— Вам нет нужды объяснять мне это, Джулия. — От соседства с лампой от Тиффани в его зеленых глазах зажглись разноцветные огоньки. — Разве что вам хочется… если вам становится легче, когда вы говорите о тех днях.

Она задумалась.

— Нет, пока я оставлю это. В данный момент, когда приближается эта безумная свадьба, у нас найдется множество более важных тем.

— Да. — Он с наслаждением прихлебывал горячий кофе. — Надеюсь, вы понимаете, что я готов помогать вам во всем.

— Это очень любезно с вашей стороны. — Больше она не нашлась, что сказать. Ведь она просто предложила ему кофе и пирог, а теперь все оборачивалось невесть чем: признаниями, извинениями, даже исповедью о сокровенных мечтах. Джулия остро ощущала присутствие в кухне этого большого, доброго, сильного человека.

Она не хотела этого. Она даже и не думала о близости с каким бы то ни было мужчиной, по крайней мере в ближайшие годы. Верность Джею — она была в этом убеждена — означала строгость, когда нельзя и мечтать не только о любовных интрижках, но и вообще о мужчинах.

— Мне хотелось бы считать себя вашим другом. Не только другом Кристи, но и вашим, Джулия.

— Я понимаю. — Но все же она так и не могла понять, почему так остро отзывается на его присутствие. Ей с трудом удавалось оторвать от него взгляд. Хотелось смотреть в его глаза, такие добрые, с цветными пятнышками, ей нравилось, как его светлые волосы ореолом окружили лицо, когда он снял шляпу.

Боже, кажется, она потеряла всю свою твердость.

Потом она не могла сказать, как ей удалось от него отделаться. Она была «взволнована до глубины души», как любили выражаться в пятидесятые годы. Ей захотелось, чтобы этот человек ушел из ее дома, и каким-то образом ей удалось добиться этого.

Однако выдворить его с такой же легкостью из головы ей не удавалось.

После того как он ушел, поблагодарив за кофе и пирог, она с облегчением прислонилась к косяку входной двери, удивляясь, отчего так вся дрожит.

Несколько раз она посещала занятия у психолога, где ей объяснили, что большинство вдов тоскуют в основном без любви и интимной жизни, и предупредили, что в таком состоянии легко наделать немало ошибок, если позволить чувству одиночества возобладать над здравым смыслом. Тогда это утверждение вызывало в ней досаду, но немалая доля истины в нем все-таки была, и постепенно, долгими, темными и одинокими ночами она начала сознавать его справедливость.

Хотя, конечно же, оно вовсе не означало, что Джулия в ее возрасте станет плести фантазии вокруг первого же попавшегося ей мужчины! Немыслимо. Неприемлемо.

И тем не менее как раз это ее и подстерегало. В несколько последних ночей ей казалось, что она видит во сне Джея, но потом она внезапно догадалась, что приснившийся ей мужчина был более крупным, обветренным, с густой рыжеватой шевелюрой…

И сейчас, прислонившись к дверному косяку, она поняла, что надо срочно что-то предпринимать, чтобы не поддаться этим тревожным симптомам.

Тогда-то она и решила позвонить своей драгоценной подруге Лиз.

Ей потребовалось некоторое время, чтобы дозвониться до Афин; английский язык у заокеанского телефониста явно был не самым сильным местом.

— Да, Греция, — повторяла Джулия. — Афины, понимаете? А номер мне нужен такой…

Она ждала, притоптывая в нетерпении ногой, пока где-то за океаном ее вновь и вновь пытались правильно соединить с абонентом. Если она рассчитала верно, Лиз в это время окажется дома. Ее новый муж военный советник или что- то в этом роде, и Лиз — давняя, еще со времен колледжа, подруга Джулии — судя по ее письмам, просто наслаждалась солнечными лучами, пейзажами и красотами древней страны.

— Привет, Лиз! — Наконец-то на другом конце света ей ответил знакомый, хрипловатый голос. — Это ты?

— Джулия? У тебя ничего не случилось? Ведь обычно ты такая бережливая и так редко мне звонишь!

— Знаю, но сегодня мне так тебя не хватало.

