Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— В Пярну, — потупился Володька.

— Хороший городок, бывал я там. Так что, товарищи, прежде чем решать и слушать Мисикова, у меня есть предложение заслушать представителя администрации, в данном случае старшего помощника. Как, возражающих нет? — Иван Нефедыч повернулся вправо, к своему заместителю Феде Крюкову, принял его одобрительный кивок, потом влево, где сидел насупленный боцман Михаил Семенович Кобылин. Иван Нефедыч глянул в его неподвижную лысину и кивнул сам. Затем он осмотрел других членов судового комитета. — Нет возражающих? Слушаем старпома.

Василий Григорьевич Дымков поднялся, пожевал губами и заговорил:

— Может быть, у некоторых товарищей складывается впечатление, что я слишком много претензий предъявляю к Мисикову. Но это не так. Я считаю, что я был к нему недостаточно требователен. И я не буду голословным. Возьмем первый его проступок. Вот документ, — сказал старпом, — написанный самим Мисиковым. — Он взял со стола линованный в клетку тетрадочный листок и показал его кают-компании. — Это объяснительная Мисикова на мое имя, я постараюсь прочитать ее так, как есть.

Аристократический выговор у старпома исчез, он искусно передавал мисиковскую шепелявость и даже весь стиль объяснительной, вместе со знаками препинания и абзацами:

«Объяснительная ст. помощнику капитана т/х Валдай В. Г. Дымкову от матроса второго класса Мисикова В. Н.

13 августа 1971 года в 09 час. 30 мин. Вы сняли меня с вахты на палубе, по той причине. Что я был не у трапа, где должен был находиться, а был в жилом помещении. Но я не виноват.

К одному из наших моряков пришла женщина. Вызвать дежурного четвертого помощника Груздова я не мог. Потому. Что помощник — лицо ответственное, и если ко всем морякам будут приходить женщины, то у него просто не хватит времени чтобы выполнять свои обязанности по своему заведыванию.

Только по этой причине я совершил свой проступок.

Прошу Вас, пересмотреть свое решение поставить мне прогул. Действительно ли я виноват в своем вынужденном,чувством понимания долга дежурного, уходе с вахты. А вместо прогула я попрошу, Вас, поставить мне выходной, на т/х Валдай у меня есть уже один выходной.

В. Мисиков, 14.08.71 года».

— Каково? — спросил старпом и передал объяснительную на стол судового комитета. — Но я продолжаю. — Голос Василия Григорьевича снова обрел бархатистую картавость и глубину. — Пробовали Мисикова ставить на вахту, вперед не смотрит, про руль и говорить нечего, стоит отвратительно. Прекрасно! Перевели в рабочую команду. Не выполнил распоряжения боцмана, в результате было утоплено десять чехлов из клееной нейлоновой ткани общей стоимостью около полутора тысяч рублей. Кто будет платить?.. Но и этого Мисикову оказалось мало! Он умудрился опоздать, когда его вызвали по штормовому авралу, потом принял самостоятельное, дурацкое решение бежать на бак по наветренному борту, в результате чего был едва не смыт за борт! Его спасла только счастливая случайность. Вы себе представляете, что бы мы в этом случае имели?!

Нет, Мисиков, просто так это оставлять нельзя, и я вам при свидетелях говорю: я из-за вас в тюрьму не пойду! Вы можете тонуть, когда вам угодно и где вам угодно, но я в тюрьму не собираюсь! Посмотрите — он отделался синяком, а теперь ходит, гордится, геройчик!

…У Володьки Мисикова горло переломилось, словно пожарный шланг. Неудержимое давление слов отрывало его от палубы, но он только судорожно замотал головой, упираясь в грудь подбородком и ничего не видя, кроме суровой лысой головы боцмана Михаила Семеновича Кобылина.

«Эх, — хотел сказать Володька, — эх, разве я такой? Разве так я все делал? И про чехлы я просто забыл, совсем забыл…»

— Нечего несчастного строить, Мисиков! — продолжал старпом, — взрослый человек, деньги зарабатываешь, пора нести ответственность. Комсомолец, наверно! А патлы какие отрастил? Думаешь, в них краса? Грязь в них и перхоть!..

