Она смыла его в унитаз.

Отклонившись назад, она осмотрела себя. Там, где он ударил ее, кожа покраснела. Красной она была и там, где он сжимал ее, красной она была и там, где он присасывался к ней. Ей казалось, что она до сих пор чувствует запах его слюны. Тошнотворный, сладковатый запах. Но все — таки менее тошнотворный, чем привкус у нее во рту.

Постанывая, она наклонилась вперед и заглянула вниз. Ее светлые волосы свалялись, они уже высохли и прилипли к коже. Под волосами кожа была сплошным красным пятном, как и на грудях. Но крови нигде не было, — Крамер вылизал ее чисто.

Ее вульва казалась открытой раной, половые губы были малинового цвета.

Соединив ноги, Лейн поморщилась от боли. Она поднялась, наклонилась над раковиной и стала чистить зубы. У зубной пасты был мятный привкус, который перебил запах Крамера. Чистя зубы, она посмотрела на себя в зеркало аптечки. Волосы взлохмачены, как будто их разметал ветер. Белки глаз розовые, а взгляд какой-то странный, чужой. Словно это были вообще не ее глаза.

«Это больше не я, — подумала она. — Это кто-то другой.

Кто-то, кого изнасиловали.

Изнасиловали самым настоящим образом.

Я обесчещена. Разбита, уничтожена.

И превращусь в кусок мяса, если кому — нибудь скажу. В кусок мяса, если не позволю сделать это со мной снова.

Черта с два я позволю ему это».

С нижней губы Лейн полилась зубная паста. Лейн смотрела в зеркало, как она стекает по подбородку. К горлу вдруг подступила тошнота, на глаза навернулись слезы. Она отвернулась от раковины, упала на колени перед унитазом, схватилась обеими руками за сиденье, и ее вырвало.

Когда все прошло, она забралась в ванну.

Лейн осторожненько промокнула себя полотенцем, стараясь не дотрагиваться до ран. Затем она перекинула его через перекладину и надела халат. Мягкая ткань впитала в себя остатки влаги на ее коже.

Ее зубная щетка по — прежнему лежала в раковине, щетина и ручка были в пасте. Лейн смыла ее. Зная, что больше никогда не сможет пользоваться этой щеткой, она бросила ее в корзину для мусора.

«Скажу, что она упала на пол, и на нее попали ворсинки», — подумала она.

В шкафчике под окном она нашла свой дорожный несессер и вынула оттуда запасную зубную щетку. Почистила зубы еще раз. Когда паста у нее во рту загустела, к горлу опять подступила тошнота, на глаза вновь навернулись слезы. Но на этот раз она справилась с собой. Она прополоскала рот, вымыла зубную щетку и положила в подставку.

Лейн достала аспирин и проглотила три таблетки, запив их холодной водой.

Проверив унитаз и не найдя на нем остатков рвотных масс, она собрала свою одежду и вышла из ванной.

В коридоре было прохладно. В его дальнем конце все еще мерцал свет. Значит, папа все еще посапывает на диване.

Мама всегда бывала очень недовольна, когда он выпивал слишком много.

«Это не такое уж большое преступление, — подумала Лейн. — Мама должна радоваться, что вышла замуж за такого человека, как он, и не пилить его за маленькие слабости, вроде этой».

Лейн вошла в свою комнату, локтем включила свет. Затем отнесла к шкафу свои кроссовки и поставила их.

И посмотрела на них.

Ее подарок, ее награда, за то, что она достала для папы ежегодник.

«Боже, — подумала она. — Если бы Крамер не помог мне с этим ежегодником, я не стала бы оставаться после уроков. И ничего не случилось.

Из — за тебя меня изнасиловали, папа.

Какая чушь! Сама была виновата».

До нее вдруг дошло, что Крамер смошенничал, когда разыгрывали, кто поедет на «Гамлета». Он запланировал это заранее.

Лейн подошла к кровати с одеждой в руках. Бросила на нее юбку и блузку и поднесла поближе к лампе свой бюстгальтер. Кажется, с ним ничего не случилось.

«Нет, случилось, — подумала она. — До него дотрагивался этот ублюдок».

Когда она рассматривала юбку и блузку, мысли ее вернулись к жребию монеткой. «Когда это было? Перед тем, как мы с мамой поехали к бабушке на выходные.

