«Идет Твой день на мягких лапах…» Идет Твой день на мягких лапах, Но я не ведаю, смеюсь. Как тихий звук, как странный запах, Вокруг меня витает жуть. О, мстительница! Долго, долго Ты ждешь наивно и молчишь. Так спит в снегу капкан для волка И тихо вьется сеть для рыб. Поет зима. как соловей, Как канарейка, свищет вьюга. Луна восходит, а правей Медведица подходит с юга И сытый мир счастливый Твой Не знает, что уже натянут Прозрачный лук над головой, Где волосы еще не вянут. Иль, может быть, через эфир, Как песня быстрая о смерти, Уже стрела кривую чертит По кругу, где стоит цифирь. «Я люблю, когда коченеет…»
Я люблю, когда коченеет И разжаться готова рука, И холодное небо бледнеет За сутулой спиной игрока. Вечер, вечер, как радостна вечность, Немота проигравших сердец, Потрясающая беспечность Голосов, говорящих: конец. Поразительной тленностью полны Розовеют святые тела, Сквозь холодные, быстрые волны Отвращенья, забвенья и зла. Где они, эти лунные братья, Что когда — то гуляли по ней? Но над ними сомкнулись объятья Золотых привидений и фей. Улыбается тело тщедушно, И на козырь надеется смерд. Но уносит свой выигрыш душу Передернуть сумевшая смерть. «Ты в полночь солнечный удар…» Ты в полночь солнечный удар, Но без вреда. Ты в море серая вода, Ты не вода. Ты в доме непонятный шум, И я пляшу. Невероятно тяжкий сон. Ты колесо: Оно стучит по камням крыш, Жужжит, как мышь, И медленно в огне кружит, Во льду дрожит, В безмолвии на дне воды Проходишь Ты, И в вышине, во все сады, На все лады. И этому леченья нет. Во сне, во сне Течет сиреневый скелет, И на луне Танцует он под тихий шум Смертельных вод. И под руку я с ним пляшу, И смерть, и черт. «Жизнь наполняется и тонет…» Жизнь наполняется и тонет На дно, на дно, И входит белый смех в хитоне, Мертвец в окно. Там ложно зеркало светает В земной тюрьме, И лето в гости прилетает К нагой зиме. Стоит недвижно над закатом Скелет весов, Молчит со звездами на платье Душа часов. Кто может знать, когда луна Рукою белой, Как прокаженная жена, Коснется тела. В саду проснется хор цветов Ключ заблестит. И соловей для темных слов Во тьму слетит. Огонь спускается на льдину Лица жены. Добро и зло в звезде единой Сопряжены. Вокруг нее сияют годы, Цветы и снег, И ночь вращается к восходу, А солнце к тьме. Как непорочная комета Среди огня Цари, невеста Бафомета, Забудь меня. «Священная луна в душе…» Священная луна в душе Взойдет, взойдет. Зеленая жена в воде Пройдет, пройдет. И будет на пустом морозе Кровь кипеть, На тяжкой деревянной розе Птица петь. Внизу вращается зима Вокруг оси. Срезает с головы сама Сирень власы. А с неба льется черный жар, Мертвец сопит, И падает на нос ножа Актер, и спит. А наверху кочует лед, И в нем огонь И шелест золотых колод Рукой не тронь! Прозрачный, нежный стук костей, Там игроки. Скелеты с лицами гостей, Там дно реки. Утопленники там висят На потолке, Ногами кверху входят в сад И налегке. А выше черный странный свет И ранний час. Входящий медленно рассвет Из-за плеча. И совершенно новый день Забвенье снов, Как будто и не пела тень, Бренча без нот. «Я шаг не ускоряю сквозь года…» Я шаг не ускоряю сквозь года, Я пребываю тем же, то есть сильным Хотя в душе большие холода, Охальник ветер, соловей могильный. Так спит душа, как лошадь у столба, Не отгоняя мух, не слыша речи. Ей снится черноглазая судьба, Простоволосая и молодая вечность. Так посредине линии в лесу На солнце спят трамвайные вагоны. Коль станции — большому колесу Не хочется вертеться в час прогона. Течет судьба по душам проводов, Но вот прорыв, она блестит в канаве, Где мальчики, не ведая годов. По ней корабль пускают из бумаги. Я складываю лист — труба и ванты. Еще раз складываю — борт и киль. Плыви, мой стих, фарватер вот реки, Отходную играйте, музыканты. Прощай, эпическая жизнь, Ночь салютует неизвестным флагом И в пальцах неудачника дрожит Газета мира с траурным аншлагом. |
