— В ее крови мы в большом количестве нашли вещество под названием тиопентал.

Он записал название:

— И что это за вещество?

— Так называемый барбитурат. Он используется во время операций, и хранить его разрешено только в больницах и на складах медикаментов. В небольших количествах также в ветеринарии.

— Как он действует?

— Чрезвычайно эффективен как усыпляющий компонент при наркозе. При передозировке вызывает остановку дыхания и сердца.

Викен откинулся на спинку кресла. Он позлорадствовал по поводу того, что еще утром Паянен так уверенно утверждала, что это дело не по ведомству сектора расследования насильственных преступлений. И уже начал размышлять о том, кого еще привлечь к расследованию.

Сигни Брюсетер подкатила к жилому корпусу пансионата в Рейн-коллене и припарковалась возле уже стоявшей там машины. Она заглушила мотор, радио сразу же как обрезало. Но, открывая дверь своим ключом и входя, она будто продолжала слышать голос диктора, сообщавшего о том, что случилось в лесопарке возле Осло. Сигни не выспалась. Она всего второй день работала на новом месте.

Метте Мартин, старшая медсестра и заведующая всеми тремя корпусами, теснившимися на небольшом участке, встретила ее в коридоре. Сигни была рада ей, потому что все, что бы Метте Мартин ни делала, получалось у нее умело и споро. А Сигни промаялась без работы год и одиннадцать месяцев. Пройдя собеседование, она была уверена, что места санитарки ей не видать, но чувствовала при этом даже какое-то облегчение. Тем не менее Метте Мартин сочла, что ее многолетний опыт работы в подготовительном классе школы мог представлять интерес и что разница между детьми и людьми, страдающими задержкой психического развития, вряд ли была столь уж велика. И она позвонила уже на следующий день — к ужасу Сигни! — и спросила, когда та сможет приступить к работе.

— Здесь всегда тихо и спокойно, — говорила старшая медсестра, — Тура спит, а Освальд сидит в своей комнате. Утром их умыла и одела ночная дежурная. Ты останешься с ними одна до обеда, а попозже придет Осе Берит, так что до конца рабочего дня будете трудиться вдвоем.

Сигни повесила пальто в шкафчик и села на диван.

— В девять нужно будет дать лекарства Освальду, — напомнила Метте Мартин. — Но только не включай радио. От всей этой болтологии он становится таким нервным, кидается на всех, будто медведь-шатун.

— Да он не один такой! — воскликнула Сигни. — Слыханное ли дело, чтобы взрослую женщину да медведь задрал! И всего в нескольких километрах от Карл-Юхана, главной улицы столицы, и королевского дворца.

— Ужас просто! — закивала старшая медсестра. — Трудно в это поверить.

Когда она ушла, Сигни постучалась и вошла к Туре. Здесь строго следили за тем, чтобы все не забывали стучаться в двери, хотя Тура и не могла ответить, и наверняка не понимала, к чему весь этот стук. Метте Мартин подчеркнула, что в любом случае необходимо проявлять уважение к живущим здесь, и Сигни это понравилось. Уж никак нельзя было сказать, что Тура вытянула счастливый билет в этой жизни: она родилась с врожденной патологией, из-за которой ее мозг не мог развиваться как следует. Странно, что она вообще была еще жива. Ее мать-наркоманка продолжала колоться, даже когда была беременна Турой, — наверняка от этого и все ее проблемы. За все то время, что Тура прожила в Рейн-коллене, никто ее ни разу не навестил. Ни одну живую душу вне стен этого комплекса не интересовало ее существование. Сигни не всегда приходилось легко в жизни, но, когда она смотрела на это существо, которое она сейчас как раз одевала, она чувствовала, что ей есть за что эту жизнь благодарить. И когда Тура уже сидела на своем кресле, умытая и причесанная, Сигни выкатила ее в коридор и поставила кресло перед зеркалом.

— Мы все здесь переживаем за тебя, Тура! — ласково проговорила она.

Тура пошевелила челюстями, будто смеясь, и издала какой-то звук. Это означает, что она радуется, говорила Метте Мартин, и Сигни улыбнулась, погладила ее по голове и сама как-то сразу тоже пришла в хорошее настроение.

