленное для Мередит к ее семилетию, и принималась раскачиваться в нем, пока постепенно не начинала дремать.

Прошло десять дней, и пресса начала терять к ним интерес. Стала менее надоедливой. Поскольку эффектных сюжетов для репортажей практически не стало. Дела, зашедшие в тупик, всегда скучны. Даже случайные хулиганские звонки с требованиями выкупа ничего больше не стоили с точки зрения сенсаций. Полиция тоже устала. Все версии лопнули. А Джеффри и Кирстен начали терять последнюю надежду.

Но на двенадцатый день исчезновения Мередит Кирстен, проснувшись, услышала, как внизу кто-то играл на рояле «Лунный свет», одну из самых любимых ранних пьес, разученных Мередит. Пальцы не слушались Кирстен, и она никак не могла справиться с пуговицами халата. В конце концов Кирстен не стала его застегивать и бросилась, перескакивая через ступени, вниз по лестнице. Запыхавшись, она вбежала в музыкальную залу.

— Мередит!

Музыка оборвалась. Джефф оторвал взгляд от клавиш и разрывающим сердце, извиняющимся тоненьким голосом пролепетал:

— Прости, мамочка, это — только я.

Кирстен мгновенно скрыла охватившее ее безнадежное уныние.

— Только ты? Что значит «только я»? — Кирстен подбежала к сыну и заключила его в объятия, поцелуями отгоняя невольно причиненную мальчику боль.

— Мамочка.

— Что, дорогой?

— Давай сыграем в четыре руки, а? — Лицо Джеффа мгновенно просияло, как только он увидел согласный кивок матери. — Вот здорово, — воскликнул малыш, — совсем как мы с Мередит!

Он тут же грянул «Собачий вальс» — первый дуэт, которому научила его старшая сестра. Кирстен лишь на секунду замешкалась со своим вступлением.

— Мамочка, что случилось? — спросил Джефф, не отрывая глаз от клавиш. — Ты почему не играешь?

— Конечно же, я играю, мой милый.

— Нет, не играешь. Я не слышу тебя.

Кирстен чуть сильнее ударила по клавишам.

— А теперь ты меня слышишь?

— Нет.

— Джефф, дорогой, в самом деле… — И тут она взглянула на свои руки. — О Боже мой!

Джефф немедленно прекратил играть.

— Мамочка?

Кирстен в полнейшем недоумении уставилась на свои руки. Они висели в воздухе над клавиатурой подобно двум замерзшим птичьим лапкам. Совершенно одеревеневшие. Непослушные. Кирстен снова попыталась дотронуться до клавиш, но не смогла. Руки отказывались двигаться. Они оставались в том же положении, застыв в двух дюймах над клавишами. Кирстен попыталась по одному согнуть пальцы. Ни один не шевельнулся.

— Мамочка! — Глаза Джеффа в ужасе расширились. — Твои руки застряли! Почему они не играют?

Кирстен покачала головой:

— Не знаю.

Она отдернула руки и, положив их на колени, немного подождала. Сердце Кирстен учащенно билось, на лбу выступила испарина. Наконец кровообращение в руках восстановилось, и Кирстен опять осторожно положила их на клавиатуру, а потом одновременно ударила сразу по десяти клавишам.

— Мама, звука все равно нет.

Кирстен притворилась, что не слышит сына. Она попыталась еще раз, потом еще и еще. Но руки упорно оставались неподвижными. Они отказывались подчиниться сильной воле Кирстен. Она продолжала беззвучно колотить по клавишам, пока Джефф не расплакался и не попросил мать остановиться. Руки Кирстен, словно налитые свинцом, тяжело опустились вниз.

— Она мертва, — прошептала Кирстен. — Мередит мертва. Она умерла, и я наказана за это. Боже праведный на небесах, я убила свою дочь.

На следующий день осенний ливень наконец сделал то, что не удалось сделать полиции, собакам-ищейкам и сотням местных добровольцев, помогавшим в поисках. Дождь размыл неглубокую ямку в густой чащобе в пяти милях от владений Оливеров. Двое мальчиков, прогуливавших школу, наткнулись на голое тело Мередит, спрятанное совсем недалеко от развалин Ноудвуда — громадного дома, купленного несколько лет назад за черпак рубинов и алмазов изгнанным королем Албании, никогда в этом доме не жившим. То, чего Кирстен страшилась больше всего, подтвердилось после вскрытия, произведенного судебным экспертом округа Нассо. Перед смертью Мередит изнасиловали. Потом ей сломали шею. Девочка умерла не менее недели назад.

Ночные дежурства закончились. Полиция и пресса покинули место событий почти одновременно. Предназначенное прекрасному юноше досталось убийце. То, что началось как возможное похищение с целью выкупа, закончилось убийством.

Вся в черном, скрыв лицо под огромными черными очками, Кирстен неподвижно стояла между Джеффри и Дирдрой, наблюдая, как ее любимую дочь зарывают в землю на семейном кладбище Оливеров. Возможно, это и было абсурдно, но Кирстен не могла избавиться от мыслей о трех женщинах, которыми она всегда восхищалась, — Джекки и Этель Кеннеди и Коретте Кинг: у них, как и у самой Кирстен, любимые люди стали жертвами убийцы. Она вспоминала их исполненные благородства лица, прикрытые вуалью, их мужество и стоическое терпение. И эти известные всему миру вдовы своей судьбой помогли Кирстен выстоять на похоронах собственной дочери.

Кирстен не чувствовала слез, медленно струившихся по бледным щекам. Положив отяжелевшие руки на узенькие плечи сына, она прижималась к его спине. Страдание Кирстен было настолько велико, что она постоянно находилась в состоянии двигающейся сомнамбулы.

Кирстен неотвязно преследовали ужасные мысли об изнасиловании и убийстве дочери. Сомнения, вопросы и чувство вины не давали Кирстен покоя. Была ли она и в самом деле хорошей матерью, если ее любимая дочь погибла? Лукавила ли она все эти годы, убеждая себя, что можно равноценно делить себя между семьей и любимым делом? Бросила ли она своих детей и мужа, в чем обвинял ее Джеффри? Если бы в тот последний день она оказалась бы дома, могла бы она предотвратить случившееся? Полиция уверяла Кирстен, что это было невозможно: в подобных убийствах жертвы всегда выбираются наугад, незапланированно. Обычный пример фатального стечения обстоятельств. Именно тот случай, когда человек оказывается в неудачное время, в неудачном месте. Доводы полиции немного помогали, но не спасали. Призраки продолжали преследовать Кирстен.