«Я Вас люблю. Любовь она берется…» Я Вас люблю. Любовь она берется Невесть почто, а Вы какой-то бог. Я падал об землю; но ох! земля дерется. Коль упадешь, шасть в глаз, в адамов бок. Оставил я валяние злодея И шасть летать, но ох, лета, лета! Не позволяют мне: я молодею. Спешит весна, та ль? О не та, не та! Что некогда. Но некогда! Стенаю: Стена я, говорит судьба; но ба! Я расставляю знаки препинанья И преткновенья, гибели, слова. Моей любви убийственны романы. С романом чай, с ромашкой чай? Не то. Но пуст карман. Я вывернул карманы Жилета и тужурки и пальто. Вы все ж такая. Каюсь: где! где! где! Слова найти, ти, ти, та, та, ту, ту. Встаю на льду, вновь падаю на льде: Конькам судьбы доверивши мечту. «Отъездом пахнет здесь, смердит отъезд…» Отъездом пахнет здесь, смердит отъезд: Углем прозрачным, кораблем железным. Оркестр цыганский перемены мест Гимн безобразный затянул отъезду. Одно из двух, одно из трех, из этих: Быть на земле иль быть на море там, Где змей, змей выплывает на рассвете, Которого боится капитан. Там, где качается железный склеп двухтрубный, Гам, где кончается шар беспардонно круглый. Где ходит лед, как ходит человек, Гоняется за вами в жидком мраке. И ударяет челн по голове, Ломая нос, как футболисты в драке. Где есть еще крылатые киты, Чтобы на них поставить дом торговый. И где в чернильной глубине скоты Живут без глаз — Ты жить без глаз попробуй. Где в обморок впадает водолаз, Как в море пал без звука ручеишко, Пока над ним, лишь для отвода глаз, Его корабль уносит ветр под мышкой. «Летящий снег, ледящий детский тальк…» <Летящий> снег, ледящий детский тальк Осыпал нас как сыпь, как суесловье Взошел четверг на белый пьедестал, Мы все пред ним покорствуем, сословья. На слове нас поймала, поняла, Ударила печали колотушкой. Как снег с горы, нас не спросясь, смела, Бежим барашки, скачет волк-пастушка. Ты бьешь нас, ножницами нас стрижешь, Летит руно, как кольца над окурком. Зима Большой безделия снежок. Безмыслия приятнейшая бурка. Днесь с пастбищ тощих нас зовет декабрь. Но глупому барану в дом не хотца. Баран, баран, почто ты не кентавр, Лишь верхней частью с ним имея сходство. Уж сторож тушит над полями свет. Почто упорствовать, строптивый посетитель? Но, утомись игрой, ушел служитель. Сплю в горном зале, на столов траве. «На! Каждому из призраков по морде…» На! Каждому из призраков по морде. По туловищу. Будут руки пусть. Развалятся отяжелевши орды. Лобзанья примут чар стеклянных уст. Бездумно дуя голосом, падут, Как дождь, как пепел, на пальто соседа. Понравятся, оправятся, умрут. Вмешаются в бессвязную беседу. Пусть синий, пусть голубизны голяк Их не узнает, как знакомый гордый. Зад, сердца зад публично заголя, Но кал не выйдет, кал любови твердый. Они падут, они идут, иду. Они родились по печаль, полена. Они в тебе, они в горбе, в аду, Одиннадцать утерянных колена. «Невидный пляс, безмерный невпопад…» Невидный пляс, безмерный невпопад. Твой обморок, о морока Мойра. Приятный, но несладкий шоколад Выкачивает вентилятор в море. Видна одна какая-то судьба И краешек другого парохода. Над головой матросская ходьба. Охота ехать. На волка ль охота? Что будет в море? Мор ли? Водный морг? На юте рыба? Иль в каюте? Ибо Комический исторгнули восторг Комы воды. Кому в аду! Счастливо! Так бóсую башку облапошив, Плясали мысли, как лассо лапши. Отца ли я? Отчаливало море. Махала ты нахалу тихо, Мойра. Песня первая Не удадай гуны она вошла инкогнито И на лице ее простой ландшафт Идут на нет и стонут в море вогнутом Кому спускается ее душа В кольцо гуны включен залог возврата И повторение и вздох высоких душ И пустельги и прочих рата трата Нога луны горит во сне в аду Забава жить двуносая загава Качает мнимо этот маятник Пружины нет но есть любовь удава Вращающая огни и дни Дудами баг багария бугует Рацитого рацикоко стучит гоось Бооогос Госия богосует Но ей луна впилась от веку в нос Косо осмáрк пикельный спилит Доремифа соля сомнинолла Чамнага мнази погибать соля |
