На Холли Нунэн были высоко обрезанные джинсы, толстые белые носки, потертые рабочие ботинки и тонкая, застиранная ковбойка с оторванными рукавами. Поверх рубашки — золотая жилетка старшего по бригаде с нашивками всех проектов, в которых она участвовала: Атланта, Детройт, Роксберри… Худенькая блондинка с коричневым, как у спасателя с лодочной станции в сентябре, загаром. Защитив диплом по истории кино в городском университете, она, отработав обязательные два года, записалась в «ККГ» на второй срок и теперь как будто намеревалась посвятить «Корпусу» всю жизнь. Я видел, как она собственноручно поднимала ломом упавшую балку, которой придавило ногу одному рабочему из ее бригады. Холли — лучшая из всех, кто у меня был.

— Проблемы, Холли?

— Еще какие, Майк. — Она почесала нос, вид у нее стал смущенный. — В одной из них виновата я, другая… Ну, сам увидишь.

— Тогда давай сначала покончим с глупыми самообвинениями.

— Идет. Мы думали, на складе все чисто. А там оказалось заложенное помещение, про которое никто не знал. Но мне-то следовало бы заметить на поэтажке! Когда его вскрывали «бабой», нечаянно разломали с десяток бочек бог весть чего. По всей видимости, отходы. Вероятно, токсичные, которые сложили туда, когда не смогли свезти на свалку.

— Вот черт, скверно… значит, целый день простоя. Но корить себя тут незачем.

— Мне следовало бы увидеть это помещение на планах…

— Забудь. «Жукоточцев» вызвали?

Холли улыбнулась:

— Будут с минуты на минуту.

— Пока мы ждем, расскажи про второе.

— В одном из заброшенных домов люди живут, Майк. — На лице Холли читалось полнейшее изумление.

Поначалу я не понял смысла ее слов. Когда же семантические единицы выстроились во фразу, я все равно не нашелся, что сказать, и только повторил слова Холли, чуть поменяв их местами, надеясь, что от этого в них появится больше логики.

— Люди? Живут в одном из заброшенных домов?

— Ага. Насколько всем помнится, когда дня три назад мы туда заглядывали, их там не было. Но теперь есть. Мы нашли участок заграждения, который с виду был целым, но держался только на паре звеньев. Мы думали, что это дело рук местных мальчишек, но, наверное, через дыру сюда пробрались те, другие.

— М-да, черт… С ними уже кто-нибудь поговорил?

— Не-а. Пока мы их видели только через окно. Мы решили лучше тебя подождать, а потом к ним идти.

— Тогда пойдем.

Друкер внимательно слушал наш разговор. Мне не слишком хотелось, чтобы он за нами увязался, но я не мог придумать, как от него избавиться.

Послышался, становясь все громче, шум приближающегося вертолета.

— «Жуков» привезли! — крикнул кто-то.

Вертолет приземлился в грибовидном облаке серовато-коричневой с красным пыли. Двое ребят, из-за белых защитных комбинезонов похожие на плейбоевских зайчиков, выпрыгнули и побежали к нам. За спинами у них мотались на лямках криогенные контейнеры, от которых тянулись шланги к длинным жезлам-распылителям.

— Где жратва? — спросил один.

Холли объяснила, где разломанные бочки. Тут меня осенило:

— Керри! Может, хочешь понаблюдать?

Друкер улыбнулся — слишком мозговитый, чтобы так легко отвлечься.

— Нет, спасибо. Я лучше прогуляюсь с вами, если не возражаете. Никогда не видел настоящих сквоттеров.

Я вздохнул. «Жукоточцы» уже поливали отходы из шлангов, накрывая их слоем пожирающих токсины бактерий-«жуков». К завтрашнему дню все будет обезврежено, и можно продолжить снос.

Если, конечно, предположить, что нам удастся договориться с невесть откуда взявшимися сквоттерами.

Мы втроем направились к старому многоквартирному дому, где ребята из бригады Холли видели незаконных поселенцев. Это было большое ветхое строение, и, на первый взгляд, в его тенистых недрах ничто не шевелилось.

Подойдя к дому, мы какое-то время постояли в недоумении. Наконец я крикнул:

— Эй, вы, внутри! Меня зовут Майк Ледичэпл, я старший на этой стройке. Как насчет того, чтобы выйти и поболтать?

