Произнося «Оливер», Лоис Элдершоу Холден насмешливо приподняла верхнюю губу. В отличие от более снисходительных людей ее круга Лоис не только не одобряла, но вообще отказывалась принять то, что Кирстен Харальд выходит замуж за человека из высшего света.

Время, несомненно, сделало Лоис еще более язвительной, чем прежде, но Кирстен все же попыталась быть как можно сердечнее со своей бывшей соперницей.

— Мне очень жаль, что вы больше не гастролируете, — искренне посочувствовала Кирстен.

— Так мне посоветовали доктора, — натянуто ответила Лоис. — Сейчас я преподаю.

Тема разговора иссякла. Когда Холдены отошли, Кирстен спросила у Джеффри, что ему известно о Лоис. Оливер неопределенно пожал плечами:

— Очень мало, а что?

— Ты когда-нибудь встречался с ней?

— С неприступной девственницей? — Джеффри сделал вид, что его всего передернуло. — Никогда. Она подруга Дирдры, а вовсе не моя. Собственно, Дирдра и познакомила Лоис с Алеком Холденом. Родители Лоис умерли несколько лет назад, оставив ей небольшое состояние, и, поскольку она искала себе мужа, а Алек всегда предпочитал работе игру, они объединили свои капиталы и поженились в прошлом августе.

— А где они живут?

— Здесь, на Северном побережье. — Кирстен стало не по себе. — Алек выращивает лошадей для поло, Лоис же, как всякая добропорядочная лонг-айлендская жена, занята благотворительностью, одним словом, они благополучная пара. Не смотри так скептически. Они оба получили именно то, к чему стремились.

— Для меня это звучит ужасно. Бедная Лоис, ее остается только пожалеть.

— Уверен, что она с тобой не согласилась бы.

Эмиль и Жанна последними покинули прием, и Кирстен впервые до конца прочувствовала, что она уже не живет с родителями в квартире на Восемьдесят первой улице. Теперь она будет жить с Джеффри, в его доме. Их доме. Кирстен посмотрела на кольцо с бриллиантом на пальце и невольно покраснела. Пройдет совсем еще чуть-чуть времени, и мужчина, ставший сегодня ее мужем, придет позвать невесту на первую брачную ночь. И что же он обнаружит? Невесту, уже отдавшую себя кому-то другому.

Новобрачные расположились в огромной спальне, когда-то занимаемой родителями Джеффри. Комната была отделана дубом, на стенах красовались лепные украшения, а искусно сделанная мебель драпирована парчой. Создавалось впечатление, что вся обстановка перенесена сюда из какого-то роскошного английского замка семнадцатого века. В центре спальни стояла кровать на массивных четырех столбах резного дуба, с балдахином. Забравшись в постель, Кирстен почувствовала страх. Чтобы как-то отвлечься, она начала мысленно переделывать комнату под свой вкус.

Дверь ванной отворилась, и в проеме появился слегка покачивающийся Джеффри в роскошном халате. У Кирстен бешено застучало сердце. Она выжидательно смотрела на мужа, моля Бога о чуде, благодаря которому Джеффри не заметит ее утраченной невинности. Но беспокоилась она напрасно. После двух лет добровольного воздержания он был слишком переполнен эмоциями. Редкое сокровище, о котором мечтал весь мир, теперь принадлежало Джеффри, и он будет его лелеять, поклоняться ему и владеть им.

— Моя прекрасная Кирстен, — прошептал Джеффри, просовывая одну руку под голову жены, а другой развязывая пояс халата. — Знаешь, как давно я ждал этой минуты?

Долгим и томительным поцелуем Джеффри припал к губам Кирстен. Опустившись на постель рядом с ней, Джеффри не прерывал поцелуев. Желание его нарастало, напрягая жаждущую плоть. Необузданная страсть, пронзив каждую частичку тела Джеффри, объяла его жарким пламенем.

Джеффри распахнул пеньюар Кирстен и бросил первый быстрый взгляд на ее наготу. Кирстен была прекрасна. Теплый мрамор, подобный тому, из которых изваяны статуи в древнегреческих дворцах. С благоговейным почтением ласкал это тело Джеффри. Затем он услышал, как Кирстен слабо застонала от удовольствия, но когда она попыталась прикоснуться к плоти Джеффри, он откинул ее руку.

— Позволь мне сделать это, — прошептал Джеффри, — позволь мне делать все.

