— Кирстен! — Майкл радостно рассматривал возлюбленную.

Кирстен улыбнулась, пытаясь скрыть противоречивость собственных чувств.

Последним Кирстен целовал Джеффри, но Майкл теперь стирал следы его поцелуев своими губами. Кирстен почувствовала, как в ней начинает разгораться так хорошо знакомое возбуждение, и образ Джеффри постепенно стушевывался. Бесчисленные нежные поцелуи Майкла растопили остатки сопротивления и рассеяли все ее сомнения.

Его ласки распаляли желание, будили страсть. Семь месяцев разлуки пробудили неутолимый голод. Пытаясь ослабить желание плоти, они беспрерывно целовали друг друга, но это не помогало. Скорее наоборот — еще больше разжигало страсть.

— Сегодня вечером, — прошептал Майкл. Вожделение полностью захлестнуло его. — Сегодня мы проведем вместе всю ночь.

Кирстен еще глубже запустила руки в волосы Майкла и крепко прижалась к нему бедрами. Сегодня вечером. Вся ночь. Какая сладкая и чудесная мысль! Восхитительно желанное обещание. Впервые они проведут вместе всю ночь. Наконец. У них будет время долго-долго наслаждаться любовью. Время, которое позволит утром проснуться в объятиях друг друга и снова заняться любовью. В кои-то веки время будет на их стороне.

Майкл беспокойно взглянул на дверь, понимая, что в любую минуту в нее могут постучаться, и подвел Кирстен к старенькой плюшевой кушетке напротив гримерского стола. Опустившись на нее, Кирстен спросила Майкла, как же ему наконец удалось устроить их совместное выступление. Выражение лица Майкла мгновенно изменилось.

— Я просто поставил Роксану перед свершившимся фактом.

Его отрывистый ответ был куда более краток, чем объяснения между ним и Роксаной. Майкл до сих пор никак не мог понять, почему Роксана так решительно настроена против его выступлений с Кирстен. Майкл многие месяцы пытался убедить Роксану в абсурдности положения, когда он остается единственным дирижером в мире, за исключением Эдуарда ван Бейнума, не выступавшим с Кирстен. Когда же он объявил о своем первом в жизни самостоятельно принятом деловом решении, Майкл прочел в глазах жены такой беспредельный ужас, что невольно содрогнулся. Роксана восприняла заявление Майкла так, словно он сообщил о решении оставить ее. Столь неожиданная реакция подействовала на Майкла как удар бича.

— Герр Истбоурн, — раздался за дверью голос концертмейстера.

Кирстен и Майкл отпрянули друг от друга, словно пара спугнутых оленей. Торопливо оправив одежду, они, спокойные и собранные, пошли вслед за распорядителем на сцену. Но стоило Кирстен сесть за рояль, как самообладание оставило ее. Она вдруг напрочь забыла всего Рахманинова.

— Вы готовы? — обратился к ней с подиума Майкл.

Кирстен кивнула, взмахом руки попытавшись развеять сомнения Истбоурна.

— Кирстен, вы уверены?

В этот момент Кирстен ни в чем не была уверена, но поспешила заверить Майкла в своей полной готовности. Истбоурн дал ей еще минуту, чтобы окончательно собраться, и начал репетицию. К великому своему облегчению, Кирстен очень скоро поняла, что ничего не забыла и помнит концерт до последней ноты. Репетиция прошла исключительно ровно и гладко, Но вечером, когда Кирстен ожидала за кулисами своего выхода, паника овладела ею с новой силой. Она попыталась убедить себя, что это вполне естественное волнение перед выступлением и не более того. Ведь ей впервые дирижирует Майкл. Необходимо просто сосредоточиться, и все будет прекрасно.

Когда Кирстен вступила на сцену, никто в зале не заметил ее смятения. Даже Майкл. Он видел то же, что и все, — поразительно красивую молодую женщину в пышном наряде цвета лаванды, улыбка которой затмевала даже сверкавшие на ней бриллиантовые украшения. От одного присутствия этой блестящей женщины все вокруг меркло, становясь совершенно незначительным. Кирстен села за рояль и поверх инструмента взглянула на дирижера. Несмотря на то что она многие годы представляла в своем воображении этот момент, сейчас Кирстен испытала что-то вроде шока — вот он, долгожданный миг, за дирижерским пультом действительно стоял боготворимый Майкл и смотрел на нее. Глаза его словно посылали Кирстен страстный поцелуй и безмолвный призыв почувствовать всю исключительность сегодняшнего вечера.

