Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Спрятав ручку в карман, Эрик искоса посмотрел на утонченное аристократическое личико своей жены. Он гордился ею, гордился и восхищался всем сердцем. Они были совершенно замечательной парой, живущей дружно и счастливо вот уже восемнадцать лет. Красавица и чудовище. Или же, как любила говорить Клодия, принц и нищий. Хотя то, что он начал свою жизнь гораздо более бедным, чем она могла себе представить, было тайной, которую Эрик успешно хранил от жены все эти годы. И мысль о том, что спутница его жизни, возможно, с таким же успехом скрывает от него нечто подобное, мучила Эрика безмерно.

Подавая Клодии накидку — она всегда мерзла (как считал Эрик, из-за своей чрезмерной худобы), и каждое платье, моделируемое специально для Клодии самим Норманом Хартнелом, обязательно предусматривало накидку, — Шеффилд позволил себе еще немного сугубо личных размышлений. Интересно, узнал ли бы в нем сегодняшнем, случись здесь кто-нибудь из его родного Ливерпуля, Эрика Джонсона, мальчишку-почтальона? В глубоко посаженных карих глазах Эрика вспыхнула черная лукавая искра. Еще будучи ребенком (седьмым ребенком в семье Джо и Энн Джонсонов), он понял, что разительно отличается от своих братьев и сестер неким чудачеством, а еще больше — безграничным честолюбием. Мальчик всегда был исполнен решимости вырваться из деградирующей, живущей в постоянных долгах семьи в иной, созданный собственным воображением, огромный великолепный мир.

Помнят ли его горожане, которым он когда-то доставлял «Ливерпуль дейли ньюс», или парни из отдела доставки «Ливерпуль диспеч»? Помнят ли репортеры, что в двадцать лет Эрик был назначен издателем и главным редактором «Диспеч», всего через два года после того, как его пожизненный идол Уильям Айткен в свои зрелые сорок два основал «Санди экспресс»? Помнят ли щеголеватые завсегдатаи ресторанчиков на Бонд-стрит, как безоговорочно короновали его на престол бульварной прессы, когда он в двадцать девять лет сумел обойти по тиражу самого Айткена?

Что же до Айткена, то, будучи посвященным в рыцари королем Георгом Пятым и получившим титул лорда Бивербрука, по респектабельности он все же продолжал опережать Эрика. Шеффилд усмехнулся, вспомнив, как в день своего переезда из Ливерпуля на постоянное жительство в Лондон отомстил сопернику, пожаловав себе новую фамилию. Для этого Эрик просто урезал Джонсон до Джонс, а первую часть новой фамилии позаимствовал у известной всему городу фабрики по производству столового серебра — «Шеффилд». Какое еще имя подошло бы человеку, столь блестяще «выплавившему» самого себя? Какое еще имя могло бы одинаково уместно звучать в комфортабельных салонах Блумсбари и маленьких пивнушках, во дворцах и на улицах?

Подзывая привычным жестом шофера, Эрик не смог сдержать усмешку. Сомнений не было: никто из его давно забытого прошлого не узнал бы сегодня Эрика Джонсона в безупречно ухоженном, с вышколенными манерами холеном франте, щеголяющем в самом дорогом костюме, какой мог себе позволить человек, с таким трудом покоривший наконец фортуну.

Сначала с Шеффилд-Джонсами встретились Эмиль и Жанна, а потом уже настала очередь Кирстен. Она ждала встречи два дня, и все два дня ее переполняла радость, к которой странным образом примешивались тревога и грусть. Неужели наконец-то фортуна улыбнулась ей? Боясь поверить в свою удачу, Кирстен не находила себе места. И чем ближе становилось время аудиенции, тем больше ее состояние походило на бредовое.

— Меня от-кры-ли, меня от-кры-ли, — нараспев бесконечно повторяла Кирстен, кружась в танце и выделывая умопомрачительные па. — Меня от-кры-ли, меня от-кры-ли!