Мне, товарищи, десять дней вместе с доктором пришлось его уговаривать, чтобы подстригся. Вы бы посмотрели, как он сегодня трудился! Все стараются, работают, чтобы на Кубу в достойном виде прийти, а Мисиков спит! В разгар рабочего дня! Капитан двадцать минут насчитал, пока он спал. Я считаю, что мы должны сегодня решить: или будет Мисиков работать как требуется, или пусть пассажиром катится туда и обратно! К чертовой матери!

— Спокойнее, старпом, — краснея, заметил Иван Нефедыч, — вы не на швартовке. А ты, Мисиков, слушай достойно, когда о тебе правду говорят.

Он поднял с переносицы очки и ввернул их спиралью в воздух:

— Что скажешь, Мисиков?

НАША ТАНЯ

Конечно, вы знаете актрису Татьяну Лаврову? Так вот, в нашей Тане тоже было что-то лавровское: то ли губы, сложенные на полуслове, то ли беззащитная смелость взгляда. Это не только мое мнение. Просто я больше других запомнил актрису, и потому мне не нужно было придумывать, на кого похожа наша буфетчица. Впрочем, на белом свете много похожих людей, и меня часто мучает зрительная память: откуда я знаю этого человека?

Особенно достается русским женщинам. Когда долго пробудешь за границей, почему-то в первом же нашем порту все женщины кажутся знакомыми. Не знаю, может быть, тут дело в спокойной русской открытости взгляда, или ненарочитости жеста, или еще в чем-то, что я не успел пока разгадать, или, может быть, даже в том, что для моряка тоска по родине всегда совпадает с тоской по женщине, — не знаю. Однако мне случалось обознаваться даже в первых русских женщинах, ступающих на борт, — врачах, открывающих санитарную границу.

— Здравствуйте! Вы что же, сюда перебрались из Калининграда?

— Здравствуйте… Я никогда не была в Калининграде.

Но о Тане.

Всем юным девушкам не следует плавать на океанских пароходах, а таким, как Таня, и подавно. Не по смазливости. Да в что такое красота, когда одно и то же лицо видишь месяцами? Тонкость души отстаивать трудно.

Когда она к нам пришла, она еще не забыла, как гоняла с пацанами в проулке мяч, и потому на первое время сама собой нашла выход, как быть со всеми на равных. Хорошо это у нее получилось: плавали вместе, словно играли в футбол в одной дворовой команде.

В непогоду она укачивалась только первые сутки, а потом вставала и работала до конца. Ребята это ценили и одобряли: кому охота переходить на самообслуживание и мытариться с грязной посудой, в качку, в мыльных парах, хотя бы и артельно?

В портах она поначалу не знала, куда себя пристроить:

— Мальчики, вы куда? Мальчики, и я с вами!

— Опять с этой зажигалкой? Пошли, без нее проще…

Но она вылетает, и пошли: в культпоход по магазинам, в кино, на шлюпочную вылазку или пробовать пиво. Потом она вовремя всем надоела и сама стала отходить от экипажа, больше о себе думать. Видали, плакала иногда.

Федя Крюков как-то вполголоса посетовал за завтраком в столовой:

— Посмотри, боцман, Танька сияет. Весела птичка, на сучке зарю встретила… Все, Миша!

Миша Кобылин, говорят, хотел ему вклеить по шее, но вместо того взял еще один кусок хлеба, повертел его так и этак и стал намазывать маслом погуще.

Ничего не случилось, но через два месяца Таня с «Валдая» ушла, и в ту же стоянку явилась к нам на борт Жанна Михайловна, активистка женсовета. Я про нее и раньше знал, потому что она была крупной специалисткой по моральным обликам.

Стоянка была короткой, капитан с Жанной беседовать ввиду занятости не смог, и принимал ее Андрей Иванович Поздняев.

Когда я к нему зашел уточнить, надо ли включать в заявку на трансфлотовскую машину перевозку кинокартин и библиотеки, Андрей Иванович обрадовался мне.

Разговор у них с Жанной Михайловной шел, видимо, серьезный, потому что на столе урчала кофеварка и пачка печенья была распечатана с обычной для Андрея Ивановича гигиеничной изысканностью.

Жанна Михайловна осталась сидеть вполоборота, а я согласился выпить чашечку кофе, потому что очень усталый был у Андрея Ивановича глаз. Так и посидел я минуты три — четыре, дегустируя кофе и разглядывая плоскую добродетельную спину Жанны Михайловны, ее пепельные завитые волосы и золотую дужку очков, выступающую сбоку.

74
{"b":"163266","o":1}