— Так ты не осуждаешь меня? Нет? Боже, какое счастье! Ты голодный? У меня есть шикарный борщ — пальчики оближешь! Ты не торопишься? Проходи. А я тут измучилась совсем — по тебе скучала. Решила, что всё, конец, больше тебя не увижу.
— Да, а я весь день не знал, что и подумать!
Катя обняла его:
— И ты не против остаться у меня?
— Катюша, ты ещё спрашиваешь! Я же к тебе пришёл. Только… ты же знаешь, что я до утра не могу. Я головой отвечаю за бабушку, она уже совсем старенькая и слепая.
— Ну, как скажешь. Когда захочешь, тогда и уйдёшь. Сколько у нас в запасе дней, вернее, ночей, когда ты будешь только мой? — Она прижалась к нему щекой. — Колючий какой, счастье ты моё! Не слушай меня! Сколько бы ни было у нас ночей — все наши!
— Ой, прости, я же не побрился, я думал, что с тобой что-то стряслось.
— Есть хочешь?
— Конечно! Вот тебя, такую вкусную, сейчас съем! А не съем, так понадкусываю!
— Как же я завтра на работу пойду, «понадкусанная»? — Она поцеловала его долгим страстным поцелуем. — А если серьёзно, будешь борщ?..
— Кать, о чём ты говоришь? Не суп же есть я к тебе шёл.
Она прильнула к нему, обняла:
— Ну пошли тогда в наш царский Эдем, который уже заждался. — Катя взяла Женю за руку и потащила его за собой туда, где они принадлежали друг другу прошлой ночью.
…Когда, стараясь не шуметь, Евгений вошёл в свою квартиру и стал тихо разуваться, вдруг услышал голос Мули:
— Женя, это ты? Знаешь, около полуночи звонила Марина. Я едва успела доковылять до телефона, так долго раздавались гудки. Марина спрашивала тебя, а я сказала, что не знаю, где ты. Она интересовалась, как я, как все мы тут. Я сказала, что всё нормально. Она просила тебе передать, что будет звонить завтра вечером. Сказала ещё, что прилетает послезавтра вечером… А ты где был так поздно?
— Ой, Муленька, Ральф что-то не то, видно, сожрал на улице, вот, и приспичило ему посреди ночи! Пришлось идти.
— А-а… Ну, ладно, я тебя дождалась, всё передала, теперь можно снова уснуть, а то боялась позабыть до завтра, склероз проклятый!
— Прости, Муль, что тебе пришлось беспокоиться! Спокойной ночи!
Женя лёг и долго не мог уснуть. «Ну вот, чуть не попался на крючок! Хорошо, что хоть про Ральфа сообразил… Нет, это надо срочно прекращать. Что там Марина подумала, можно себе представить! Нет, никогда я не позволял себе рисковать, заводить случайные знакомства даже в собственном городе, опасаясь, что нас с очередной пассией может увидеть кто-то знакомый. А тут расслабился с конспирацией, и вот на тебе, «получай, фашист, гранату!» Ладно, Муле наврал, сошло, вроде. А вдруг Маришка что-то заподозрила? Опять же, теперь ей врать придётся! Пора ставить точку на развлечениях и подчиниться только рассудку. Нельзя так рисковать! Да и врать противно, последнее это дело.
Нервная система взбудоражилась, и сон никак не шёл. Евгений лежал, закрыв глаза, и ему вновь вспомнилась сегодняшняя встреча с Катей. На этот раз она была ещё более раскрепощённой. Евгений мысленно переживал моменты их близости, как он плавился от её ласк и платил ответной страстью. Был момент, когда они даже чуть не упали с кровати. Женя и сейчас сладко млел, как бы заново переживая тот любовный «поединок».
Утром встав, как всегда, рано (спал всего-то часа два), он принялся за обычные дела. Он уже настроил себя на обыденные дела и почти не вспоминал Катю. «Я словно стал зрителем и участником какого-то яркого зрелища, давшего мне невероятно сильные эмоциональные впечатления. Но спектакль окончен. Занавес! И зрители расходятся, вспоминая лишь изредка самые волнительные моменты, но, покинув зрительный зал, тут же забывают о спектакле, окунаясь в привычную, полную совсем иных страстей и бесконечной суеты жизнь», — подумал он, сложив в голове эту вполне книжную фразу.
