Значит, я действовал правильно. Это воодушевило меня.

— Ну, что там у тебя получается? — спросил я у Сливко.

Умение пользоваться точными измерительными приборами, и в первую очередь штурманской навигационной линейкой, специальным измерительным циркулем, который облегчал и ускорял расчеты по перехвату, далось майору не сразу. Ему пришлось снова засесть за книги: новое дело требовало знаний геометрии и тригонометрии, а с этими науками Сливко давно не приходилось сталкиваться. Многое из того, что учил в школе, выветрилось из головы окончательно.

Были у майора и ошибки на первых порах — запаздывал с командами, потому что много думал, не умел быстро найти нужный метод перехвата. Да и сейчас иногда он допускал неточности. А поэтому я на всякий случай вызвал на КП Перекатова.

— Ну, скоро, майор? — я не находил себе места. — Время уходит. Аппараты снимают нашу землю.

— Знаю, — у майора что-то не клеилось. Толстые розовые пальцы с обкуренными и крепкими квадратными ногтями бегали по аршину, как по грифу музыкального инструмента. — Цель выйдет на рубеж в тринадцать пятнадцать, — сообщил он наконец без особой уверенности.

— Проверь еще раз.

Майор снова склонился над линейкой. На широком мясистом лбу его, прорезанном у переносья глубокой морщиной, выступили мелкие капельки пота.

— В тринадцать пятнадцать, — повторил он. — Самолеты нужно поднимать немедленно.

— Хорошо, — я взял микрофон. — Пять сорок восемь и пять сорок девять — готовность и запуск!

Прибежал вызванный мною Перекатов. Вдвоем со Сливко им будет легче справиться с трудной задачей наведения на шары.

Через три минуты в полуоткрытую дверь донесся гул турбин. Дежурные самолеты выруливали на старт. Потом летчики запросили у дежурного по стартовому КП разрешение на взлет.

Взлетали с форсажем. Пробежав полполосы, отрывались и сразу же круто забирали вверх. Вот уже и рокот двигателей растаял в предвечернем воздухе.

— Пара в сборе, — доложил Лобанов, — дайте задачу.

Перекатов положил на стол масштабно-временную линейку. Он уже успел проверить вычисления майора.

— Выйти на рубеж успеют, — сказал он нам и стал давать летчикам задачу.

Планшетист продолжал получать данные от оператора. Теперь он вел прокладку полета своих перехватчиков и шаров — две красные линии шли наперерез черным. Там, где они соединятся, будет место встречи перехватчиков с шарами. Впрочем, встречей это было бы нельзя назвать. Метеорологические условия, в которых протекал полет, были сложными.

И вдруг станция наведения перестала давать засечки: оператор потерял цели. Не видно их было и на индикаторе кругового обзора КП, у которого теперь снова орудовал Сливко.

Планшетист растерянно посмотрел на Перекатова, для него было всего неприятнее, когда цели «зависали на планшете».

— Веди штилевую прокладку.

— Понятно, — планшетист послюнявил черный карандаш и стал отмечать маршрут полета шаров пунктиром, руководствуясь тем, как они летели, когда наблюдались на экране. Но ведь струйное течение в любую минуту могло ослабнуть или изменить направление, и тогда шары уже будут не в том месте, куда идут перехватчики.

Конец красной линии, обозначавшей полет Лобанова, приближался к одному из черных пунктиров.

Пришел Молотков. Задумчиво склонился над планшетом наведения.

— Смотри цель в азимуте двести семьдесят, удаление двести двадцать. Идет с курсом девяносто. Высота десять тысяч, — сказал он майору Сливко.

— Понятно! — крикнул из-за полога майор. — Дайте еще координаты и наших истребителей.

Местонахождение шаров было дано майору предположительно, по штилевой прокладке планшетиста.

Теперь Сливко был весь внимание; казалось, эту человекоподобную глыбу ничем не оторвать от светящегося в темноте экрана.

— Пять сорок восемь, смотрите внимательнее, в вашем районе должна быть цель, — приказал командир Лобанову по радио, не отрывая глаз от карандаша планшетиста, по-прежнему ставившего пунктирные линии.