Скоро нужно будет пойти к Освальду. Всю ночь ей не давала покоя мысль, что ей придется одной справляться с ним. Освальду, у которого был синдром Дауна, вот-вот должно было исполниться тридцать лет. В дополнение ко всему у него с гормонами все перепуталось, и он вымахал под два метра. Но хоть он и был неохватным, но умом — как трехлетний ребенок, только что почти не говорящий. Метте Мартин уверила ее, что он кроток как овечка и никогда никому не создавал проблем.

Сигни набралась мужества и открыла дверь к нему в комнату:

— Привет, Освальд, не хочешь пойти покушать немножко?

Он промычал что-то и поднялся так резко, что она отскочила на пару шагов назад.

— За ручку, — сказал он и протянул ей свою лапищу.

Осе Берит Нюторпет оказалась высокой и крепкой женщиной лет шестидесяти, с маленьким круглым ротиком, как у карпа, и седыми волосами, собранными в пучок. Она появилась на работе ровно в двенадцать, достала из пластикового пакета мохнатые тапки и сунула в них ноги.

— Ну и холодный же здесь пол! — заметила она, вразвалку входя в комнату.

С ней трудно было не согласиться.

Искупав Туру, две санитарки смогли присесть на диванчик и перевести дух.

— Тоскливо-то как здесь жить, когда к тебе никто никогда не приходит, — обронила Сигни и покосилась на Туру.

Осе Берит фыркнула:

— Ее мамка годами по улицам шлялась. Ты же не думаешь, что такая вдруг начнет проявлять заботу? Но вроде бы папаша у нее вполне себе знаменитость.

— Серьезно? — изумилась Сигни. — И кто он, не знаете?

Осе Берит пожала плечами:

— Да разные ходят слухи.

Она явно не жаждала распространяться на эту тему, может хотела попридержать рассказ до подходящего момента. Она включила было радио, но, поскольку приближалось время новостей, Сигни пришлось напомнить ей, что старшая медсестра просила их новости не слушать.

— Это из-за той, что убили, — сказала она, понизив голос. — Метте Мартин говорит, что Освальд просто с ума сходит, как только услышит об этом.

Осе Берит выключила приемник.

— Ага, допрыгались городские-то! — сказала она и поджала губы. — Сами виноваты, сами себе свинью-то подложили. Может, хоть щас до них дойдет, каково это — жить, когда под стенами твоего дома бродят дикие животные. Тогда хотя бы какой-никакой толк будет от этого.

Сигни не ответила. Она никак не могла относиться к случившемуся как к чему-то полезному. Убитая женщина была всего на пару лет старше ее самой.

— Да, ты бы послушала, что мой-то сказал, когда вчера новости передавали! — не унималась Осе Берит. — У нас в позапрошлом году аж четырех брюхатых овцематок жуть как порвали. И жалуйся не жалуйся — толку никакого. Уж конечно, бедного мишеньку нельзя тревожить. — У нее даже голос задрожал. — Диких животных не трожь! А расплачиваемся за это мы, для кого разводить овец — хлеб и заработок. — Она многозначительно покачала головой. — Но я вот что еще тебе скажу, Сигни. — Она понизила голос. — Если людей окончательно довести до ручки, они могут таких вещей натворить, каких и не следовало бы.

Сигни рот открыла от изумления:

— Уж ты не думаешь ли, что кто-то из местных в этом деле замешан?

Осе Берит еще плотнее сжала губы своего рыбьего ротика и провела пальцем по губам, будто застегивала молнию. Но пару минут спустя опять завела свое:

— Ты себе не представляешь, как некоторых злит все это. Здесь у нас, на хуторах, народ просто кипит. Мы уж сколько лет вынуждены были мириться с этим. А вот сейчас, я думаю, другой выйдет коленкор. Либо ладно, пускай у нас медведь ходит где хочет, но уж тогда пусть развлекается повсюду, а не только тут, в горах. Вот тогда и посмотрим, сколько этопродлится.

Вдруг в дверях показался Освальд. Подбородок у него был столь недоразвит, что из углов рта постоянно стекала слюна.