— Это что еще за бедлам такой? — спросила она.

Доктор Гарберг, не обращая на нее никакого внимания, продолжала отчитывать их. Она стащила с руки резиновую перчатку, скомкала ее и шваркнула на пол. Теперь она ругалась из-за архива, где хранились истории болезни пациентов: полиция порылась там без ее разрешения.

— Я разберусь с этим, Ингер Беата, — сказала пухленькая и повела их в кабинет Гленне.

Викен толкнул Нину локтем.

— Мадам страдает истерией, — поставил он диагноз. — Излечивается при помощи полбутылки и хорошего мужика.

Волосы у Риты Йентофт подверглись, по определению Нины, шоковому осветлению. Не очень-то это украшало женщину, которой перевалило за пятьдесят. Но она оказалась шустрой и дружелюбной и четко отвечала на все задаваемые ей вопросы.

— Вы в этом уверены? — повторила Нина. — Гленне сообщал в полицию о том, что он обнаружил в квартире Мириам Гайзаускас?

— Я уже два раза сказала это, но, пожалуйста, могу и еще два раза повторить, — ответила Рита Йентофт. — Аксель был в шоке от того, что увидел там. Он просто до смерти был напуган тем, что с этой студенткой могло что-нибудь случиться. — Слово «студентка» она чуть ли не выплюнула. — Поэтому-то он во что бы то ни стало хотел зайти сюда за конвертом.

— Каким конвертом?

Секретарша явно не имела ничего против того, чтобы рассказать им об этом.

Спускаясь вниз, к автомобилю, Нина сказала:

— То, что она говорит, судя по всему, заслуживает доверия. Это может объяснить, каким образом отпечатки пальцев Гленне оказались на фотографиях.

Викен хмыкнул.

— Готов согласиться с тем, что эта дамочка сама в это верит, — признал он. — Наивная душа! Что Гленне умело манипулирует людьми, никого не может удивить. Эта провинциальная простушка не единственная, кто позволил ему обвести себя вокруг пальца.

У инспектора зазвонил мобильный. Несколько секунд слушал молча, потом сказал:

— Набережная Акер-Брюгге? А ты предупредил центральный пост? Хорошо, мы там будем через пару минут. И вот еще что: Нина рассказывает, что эта Мириам была помолвлена, нам, разумеется, нужно разобраться и с этим… А, уже? — И он закивал, давая собеседнику договорить. — Прекрасно сработано, Арве.

Он бросился по лестнице со всех ног, вскочил в машину. Пока Нина усаживалась, он опустил стекло и укрепил на крыше синюю мигалку, включил сирену. Пока они, визжа тормозами, мчались по Бугстад-вейен, он короткими рублеными фразами обрисовал ситуацию:

— Четыре-пять минут назад снова был засечен звонок с телефона Гленне. Он находится на набережной Акер-Брюгге или где-то рядом. Слава богу, что хоть кто-тоумеет хорошо работать.

Нина подтянула ремень безопасности. Во время срочных выездов она предпочитала сама вести машину, а не быть пассажиркой Викена.

— А что там про человека, с которым Мириам была помолвлена? — спросила она.

— Арве давно уже об этом узнал, все это указано в отчете. Это какой-то парень, с которым она познакомилась в школе где-то в Западной Норвегии. Сейчас он живет в Бразилии.

— А это точно?

— Ну разумеется, — снисходительно вздохнул он, — Арве все проверил и перепроверил.

Умело лавируя, он обошел вереницу машин. У него снова зазвонил мобильник. В бардачке он нашел наушники и вставил вкладыш в ухо.

— Да! — раздраженно бросил он, но интонация тут же изменилась. — Спасибо огромное за звонок, но это не может подождать?.. Ну ладно, тогда прямо сейчас обсудим.

Он по дуге пересек перекресток на красный свет и помчался вдоль Дворцового парка, время от времени издавая краткие междометия.

— Большое тебе спасибо, — завершил он разговор. — Я тебе перезвоню.

Он вытащил из уха вкладыш и отшвырнул его в сторону.

— Это Плотерюд звонила. Насчет частиц кожи, обнаруженных под ногтями Эльвестранн. Подтвердились предположения о профиле ДНК. Эти частицы оставлены человеком, среди ближайших родственников которого может быть кто-нибудь, страдающий синдромом Дауна. Ты знаешь, что это такое? Умственно отсталый. Но это нам мало чем может помочь. Эта дамочка могла поцарапать любого мужика в этом городе. Но Плотерюд еще кое-что сказала, и вот к этому нам нужно попристальнее приглядеться.