Чувствуя, что он не может сдерживаться больше, Джеффри одной рукой обхватил пенис, и ему стало не по себе. Пенис был вялым и мягким. Джеффри опять проиграл. Воздержание не очистило его, наложенная на себя епитимья не принесла вознаграждения. Совершенно ничего не изменилось. Ничего.

В отчаянии он обратился к испытанному приему — вызвал в себе единственное воспоминание, способное поднять вялую плоть. Джеффри вспомнил себя мальчишкой, занимающимся онанизмом во время подсматривания в замочную скважину за моющейся в душе матерью. И сразу же появилась эрекция. Почувствовав увеличивающийся объем и упругость, Джеффри не стал терять времени: стремительным движением он вошел в Кирстен. Джеффри настолько был озабочен сохранением эрекции, что даже не заметил, с какой легкостью проник в лоно Кирстен.

Джеффри кончил почти моментально, после чего плоть снова обмякла. Лежа на Кирстен, Джеффри испытывал не облегчение, а чувство вины и отвращения к себе.

Кирстен недовольно пошевелилась — она почти задыхалась под весом тела Джеффри, и ею овладело чувство незавершенности, от которой все тело зудело. Джеффри так мастерски возбудил ее, а потом вдруг оставил висеть между небом и землей, неудовлетворенную, полную сил; пожар страсти не был потушен, желание не исполнено. Он даже не позволил ей дотронуться до него. Кирстен не понимала почему. Может быть, Джеффри сразу же понял, что она не девственница, и разочаровался, разозлился или даже решил отвергнуть?

Уже второй раз за этот день Кирстен поймала себя на мысли о Майкле. С ним занятие любовью было чем-то восхитительным, дававшим полное удовлетворение и ощущение полноты жизни. Но Майкл — не ее муж, и теперь Кирстен предстояло спать с Джеффри. В ее памяти отныне не должно быть места воспоминаниям о близости с Майклом.

Джеффри, отвалившись в сторону, лежал на боку спиной к Кирстен. Она прижалась к мужу, мечтая о том, чтобы он повернулся и обнял ее. Но Джеффри даже не пошевелился. Прислушавшись к его глубокому, ровному дыханию, Кирстен поняла, что он крепко спит.

Кирстен надеялась, что со временем их интимные отношения изменятся к лучшему, но она ошибалась. Лучше не становилось. Несмотря на ее стремление участвовать в любовных играх, Джеффри не позволял ей ничего делать. Он постоянно отводил руки Кирстен, иногда даже заводил их за голову Кирстен, а сам в это время целовал и ласкал ее, умоляя жену позволить ему наслаждаться ею. Он доводил ее до такого состояния, что Кирстен была уже готова взорваться от исключительного возбуждения, но, прежде чем она успевала достичь оргазма, Джеффри кончал и отваливался.

Кирстен стала опытной притворщицей, для того чтобы кто-нибудь в обществе не мог определить, что их брак с Джеффри не так уж и идеален.

Правда, у Кирстен появилась возможность насладиться положением прелестной хозяйки замка, в подчинении которой находилось пятнадцать слуг во главе с Тельмой Джойс, в течение многих лет бывшей экономкой Оливеров. Помимо этого, Кирстен увлек поток общественных и культурных событий, что напомнило ей о прекрасной жизни в Лондоне. И если старшее поколение относилось к Кирстен подозрительно и осторожно, то дамы помоложе находили ее очаровательной. Кирстен была не похожа на других лонг-айлендских жен, что придавало ей, по мнению этой части общества, особый шарм. По заведенному порядку шесть часов в день Кирстен занималась музыкой, шесть часов, в течение которых она была не доступна никому. И потому ее поклонники были вдвойне благодарны возможности общения с Кирстен, когда она появлялась в обществе.

По совету Дирдры Кирстен вступила в Молодежную лигу — организацию, которая, по словам свояченицы, была не просто общественным клубом, но занималась еще и благотворительностью. Кроме того, Кирстен стала членом Клуба викторианских пикников, участники которого собирались по воскресеньям и занимались восстановлением заброшенных дачных домов, расположенных на побережье Лонг-Айленда. Досуг Кирстен и Джеффри состоял из посещения театров, званых обедов у друзей и танцев в «Пайпинг рок клаб». На каких только вечерах они не побывали! Тут были и коктейли, и маскарады, и организации всевозможных фондов, и юбилеи.