— Тебе разрешили сводить ее к зубному? Только полстаканчика, не больше, пожалуйста.

Анита налила ей три четверти стакана, а свой наполнила целиком.

— Через две недели ей, может быть, разрешат остаться у меня на ночь.

— Как здорово! — просияла Мириам, а Анита едва не расплакалась, но взяла себя в руки. — Что, смотришь «Неспящих в Сиэтле»?

— Да я уже его несколько раз смотрела, — сказала Анита, откашлявшись, и выключила телевизор.

— Мне этот фильм нравится, — сказала Мириам. — Я люблю такие, когда в конце любящие соединяются. Где с самого начала знаешь, что так и будет, хотя все и кажется безнадежным.

Анита собралась уже выдать язвительный комментарий относительно «соединения любящих», но сдержалась. Мириам была на десять лет моложе ее, она изучала медицину и была страшно умной. Что-то такое было в ее взгляде, — казалось, ей всегда интересно слушать то, что рассказывает Анита, пусть даже той это казалось ерундой. В то же время было в ней и что-то девчоночье, что усиливал легкий акцент в ее речи, так что Аните захотелось пересесть на диван поближе к ней, приобнять ее и прижать к себе… Она знала, что в прошлом у Мириам какая-то непростая любовная история. Что ей с большим трудом удалось расстаться с одним человеком. Ей было так жалко его, что она долго не могла на это решиться. Это произошло несколько лет тому назад, во всяком случае, до того, как она вселилась в квартиру выше этажом. С тех пор у нее никого не было, в этом Анита была почти уверена и не могла понять, как это возможно.

На подоконнике она нашла диск Ареты Франклин и поставила «Chain of fools» [2]. Она выпила полстакана и ощутила приятное тепло в груди. Она не решилась спросить Мириам, как та устраивается, когда ей захочется переспать с кем-нибудь, но вот поинтересоваться, не тоскливо ли ей без постоянного парня, — это дело другое, почему и не спросить?

Мириам пригубила вина, отставила стакан в сторону и откинулась на спинку дивана, слегка разведя колени.

— А вот представь себе, что есть на свете только один-единственный, что предназначен именно для тебя, — отвечала она с улыбкой, — но вот он женат, и у него есть семья.

— Ты чё, уж не вздумала ли закрутить с женатиком, этакой отравой? — Так Анита называла мужчин, обремененных семьей. Подцепить-то такого несложно, а вот переварить — оно потруднее будет.

Мириам не могла не рассмеяться:

— Да нет, нет… — и умолкла, глядя в окно.

— А чего тогда?

Анита чувствовала, что не надо так допытываться, не стоит давить на Мириам, вытягивая из нее всю подноготную. Не следует забывать, что Мириам скорее отдушина, чем подруга. Но не смогла сдержать любопытства.

— Можешь и не рассказывать. — Она обиженно поджала губы.

Мириам задумалась:

— Завтра у меня начинается практика в медицинском центре на Бугстад-вейен.

— Надо же, очень интересно, — отозвалась слегка разочарованная Анита.

— Я уже несколько раз видела врача, который будет руководить моей практикой. Он нам читал лекции перед летними каникулами. Я с ним разговаривала на перемене и после лекций тоже.

— Хорошенькое дельце! — хмыкнула Анита. — Это он, что ли, тот один-единственныйна свете?

Мириам глядела в потолок.

— И он будет твоей практикой руководить? Ну, это судьба, должно быть.

— Ну, я тут тоже руку приложила. Я с другим студентом поменялась, чтобы он пошел на практику туда, куда посылали меня, а я — на его место. Но ты же слышала, что я сказала: он женат и у него трое детей. По крайней мере.

Анита расхохоталась — уж и не вспомнить, когда она так весело смеялась.

— Это нужно отметить.

Времени было без четверти двенадцать. Аните захотелось показать Мириам последние фотографии Виктории, сделанные ею недавно; она подсела поближе к девушке и, перелистывая страницы альбома, вдыхала аромат ее волос. Взяла коробку с вином, чтобы налить еще, но Мириам прикрыла стакан ладошкой и поднялась с дивана.