Изящным движением кисти Майкл поднял дирижерскую палочку. Начальные аккорды играла только Кирстен. Затем вступили струнные инструменты. Все растворилось в прекрасном сне. Несмотря на свои страхи, Кирстен никогда еще не играла с таким чувством, так выразительно и живо, с такой лирической ясностью. Может быть, Майкл и дирижировал всем оркестром, но для Кирстен он дирижировал только ей. Время от времени они встречались взглядами, и от этого их музыка становилась еще одухотвореннее.

Играя третью, финальную, часть произведения, Кирстен почувствовала неведомые ей до сих пор ощущения. В ее игре зазвучал сладко-горький призыв собственной души к душе Майкла, молящий остаться в этом состоянии вечно. Но Кирстен слишком хорошо понимала, что об этом можно только мечтать — с последними звуками сказочное блаженство кончится. И в каждом минорном аккорде звучали струны рыдающего сердца Кирстен. Заканчивая финал, эту высшую точку трагедии, Кирстен уже не видела клавиш из-за наполнивших глаза слез. Она безвольно опустила руки, и оркестр без нее доиграл четырехнотный финал. Все кончилось.

Кирстен и Майкл вместе вышли на поклон, руки их крепко сплелись в восторге тайного торжества. Свершилось. Они наконец выступили вместе. Свидетелями их удивительного волшебства стали тысячи слушателей, пришедших в зал, а благодаря записи концерта, сделанной «Дойче Граммофон», к ним присоединятся еще миллионы поклонников классической музыки во всем мире. Запись навеки сохранит память о чуде, происшедшем в тот вечер. Кирстен словно парила над землей.

Расставаясь с ней у двери артистической уборной, Майкл шепнул на прощание:

— Не забудь, эта ночь — наша.

Но прежде им предстоял званый вечер в американском посольстве, куда оба музыканта были приглашены.

Зал приемов, сиявший в свете многочисленных хрустальных канделябров, был наполнен сотнями мужчин и женщин в вечерних нарядах. Служанки в черной униформе и белых передниках сновали среди гостей, разнося на серебряных подносах канапе и икру, слуги предлагали местные вина и импортное шампанское. В углу зала расположился струпный квартет, исполнявший избранные произведения Иоганна Штрауса. Майкл взял с подноса у проходившего мимо официанта два бокала шампанского и протянул один Кирстен.

— За нас. — Истбоурн мелодично чокнулся с возлюбленной. — Может быть, сегодняшний вечер — только начало.

— За нас. — Кирстен подняла хрустальный бокал и одним глотком наполовину осушила его.

Они были в центре внимания присутствующих, и сыпавшиеся со всех сторон комплименты согревали Кирстен не хуже шампанского, но все же ее волновал один-единственный вопрос: когда наконец можно будет незаметно улизнуть с приема, не нарушив при этом приличий? Кирстен посмотрела на Майкла, беседовавшего в этот момент с послом и его женой. Почувствовав на себе ее взгляд, Майкл обернулся, и глаза их встретились. Майкл почти тут же извинился перед собеседниками и направился в ее сторону. Взяв Кирстен за локоть, он повел ее из гостиной в смежную с ней столовую, где народа было поменьше. Кирстен испытывала истинное блаженство, опять находясь рядом с ним, но сердце девушки тут же куда-то провалилось, когда она увидела выражение лица Майкла, глядевшего на что-то через ее левое плечо. Лицо Истбоурна застыло, словно окаменело. Кирстен оглянулась и проследила за взглядом своего спутника. К ним неторопливо приближалась женщина в красновато-коричневом вечернем платье, чудесно облегавшем великолепную фигуру. Коротко подстриженные густые каштановые волосы кружевом обрамляли поразительно чувственное лицо. Уши и шею украшали ослепительно сверкавшие бриллианты и топазы, эффектно подчеркивавшие полупрозрачность удивительно нежной кожи. Когда же женщина подошла ближе, Кирстен увидела, что у нее ясные темно-зеленые глаза.