— Ну, хочешь верь — хочешь нет, но как раз сегодня я вспоминала о тебе тоже. Когда ты приедешь ко мне, мы вдоволь наговоримся. Я жду не дождусь этого…

— Вот поэтому я и звоню, Лиз. — Джулия не могла скрыть грустные нотки. — Нам пришлось отменить поездку. Во всяком случае, отложить на неопределенное время.

— Что? Ты этим летом не приедешь ко мне?

— Нет. Но причина, изменившая мои планы, скорее счастливая. В сентябре Кристи выходит замуж…

Лиз явно была разочарована.

— Я так тебя жду, мне так хочется повидаться с тобой. Твои девчонки страшные эгоистки, Джулия, раз требуют, чтобы ты ради них забывала про все на свете.

На какой-то миг в Джулии взыграло уязвленное самолюбие, но потом она простила Лиз, вспомнив, что у той никогда не было детей и поэтому ей неведомо чувство материнского самопожертвования.

— Кристи вовсе ничего и не требует, — заявила она. — Таково мое решение. Я счастлива за Кристи и Джереми. Хочу устроить им славную свадьбу. Давай не будем тратить времени на охи и вздохи, — попросила Джулия. — Лучше расскажи, как там жизнь в любезной моему сердцу Греции.

— Ни черта тут нет хорошего. — Теперь уже голос Лиз приобрел мрачный оттенок. — Говоря по правде, мой брак разваливается на глазах.

— Ты шутишь? — поразилась Джулия.

— Если бы это было так. Но мне не до шуток, Джулия. Стив очень хороший парень, но я просто не знаю, сколько я еще смогу его выдержать. Пожалуй, я просто дожидалась лета, чтобы повидаться с тобой, а потом…

— Но ведь и года не прошло, как вы поженились!

— Видимо, год слишком большой срок. Слушай, мне не хочется обсуждать это сейчас, потому что это долгий разговор. — Джулия услышала тяжкий вздох подруги. — Я скоро приеду в Коннектикут. Постели для меня постель и поставь кофейник на огонь… а может, у тебя все еще цела та бутылочка шотландского?

— Ты приедешь сюда? — На миг Джулию охватила паника; у нее и без этого сейчас полно хлопот, но она не подала виду. — Я буду рада повидаться с тобой, Лиз. Когда же ты приедешь? И надолго?

— Я приеду к тебе навсегда, если тебя это не пугает.

— Почему это должно меня пугать? Я рада твоему обществу.

— Значит, договорились? Я скоро приеду и пробуду у тебя около недельки. Тебя это устраивает?

Эту недельку Лиз наверняка растянет на месяцы. Запросто.

— Да, замечательно. А пока что, как ты можешь догадываться, я ношусь повсюду как ненормальная и все время что-то готовлю к свадьбе Кристи.

— Никаких проблем. Я буду помогать, насколько смогу, и пробуду, сколько понадобится.

«Надо приготовить гостевую комнату, — подумала Джулия, — и постараться на несколько дней устроить себе каникулы…»

— Буду с нетерпением ждать тебя, Лиз. Жаль, что у тебя так получилось с семейной жизнью, но, может, мы все обсудим и найдем какой-нибудь выход.

— Тебе всегда удается это сделать, — признала Лиз.

— Я рада. Что ж, дай мне знать, когда прилетает твой самолет, и я тебя встречу. В каком аэропорту?

— Абсолютно нет нужды! Я возьму машину и нагряну к тебе без предупреждения.

Отговаривать Лиз было бессмысленно. Наконец, две давние подруги попрощались и положили трубки. Джулия чувствовала себя в еще большем смятении чувств, чем прежде.

В тот вечер пробило десять часов, уже стемнело, когда Бен и его пес Иван Грозный отравились на прогулку. Дождь сменился влажным туманом, который клубами восходил от земли и слоился в свете редких уличных фонарей.

Бен любил прогулки в такой поздний час. Улица, на которой стоял их дом, была спокойной, и Бену нравилась уединенность подобных прогулок.

— Что скажешь, Иван? Пройдем еще один квартал?

В ответ явственно послышалось фырканье, которое, должно быть, означало согласие. Бен продолжал путь, сознавая, что ему хочется непременно пройти мимо дома Джулии. Тот был погружен в темноту, светилось лишь одно окошко, вероятно, гостиной. Бен предположил, что она сидит там и читает. Всякая женщина, мечтающая стать писательницей, непременно еще и активная читательница.