— Понял.

На КП стало тихо, все ждали, когда же наконец Лобанов сообщит, что локатор на его самолете захватит шар.

— Будьте внимательнее, — повторил Молотков. — Цели впереди вас и немного выше. Убавьте скорость до шестисот.

— Понял. — Опять это «понял», и ничего больше… И вдруг Сливко крикнул из будки:

— Цель вижу! Беру наведение на себя.

— Фу! Слава богу! — громко вздохнул планшетист, услышав через некоторое время данные цели и от оператора. Штилевая прокладка была выполнена им довольно точно.

«Но каков Сливко-то! — подумал я, проникаясь к нему искренним уважением. — Нет, не зря он выхлопотал индикатор. Вот уже и оператора заткнул за пояс». А за дальнейшее я не волновался. Экран индикатора с радиоэлектронными тенями от шаров и перехватчиков был для майора тем же небом, в котором он провел всю свою сознательную жизнь. Теперь Сливко действовал с уверенностью, на которую только он один и был способен.

Вот он дал Шатунову команду на доворот. И тот сразу же доложил, что цель видит, сообщил ее характеристику, попросил разрешения атаковать ее.

— Атакуйте! — приказал командир полка.

— Понял.

Лобанов проскочил мимо, так и не обнаружив шар. Ему приказали развернуться на сто восемьдесят градусов и продолжать поиск цели.

— Атаку выполнил, — вдруг доложил Шатунов. Планшетист поставил на кальке красный крестик.

— Отвал! — скомандовал Сливко.

Мы облегченно вздохнули. Теперь внимание всех было обращено к Лобанову, который рыскал далеко в облаках, отыскивая безобидный с виду прозрачный полиэтиленовый шар, плывший над нашей землей.

— Высота двенадцать тысяч, — скомандовал Сливко. Как? Неужели шар поднялся выше? Неужели это один из тех, на котором подорвался Кобадзе?

Командир приказал Лобанову еще уменьшить скорость.

— Восход, — доложил Лобанов. Это обозначало, что летчик увидел цель на экране бортового локатора. И сейчас же: — Захват.

— Атакуйте! — скомандовал Молотков и встал с микрофоном в руках.

— Атаку выполнил, — доложил Лобанов.

Уже никто не мог сдержать ликования. На КП поднялся шум, говорили сразу несколько человек. Командир не замечал этого, потому что он и сам разговаривал с только что пришедшим начальником штаба.

Потом он спохватился и постучал карандашом по столу:

— А ну тише, что это за базар! Я вот прикажу сейчас надеть противогазы, — так обычно он наказывал болтунов. Но в голосе у командира не чувствовалось строгости.

— Перекатов, — сказал он, — получше отметьте то место, где сбиты шары. — И попросил меня соединиться с дивизией. Там уже все знали, потому что следили за перехватом со своего командного пункта. На место падения аппаратуры выехала специальная команда из близ расположенной воинской части.

— Объявите всему расчету командного пункта благодарность, — сказал по телефону командир дивизии. — Подумайте о награждении летчиков.

— Все будет сделано, — Молотков повесил трубку и улыбнулся.

Всю вторую половину дня я занимался в классе с летчиками своего звена.

Правда, Истомин за обедом сказал мне, чтобы я отпустил ребят домой, только велел предупредить на всякий случай: пусть никуда не уходят, могут потребоваться. Но я решил иначе.

Дело в том, что перед нашим полком была поставлена сложная задача. К предстоящим летно-тактическим учениям нужно было подготовить наибольшее количество летчиков, которые смогли бы перехватывать цели в простых и сложных метеоусловиях, днем и ночью.

«Быть допущенным к учениям — все равно что быть признанным годным к боевой работе» — эту фразу, казалось, вскользь обронил на разборе полетов командир полка. Но она стала крылатой. «Разве вредно будет провести лишнее занятие на тренажере? — рассуждал я. — Тем более что у некоторых был перерыв в полетах. Пусть лучше (уж если без этого не обойтись) ребята ошибаются на земле, чем в воздухе».

Мы отрабатывали навыки пилотирования в сложной метеорологической обстановке.