Пятница. Он сделал это в пятницу, а книгу он взял для меня в следующий понедельник.

Если он действительно смошенничал с монеткой, значит, он еще в пятницу задумал заманить меня сегодня на катер. До ежегодника. До того, как я стала оставаться после уроков, свалилась с табурета и начала вести себя, как последняя идиотка, оставила дома свой бюстгальтер, и все такое прочее.

Этот ублюдок заранее выбрал меня».

Лейн вернулась к своему занятию. Блузка и юбка были в порядке. Она может больше ни разу не одеть их, но на них не должно быть пятен.

Она бросила одежду в корзину для белья.

Посмотрела на свою кровать.

Ей не хотелось ложиться. Все равно не уснуть. Она будет лежать и думать. Когда пытаешься уснуть, то всегда на ум приходит самое худшее, а вспоминать о сегодняшней ночи ей не хотелось.

«А вдруг я забеременела? Вдруг он заразил меня спидом? А, может, как-нибудь ночью он проникнет к нам в дом со своей бритвой и убьет нас всех?

Чушь!

И кому придет в голову ложиться в постель только для того, чтобы думать обо всем этом?

Может, я и не забеременела, ведь у меня скоро месячные? А как насчет спида? Даже если он им и болен, то шансы…

Так можно сойти с ума.

А лежать в постели с выключенным светом будет еще хуже.

Лучше всего было бы сидеть и всю ночь смотреть телевизор».

Лейн вспомнила, что телевизор включен. А бедный папа, как отверженный, лежит на диване.

Лейн вышла из своей комнаты, не зная толком, что будет делать дальше. Может, будет сидеть, уставившись в экран телевизора. А, может, выключит его и разбудит папу, чтобы он мог нормально выспаться в своей постели.

В любом случае, нельзя оставлять телевизор и лампу включенными на всю ночь.

Тихонечко ступая, Лейн отправилась в гостиную. Хотя у нее все болело, теперь боль уже не была такой острой. Может быть, помог аспирин. Наверняка, помог душ. И долгая горячая ванна, которую она приняла, хорошо вымывшись перед душем.

«Вирус мог попасть в меня, когда он порвал девственную плеву. Разве это не ирония судьбы? Я умру, потому что была девственницей. Незачем было быть такой целомудренной.

У меня все будет хорошо, — сказала она себе. — Все будет хорошо».

Телевизор светился, однако изображения на экране уже не было. Лампа в изголовье дивана тоже была включена. Но отец исчез.

Лейн услышала стук закрывающейся двери.

Что он делает? Решил выйти во двор?

Лейн вошла на кухню и прижалась к стеклу лицом. Все в порядке. Отец был там. Он шел смешной походкой, как будто не до конца проснулся — здорово наклюкался! Он двигался к гаражу, слегка покачиваясь, нетвердо держась на ногах.

Лейн приоткрыла кухонную дверь. Она хотела было окликнуть его, но вспомнила, что ее крик может разбудить маму. Что бы отец ни собирался делать, мама обязательно вмешается, и ему сильно влетит от нее.

Когда отец открыл дверь в гараж, Лейн вышла на улицу, прикрыв за собой кухонную дверь.

— Папа? — негромко окликнула она.

Казалось, он не слышит ее. Он нырнул в темноту.

Лейн нахмурилась.

«Может, мне лучше вернуться в дом, — подумала она. — Но вдруг с ним не все в порядке?

И что он может делать в гараже?»

Полы ее халата распахнулись из — за ветра. Но сейчас его прикосновение было даже приятным, и холода она не почувствовала. «Это, вероятно, потому, что я так хорошо прогрелась в горячей ванне», — решила она.

А вдруг отец заметит ее?

Она с неохотой запахнула халат и зажала мягкую ткань между ног.

В темноте гаража вдруг что-то засветилось. Казалось, что свет движется. Лейн догадалась, что это фонарь на батарейках, который она подарила папе на День отца. Вместо лампочки, как в обычном фонарике, в нем была флуоресцентная трубка.

«Интересно, что он там ищет?»

Поскольку Лейн была босиком, то решила сойти с газона с травой и прошла по бетонной дороже вдоль дома. Она уже была почти у гаража, когда увидела его в открытую дверь.