У входной двери Анита крепко обняла ее. Щека у Мириам была такая же нежная, как у Виктории, и Аните невыносимо захотелось прижаться к этой щеке губами и попросить Мириам остаться. Мириам осторожно высвободилась из ее объятий.

Анита стояла и смотрела ей вслед, пока та поднималась к себе на верхний этаж. Познакомиться с Мириам оказалось легко. И в то же время она ее совсем не знала. Мириам казалась всегда веселой, но что-то таилось внутри, будто она носит в себе какое-то горе. Анита знала, что такое горевать, — так хорошо знала, что замечала и в других, даже если они этого не показывали.

Первые часы дежурства прошли спокойно. Аксель Гленне принял нескольких пациентов, которым было необходимо обработать больное горло, зашил несколько порезов, вскрыл нарыв. После полуночи он поехал по вызовам. Уложил в больницу старика восьмидесяти двух лет с воспалением легких; пришлось поскандалить с молоденьким врачом в приемном покое больницы — у того еще и голос-то толком не сменился. В больницу же отправился трехлетний ребенок, лежавший в постельке обессиленный и ко всему равнодушный: у него была сыпь и высокая температура. Женщина, сидевшая под столом у себя на кухне и вопившая как резаная, отказывалась вылезти оттуда, если ей не дадут валиума, но успокоилась тотчас же, когда он пообещал сделать все так, как она просит.

В двадцать минут третьего Аксель сидел на заднем сиденье ехавшей по вызову машины «скорой помощи». Он выкинул из головы все мысли и пытался в общих чертах представить то, что его ожидает. Сведения, которые к ним поступили, были отрывочными: автомобиль сошел с дороги, вероятны тяжелые телесные повреждения, а то и хуже… Внезапно перед глазами возник образ матери: вот она поднимается со стула, выкрикивает обвинения ему в лицо, называя его Бреде. Он прикрыл глаза и услышал голос отца: «Бреде сам себя ставит вне общества. Но ты должен вырасти человеком, который отвечает за свои поступки, Аксель». Когда Бреде не хотелось учиться, он прогуливал. И воровал деньги из бумажника отца. Не только монетки по десять и пятьдесят эре, но и крупные купюры. Бреде поджигал траву на участке за домом, так что приходилось вызывать пожарных. Аксель поначалу тянулся было за ним, но по мере того, как забавы брата становились все более опасными, перестал принимать в них участие. Наказания доставались его брату-близнецу, на которого они совершенно не действовали. Сын участника Сопротивления, героя войны, позднее — члена Верховного суда, обладателя многих правительственных наград полковника Гленне позорил своего отца. Выравнять счет — вот в чем состояла задача Акселя. Продемонстрировать всему свету, что дело не в проблемах семьи. Вскоре Аксель обнаружил, что это вовсе не трудно. Как если бы невидимые руки направляли его вперед.

Не только его собственные родители, но также и родители друзей, и учителя, тренеры, позднее — научные руководители и экзаменаторы — все, казалось, разделяли это подспудное знание: Аксель Гленне многого добьется, его ждет успех. Даже за Бию ему не пришлось бороться. Он познакомился с ней на студенческой вечеринке. Она пришла туда со своим парнем, но разговорилась с Акселем на кухне. Теперь уж и не вспомнить, по какому поводу она хотела взять у него интервью для студенческой газеты. Когда он собрался уходить, она попросила его оставить ей адрес.

Автомобиль завис на краю крутого склона, удерживаясь на дорожном полотне задними колесами. Одна из фар еще горела. Аксель подумал было, что это хорошо, что машина стоит вот так: ведь, может статься, скорость была не слишком высока. Но когда «скорая» остановилась и осветила место аварии, он сразу же увидел, что крыша машины продавлена.

Аксель выскочил из автомобиля — экстренный чемоданчик в одной руке, фонарик в другой.

— Перевернулся, должно быть.

Шофер «скорой» по имени Мартин тоже так подумал. Свен, фельдшер, добавил: