… До вылета оставалось два дня. Сегодня было крайне важно тайком отправить вещи в Русский дом, а завтра, если курьер не подведёт и с утра привезёт паспорт, нужно было отправиться в миграционную полицию, чтобы там поставили в документ все необходимые печати, разрешающие выезд. Вывезти багаж можно было только в отсутствие свекрови, и не слишком верующая Марина Михайловна мысленно молила бога помочь им.

Часов в одиннадцать Амина-ханум, действительно, куда-то собралась и даже сказала, что уезжает проведать кого-то из родственников. С душ беглянок свалился невыносимый груз, и они понимающе переглянулись. Оставшись одни, они мгновенно собрали детей, прихватив бутылку с молоком для Марьяшки, вытащили все сумки и пакеты на улицу и стали ловить какой-нибудь транспорт. Им опять повезло. Погрузив вещи в машину, они быстро сели в неё, назвав адрес Русского дома. Когда добрались на место, оставили вещи в кабинете председательницы Люси, сказав, послезавтра их рейс, следовательно, нужно, чтобы она была на месте — только так они смогут забрать свои пожитки. Люся поинтересовалась — хватает ли денег, вырученных за браслеты. Яна ответила, что денег на руках почти не осталось. Тогда Люся достала из своего портмоне все деньги, какие у неё были с собой, и протянула их Яне. Яна растерянно смотрела на купюры и, покачав головой, сказала, что не может их принять, поскольку уезжает насовсем, и вряд ли сможет их вернуть позже. Но Люся ответила, что ничего ей отдавать не надо, что она просто искренне хочет помочь Яне. Молодая женщина растроганно поблагодарила всё понимающую подругу и обняла её. Люся предложила после того, как Яна получит паспорт, отвезти ее с Мариной в полицию на машине мужа — опять же будет экономия.

— А как он воспримет то, что я сбегаю от своего мужа-пакистанца? Вдруг из чувства национальной солидарности расскажет всё Саиду?

— О, нет! Он знает от меня вашу историю и считает вашего супруга, Яна, извините, дураком, за то, что он не ценит русскую жену как редкое счастье, выпавшее ему. Сам виноват, что довёл дело до такой развязки.

— Ну, что ж, огромное спасибо, Люся! Мы действительно воспользуемся вашей помощью в этой ситуации. Что бы мы вообще без вас делали? Низкий вам поклон!

— А сейчас мы с мужем отвезём вас домой. — У растроганной молодой женщины на глазах выступили слёзы благодарности.

Евгений поднимался по лестнице Катиного подъезда, вспоминая, как они вчера преодолевали эти ступени и к чему они привели в результате. Его душа пела. Поднявшись на четвёртый этаж, он попытался исполнить звонком игриво звучащий мотив: «трам-там-тата-там». Улыбаясь в предвкушении встречи, он отстранился от двери, чтобы его не было видно в глазок, подставив к нему букет хризантем. Но… дверь молчаливо внимала его улыбке.

Летала окрылённая душа, презрев реальность, в небесах парила, обнять могла земной прекрасный шар в лучах закатных солнышка-ярила. Придумала она себе любовь, чтоб жить на свете было интересней. Развеять миф, столь хрупкий, мог любой, кому любовь казалась глупой песней. Душе, признаться, было всё равно: был для неё один лишь отклик важен — тот, что во сне влетал в её окно, что искрой был в костре любовной блажи. На миг ей показалось как-то раз, что выдумки её почти реальны — не так истолковала пару фраз… Но как ей знать, где правда, где банальность? Душа в восторге взмыла в синь небес… и там на миг звездою засияла. Вдруг выстрел прогремел, и свет исчез. Подбитой птицею душа упала. Ей показалось, смерть её пришла… Душа бессмертна, только… очень больно! Вновь выстрел! И, расправив два крыла, душа затихла, застонав невольно…

Что такое? Может, Катя вышла на балкон и не слышит? Давя на кнопку звонка, он повторил бравурную мелодию, а уж потом разразился длинными пронзительными звонками. Наконец послышались тихие шаги, дверь отворилась, и на пороге возникла Катя. Ему показалось, что глаза её заплаканы.

— Катюша, что-то случилось?.. Слава богу, ты дома, а то я уже подумал, что вместо любимой женщины придётся целовать закрытую дверь и двигать восвояси! — Евгений сделал шаг, чтобы войти, но Катя молча преградила ему путь.