Целую минуту никакого ответа. Потом тени в пустом дверном проеме как будто шевельнулись, и часть их отделилась.

Крупный мужчина, с головы до ног одетый в застиранную голубую джинсу, спустился с крыльца. Он не был чистокровным черным, но близко к тому. Наверное, афро-индеец с примесью латиноамериканской крови. Бандана стягивала длинные прямые черные волосы, не позволяя им падать на лицо. На правом бицепсе в качестве украшения виднелся тонкий пластмассовый шнурок — выглядел он как шпагат на валуне.

Шагая через разделяющую нас ничейную полосу, он не смотрел ни налево, ни направо — его взгляд не отрывался от меня.

Не дойдя около фута, он остановился. Я уловил запах его пота.

— Кувалда, — сказал он, протягивая руку.

Кольцо было изготовлено из зачищенных проводов, колечек от банок с содовой, цветной пластмассы, нескольких поцарапанных «драгоценных камней» из детской игрушки. При рукопожатии оно врезалось мне в ладонь.

— Наверное, я могу говорить от имени всех, — сказал Кувалда, сжав мне руку ровно настолько крепко, чтобы показать, что сохранил про запас. — То есть если ты уверен, что знаешь, о чем хочешь говорить.

Возьмите ширококостную женщину и навесьте на ее скелет две сотни фунтов жира и мускулов. Добавьте длинные с проседью волосы, обычно связанные в неряшливый узел. Прочертите на лице морщины, чтобы показать, как глубоко зашла зависимость от синтетических эндорфинов, на которые она подсела в одном пакистанском госпитале. И в качестве завершающего штриха спрячьте ее левый глаз под нелепой черной повязкой, как у пирата.

— Касс, — спросил я напрямик примерно через месяц совместной работы, — она настоящая?

Сразу поняв, о чем я спрашиваю, она приподняла матерчатую чашечку.

— Потеряла в Афганистане, пока работала в «Medecins Sans Frotiers»[25]. Мы как раз обустраивали больницу, когда пришли правительственные войска. Заполучила немного шрапнели.

Она произнесла это так буднично, что мышцы у меня в животе (оказывается, у меня сжалось нутро) сами собой расслабились.

— Искусственный… — начал я.

— Нет, спасибо. Подожду такого, который будет видеть.

В этом была вся Мама Касс, глава нью-йоркского отделения «ККГ».

Это я ее так прозвал. Прозвище пристало. Все ребята в бригадах звали ее Мама. Только дело в том, что они были слишком молоды, чтобы понять. Лишь мы с Касс да еще несколько старых служак нашего поколения улавливали аллюзию тридцатилетней давности.

Когда в мае вспыхнула сверхновая, мне пришло в голову, что хотя я уже несколько лет дружу с Касс, но так и не знаю ее полного имени.

— Не Кассиопея, случаем? — как-то раз спросил я.

— Не-а. Кассимассима, можешь в такое поверить? Отец был поклонником Генри Джеймса и почему-то решил, что Кассимассима Кулверт очень даже звучит.

Сейчас, когда я сидел через стол от Касс, она буравила меня половинчатым взглядом. Стол в ее кабинете муниципалитета был завален распечатками метаинформа: отчеты о ходе работ по ремонту моста Вашингтон, на Вестсайдском шоссе, с ферм гидропоники в Южном Бронксе и со стройки в моем мини-городе Гарлем. Ей за многим приходилось приглядывать, и я ей не завидовал. А теперь еще взваливал на ее плечи новую проблему.

Сцепив пальцы в замок, Касс вытянула перед собой руки. Сегодня утром она, наверное, ездила на объект — ладони у нее были грязными.

— Черт побери, Майк! От них сплошная головная боль.

— Знаю, знаю, и мне очень жаль. Но сам я никак не соображу, что делать с этими людьми.

— А что тут соображать? Они мешают проекту. Незаконно вторглись на территорию, нелегально поселились на земле, которой город владеет по праву отчуждения государством частной собственности, а значит, им придется уйти. Убеди их перебраться в какой-нибудь палаточный лагерь. А если откажутся, вызови полицию.

Я нервно потер указательным пальцем верхнюю губу.