Почувствовав головокружение, она, задыхаясь, рухнула на постель, раскинув руки подобно расправленным крыльям птицы. Черные длинные волосы блестящим шелковым веером разметались по подушке. Кирстен уставилась в потолок, на сияющем прекрасном лице играла блаженная улыбка. Если верить рассказам родителей, то получается, что она нашла себе спонсоров. «Нет, не спонсоров, — быстро поправила себя Кирстен, — покровителей». С недавних пор слово «покровитель» нравилось ей куда больше, нежели холодное «спонсор». Оно звучало гораздо романтичнее, в нем было что-то от Ренессанса. Кирстен несколько раз вслух, по-театральному растягивая гласные, повторила: «По-кро-витель, по-кро-витель, по-кро-витель…»

У Микеланджело были Медичи, у Гайдна — Эстерхази, у Ван Гога — его брат Тео, а у Кирстен Харальд теперь были Эрик и Клодия Шеффилд-Джонс. Девушка обняла себя и в эйфории залилась веселым, полным счастья смехом. Одна жизненно важная часть ее сокровенной мечты была готова воплотиться в жизнь. Невозможно, невероятно, но, похоже, ее сладкие грезы становятся реальностью.

Кирстен с родителями встретились с Шеффилд-Джонсами в четыре в русской чайной на Пятьдесят седьмой улице. Опустившись рядом с матерью на холодную красную кожаную банкетку, Кирстен принялась с любопытством разглядывать все вокруг. Экзотическая обстановка чайной произвела на нее двоякое впечатление. С одной стороны, она чувствовала себя самозванкой, пробравшейся в кабинет, обычно предназначенный только для богачей и знаменитостей. С другой, вне себя от возбуждения, девушка наслаждалась редкой и неожиданно выпавшей ей на долю привилегией. Кирстен думала и сама себе не верила, что это действительно она сидит в знаменитом ресторане, мимо которого проходила бесчисленное количество раз, даже не мечтая заглянуть за внушительные стеклянные двери.

А теперь она чувствовала себя шагнувшей во времени назад — в один из мимолетных фрагментов истории царской России, где в такой вот чайной, быть может, обедала русская знать. Темно-зеленые стены, отделанные золотом, украшали картины в тяжелых рамах — печальное напоминание о безвозвратно ушедшей эпохе. Все было отделано латунью — и вазы с яркими разноцветными искусственными цветами, и подлокотники кресел, и столик, на котором возвышался огромный, до блеска начищенный самовар (совсем такой же, как у Натальи). Приглушенный рубиновый свет, исходящий от красных бра на стенах, создавал уютную, дружескую, с примесью интимности, атмосферу.

Кирстен почувствовала на себе взгляд и моментально вернулась в реальность. Вспыхнув от смущения, она нервно сплела пальцы лежавших на коленях рук и обратила свое сияющее лицо к человеку, севшему прямо напротив нее. Мужчина, грубые черты лица которого несколько сглаживались и смягчались поразительным изяществом манер, смотрел на Кирстен с доброжелательностью благодетеля. И серый в полоску костюм-тройка, и внушительная фигура мистера Шеффилда могли вызвать безнадежный страх, если бы не его привычка все время располагающе подмигивать, когда он сам или кто-либо из сидящих за столом подавал слишком уж заумную или неуместную реплику.

— Что, трудности с выбором? — Приподняв бровь, Эрик указал на лежавшее перед Кирстен меню.

Кирстен судорожно глотнула, посмотрела на меню, в которое она еще и не заглядывала, и снова покраснела.

— Могу я вам предложить?

— Пожалуйста.

Перегнувшись через стол и понизив голос до того, что его могла слышать только Кирстен, он подмигнул и заговорщически прошептал:

— Если вам хочется чего-нибудь ужасно калорийного, обязательно попробуйте торт «Черный лес». — Эрик округлил глаза, изображая порочное наслаждение. — Это просто соблазн, безгрешный соблазн.

Кирстен хихикнула, ее смущение сменилось вспышкой удовольствия. Эрик Шеффилд-Джонс, несмотря на свое громкое имя, блестящую репутацию и внушительную внешность, был шутником. Великовозрастный бездельник, не слишком серьезно относящийся к жизни. С легкостью включившись в предложенную игру, Кирстен тоже потянулась над столом и приблизившись настолько, что ее волосы почти касались уха визави, прошептала:

— Согласна, если вы будете то же самое.

Эрик притворился шокированным.

— Вы полагаете, что мне это не повредит? — Он похлопал по своему внушительному животу, и они с Кирстен одновременно весело рассмеялись. — А почему бы, черт возьми, и нет? Я просто компенсирую это за ужином каким-нибудь замечательным палтусом.

11
{"b":"172188","o":1}