— А-а, мадам, вы не пропускаете без входного билета? — пошутил Евгений. — Вот вам вместо билета цветочки! — Он наклонился, чтобы поцеловать Катю, протягивая ей букет, но она, серьёзная и чужая, отстранилась.

— Да что ж такое? Катюша, что всё это значит? — В его глазах засквозила тревога.

— Женя, я весь день сегодня думала о нас…

— Правильно, я — тоже!.. И очень рад, что мы оба думали о нас! Я едва дождался вечера, а тут такой… прохладный приём. А-а, может быть, это начало некоей любовной игры по превращению льда в пылкий кипяток без нагревательных приборов? — Евгений никак не мог поверить в реальность происходящего и всё сводил к шутке, но Катя не поддержала его игривого настроения. Тогда он моментально стал серьёзным.

— Ты и вправду не хочешь меня впустить, Катюш? — Евгений смотрел на неё и не узнавал эти холодные глаза, напряжённое лицо. — Да ты можешь, наконец, объяснить, что происходит?

— Женя, я решила, что нам не стоит больше встречаться, — медленно произнесла она. Евгений, обескураженный, во все глаза глядел на неё, ожидая разъяснений. Не дождавшись, сказал:

— Ах! Ваша светлость решили… — Его голос стал растерянно-мягким:

— Катя, не надо так играть со мной, это жестоко.

— А я и не играю. Я вполне серьёзно и ответственно заявляю, что наши отношения, только начавшись, закончены.

— Не понимаю…

— Что тут непонятного? Утром ты сбежал от меня как последний трус! Да, да, трус! И мне с тобой, в таком случае, ничего не светит.

— О, боже!.. Да никуда я не сбегал, глупенькая моя! У меня же Ральф оставался один, мне нужно было его вывести, чтобы он элементарно не напачкал в квартире!

— Да-да-да! У тебя — Ральф, у тебя всегда важные дела дома, там все нуждаются в тебе, поэтому ты, поиграв со мной, получив удовольствие, затемно срулил, пока я спала. Даже не простился. Оно и понятно, так проще — поиграл в мячик и отфутболил, и снова живёшь спокойно. Дело не в Ральфике, а в том, что я для тебя ничего не значу, что мной как… бесконечно малой величиной можно пренебречь!

— Да что ты говоришь такое? Это просто глупо, пойми! Из чего ты вырастила проблему? Я весь день торопился всё переделать дома, мечтал, как мы…

— Ни к чему мечтать! Я тебя освобождаю от себя и от мучений, и от сомнений. Живи спокойно и будь счастлив. Я сегодня весь день пыталась холодным рассудком разобраться, что между нами происходит. И вдруг поняла, что ты никогда, понимаешь, никогда, не сможешь разорвать этот свой круг. Но я — живой человек, пойми! И довольствоваться подачками, крохами любви для меня унизительно. А ничего другого нам не светит.

Евгений стоял, почти по-военному вытянувшись перед ней, и всё казалось ему сном, каким-то бредом. Он не мог поверить, что это серьёзно и лихорадочно искал разгадку её странного поведения. Ему казалось, что вот-вот Катя улыбнётся и скажет «Ну как я тебя разыграла?». Он попытался взять её руку, но она резко вырвала её:

— Я ведь сказала — всё кончено! Прощай! Забудь сюда дорогу, пожалей меня хоть немного, ведь для меня куда больнее сделать этот шаг! А ты… переживёшь, если тебе вообще есть, о чём переживать! Скоро возвратится твоя жёнушка, скука растает — и всё потечёт своим чередом.

— Знаешь, Катя, отказываясь от меня, ты наказываешь и себя, поверь.

— О-о, за меня не беспокойся. Я не пропаду. А, может, мне ещё повезёт, — она усмехнулась. — Какие мои годы? Может, я ещё найду себе такого же мужа, каким ты являешься для своей жены — верного и любящего, готового для меня на всё. Спасибо тебе за всё. Прощай!

Он ещё мгновение стоял в растерянности. Затем протянул ей цветы.

— Не нести же мне их домой… — Но Катя сделала протестующий жест, и он, бросив букет к её ногам, развернулся и сбежал вниз. Хлопнула дверь подъезда…