Нина не решалась своими вопросами отвлекать его от управления машиной, но Викен и сам продолжил:

— Они нашли в волосах Эльвестранн следы слюны и проанализировали ее.

— И что, там другой профиль оказался? — осторожно поинтересовалась Нина.

Вдоль по Лёкке-вейен инспектор еще наддал газу.

— Вот уж точно, другой так другой. Это не человеческая слюна!

Нина обеими руками вцепилась в сиденье. Ей казалось, будто у нее в руках целая охапка нитей, которые совершенно перепутались.

— А медвежья, к чертовой матери. Самца медведя, — буркнул Викен себе под нос.

Аксель проснулся от неприятного запаха. Воняло протухшим мясом. Он заворочался с боку на бок. Этот запах был предостережением ему. Он осторожно открыл глаза и ничего не увидел. «Может, я ослеп?» — пронеслась мысль. Он попробовал поднять руку и почувствовал острую боль возле плеча, будто его нажалили осы. Пошевелить руками не удавалось — они были плотно прижаты одна к другой, скованы за спиной. Аксель медленно повернул голову сначала в одну сторону, потом в другую. Глаза привыкли к темноте, и он разглядел полоску света, наискось пробивающуюся откуда-то сверху.

— Я могу видеть, — пробормотал он и попытался сесть.

Голову пронзила резкая боль, он снова потерял сознание и упал на спину.

«Что там произошло, Аксель?»

Голос отца бесстрастен, в нем нет и следа гнева. От этого еще страшнее, чем если бы тот рассердился.

«Я не знаю».

Он смотрит вниз, но замечает, что отец медленно покачивает головой: «Ты думаешь, я идиот, Аксель?»

«Нет, отец».

«Ты там был. Кроме вас двоих, там никого больше не было. Я прошу тебя рассказать, что произошло».

Аксель не сводит глаз с туфель отца. В свете, падающем из окна гостиной, они отливают краснокоричневым. У него с Бреде договор. Если он нарушит его, некому больше будет защитить брата.

«Спроси у Бреде», — удается ему выговорить.

«Разумеется, я спросил Бреде. Он утверждает, что это был не он, но отказывается сказать что-ни-будь еще. Бреде вечно отказывается делать что-нибудь, тебе это известно. Он из тех, кто не желает отвечать за свои поступки. Ему не раз предоставлялась возможность признаться, но он сразу приходит в бешенство. — Отец тяжело вздыхает. — Я знаю, что ты и Бреде никогда не ябедничаете друг на друга. И это хорошо».

Его интонация становится дружеской, но от этого только хуже. Когда в его голосе такое дружелюбие, то весь мир твой. Когда это дружелюбие уходит из его голоса, ты теряешь все.

«Но для данного случая придется тебе сделать исключение. Убить собаку — такое же зло, как убить человека. Вот почему я задам тебе этот вопрос, Аксель. И я задам его только один раз. Это сделал Бреде?»

«Да, отец».

Аксель сидел, опираясь спиной на что-то жесткое и округлое, как труба. Тело задеревенело, — видимо, в этой позе ему пришлось просидеть много долгих часов. Руки скованы наручниками, чувствовал он. Аксель попытался понять, что же с ним случилось: «Меня сбили с ног. Он был здесь. Он поджидал меня в домике. Полиция не приезжала. Подвал… Меня держат в том самом подвале».

— Мириам, — прошептал он.

Где-то в темноте он услышал эхо своего дыхания. Слева. Нет, не эхо — дыхание кого-то другого, более медленное и более мощное, чем его собственное. Гнилостный запах был столь резким, что разбудил Акселя. Однажды ему довелось вместе с полицией вскрывать квартиру старой женщины, которую соседи не видели больше двух недель. Тот запах, что сейчас настойчиво лез в ноздри, был еще омерзительнее. Он старался дышать ртом как можно медленнее, чтобы выдержать. Старался сдержать порыв заорать во всю мочь, вытягивая шею кверху. Заставлял себя сидеть тихо. «Это мой единственный шанс, — подумал он, сам не зная почему. — Сохранять спокойствие. И это единственный шанс Мириам».