Удрав вечером с работы пораньше, Евгений принялся за уборку квартиры. На плите, как у хорошей хозяйки, жарилось мясо, из которого завтра, к приезду Марины, он был намерен приготовить плов, весело шумел пылесос, и, стараясь перекричать его, орал телевизор. А Евгений Иванович бегал периодически к плите, на которой помешивал жарящееся мясо и кашу для Ральфа, спустил в кипяток давно заготовленные Мариной, замороженные вареники с вишней — для Мули — и негромко напевал давнюю, любимую ещё со свадьбы, песню:
«Мне тебя сравнить бы надо
С первою красавицей,
Что своим весёлым взглядом
К сердцу прикасается,
С вешнею черёмухой—
Даль мою туманную,
Самую далёкую… Самую желанную…»
Заголосил на все лады вскипевший чайник. Выключив его, Евгений схватил тряпку и стал вытирать повсюду пыль, продолжая петь:
«Как это всё случилось, в какие вечера?
Три года ты мне снилась,
А встретилась вчера…»
И кто знает, о ком он в этот момент думал? — о Кате ли, о Марине? Да и какая разница, о ком! Просто настроение было у него очень хорошее.
Поздним вечером позвонила Марина:
— Женя, это я. Привет!
— Привет! Как вы там, а?
— Ох, Женя, приеду — расскажу! Но, в общих чертах, вроде бы, всё более-менее нормально. Тебе Муля говорила, что я вчера в полпервого ночи звонила?
Женя напрягся.
— Мариш, я так жалел… но так совпало. Ральфу среди ночи приспичило, пришлось вывести, а когда вернулся, Муля сказала про звонок. Я Ральфа чуть не четвертовал от досады! — Женя хихикнул, переводя всё в шутку.
— Ничего завтра я приезжаю, увидимся. Так что, пожалей псинку! Запиши номер рейса и время прибытия. Записал? Ну, целую тебя, я соскучилась по тебе!
Женя в ответ лишь сказал:
— Давай, до завтра! Жду!
Глава 18. ЕЩЁ УСПЕЕМ ВЫСПАТЬСЯ!
Привычно рано поднявшись с постели и умывшись, Марина принялась складывать вещи в дорожную сумку, накрутила волосы на бигуди, слегка подкрасила глаза… «Ну вот, и расстаёмся с моими красавицами. Когда же я их теперь увижу? Что их здесь ждёт?» — Марина умом понимала, что у взрослых детей должна быть своя жизнь. — Но разве это справедливо, что судьба так надолго разлучает нас? Ах, если бы знать обо всём, что случилось, раньше!»
Марина вновь прилегла на кровать под вентилятором, чтобы немного облегчить участь разгорячённого, словно в парной, тела и наблюдала, как по косяку двери ползают муравьи. «Кого тут только в доме нет — и муравьи, и тараканы, и, похоже, даже мыши! А в туалете этих насекомых видимо-невидимо!» Туалет, кстати, не имел привычного унитаза, а представлял собой покрытое эмалью углубление со сливом в цементированном полу. И эти помещения буквально кишели и муравьями, и тараканами. Но на них никто не обращал особого внимания. «Видимо, имеет значение то, что дом стоит на земле и в окнах даже нет стёкол, вот они и вползают сюда беспрепятственно… Я-то уезжаю, а моя девочка остаётся жить в этом чужом, непривычном, часто непонятном для нас мире» — По щекам бедной матери уже в который раз за эти дни струились слёзы.
Марина вспомнила, как вчера мать Саида за ужином затеяла разговор о том, что имя Стелла, выбранное для ребёнка, не годится мусульманской девочке, следует сменить его. И тут же все стали придумывать, как назвать малышку. В результате «прений» родилось имя Зара и то потому, что на нём настояла Яна-Амна, а то предлагались и вовсе неудобоваримые на слух имена. Приняв решение, родственники Саида тут же стали обращаться к ребёнку — Зара. Что было на душе у Марины, можно только представить. «Никто даже ни на секунду не усомнился в правильности их решения, никто не посоветовался со мной! — негодовала она. — Словно Стелла их собственность, а две русских женщины, родная мать и бабушка, первыми назвавшие ребёнка, пустое место! Ладно, по большому счёту, не в имени дело, — пыталась урезонить себя Марина. — Лишь бы никто не обижал здесь моих кровиночек!»