Тихо голос Мореллы замолк на ином берегу,

Как серебряный сокол луна пролетела на север.

Спало мертвое время в открытом железном гробу,

Тихо бабочки снега садились вокруг на деревья.

Фиолетовый отблеск все медлил над снежною степью,

Как небесная доблесть, в Твоих неподвижных глазах

Там, где солнце приковано страшною черною цепью,

Чтоб ходило по кругу, и ангел стоит на часах.

Пойте доблесть Мореллы, герои ушедшие в море,

Эта девочка вечность расправила крылья орла.

Но метели врывались и звезды носились в соборе,

Звезды звали Мореллу, не зная, что Ты умерла.

Молча в лунную бурю мы с замка на море смотрели,

Снизу черные волны шумели про доблесть Твою,

Ветер рвался из жизни и лунные выли свирели,

Ты, как черный штандарт, развевалась на самом краю.

Ты, как жизнь возвращалась, как свет улетающий в бездну

Ты вступила на воздух и тихо сквозь воздух ушла,

А навстречу слетали огромные снежные звезды,

Окружали Тебя, целовали Тебя без числа.

Где Ты, светлая, где? О, в каком снеговом одеянье

Нас застанет с Тобой Воскресения мертвых труба?

На дворе Рождество. Спит усталая жизнь над гаданьем,

И из зеркала в мир чернокрылая сходит судьба.

Электрических скрипок взыванье рождалось во мраке,

На огромном экране корабль опускался ко дну,

Дождь шумел на асфальте. Трещала рулетка в бараке.

На пороге свободы Ты вспоминаешь ли эту весну?

Ты глаза закрывала и в страшную даль уходила.

В граммофоне Тангейзер напрасно о смерти кричал.

Ты была далеко, Ты быть может на небо всходила,

Мир сиял пред тобою как утренний снег и молчал.

Разрывались созвездья и в розах рождались миры,

Но средь пения жизни я пал у невидимой двери.

О! Мария, там в бездне Ты имя мое помяни,

Я быть может услышу, я может быть вспомню тот берег.

Так был сон Твой глубок, что могла незаметно разбиться

Золотистая нить. И уже Ты казалось не дышишь.

Я из грохота жизни Тебя умолял опуститься.

Умолял и надеялся может быть Ты не услышишь.

Только голос родился. Ах, я не понял сначала,

Он в таком утомленье рождался, так долго летел,

Точно птица, что вечность крылами над морем качала.

Он себе удивлялся и сам себя слушать хотел.

«Я с Тобой навсегда. Я на небе Тебя не теряю.

Это темное имя я в круги зари унесла.

Засыпаю, теряюсь, слабею, лечу, умираю.

Ангел белое имя со мною над хаосом зла».

Только свет точно желтое лезвие вышел из мрака.

Представленье кончалось, дождливая гасла весна.

Быстро время проходит, но сердце не ведает страха.

Сердце слышит как молятся в круге зари имена.

Ночь подвигалась вперед. Все само от себя отличалось,

Все превращалось в ином. Было время Тебе появиться.

В подземелье мы пели и девушка в карты играла,

Только я выходил и молчал и пытался молиться.

И к вину возвращался. О, если бы Ты не пришла!

Мы со всею любовью, со щедростью, с братской печалью,

Все же сделали б то что хотели сияния зла,

Потому что никто ничего о рассвете не знали.

Все казалось иным. Было время Тебе снизойти.

Было что-то в заре, что уже не хотело проснуться.

Солнце в бездне молилось, ему не хотелось взойти,

А заплакать, погаснуть и в саван лучей завернуться.

А гитара кричала: Мы лучшего были достойны,

Но они отвернулись, они позабыли о нас.

Только в худшей судьбе, лишь во тьме и в грязи непристойной,

Наша звездная участь безумной печалью слышна.

Пейте черные звезды! Но вспыхнуло вдруг мирозданье.

Ты вошла не спросясь. Даже руку поднять не успели.

Мы не ждали Тебя. Ты сквозь бездну пришла на свиданье

Глубоко под землей мы играли, мы врали и пели.

И была Ты тиха, как рассвет над фабричным кварталом,

Хороша точно пыльная ветка в пустых городах.

Ты у грязной стены прислонившись как пьяный стояла,

И в глазах Твоих слезы сияли как птицы в лесах.

Ты смотрела на лица, на пепел, на сданные карты

И молчала, готовая тысячу раз умереть.

Мы из тьмы исступленья, в смятенье и в дыме азарта

Созерцали готовую тысячу раз умереть.

И петух закричал точно ангел над миром позора.

Ты простерла ладони и тихо сказала что — «Скоро».

В теплый час над потемневшим миром,

Желтоносый месяц родился,

И тотчас же выстиранный с мылом,

Вдруг почувствовал: осень, сад.

Целый день жара трубила с башни,

Был предсмертный сон в глазах людей.

Только поздно улыбнулся влажно

Темно-алый вечер чародей.

Под зеленым сумраком каштанов

Высыхал гранит темно-лиловый.

Хохотали дети у фонтана,

Рисовали мелом город новый.

Утром птицы мылись в акведуке,

Спал на голых досках император.

И уже средь мрамора и скуки

Ад дышал полуденный с Евфрата.

А над замком под смертельным небом,

Распростерши золотые крылья,

Улыбалась мертвая победа

И солдат дремал под слоем пыли.

Было душно. В неуютной бане

Воровали вещи, нищих брили.

Шевеля медлительно губами

Мы в воде о сферах говорили.

И о том, как отшумев прекрасно

Мир сгорит, о том, что в Риме вечер,

И о чудной гибели напрасной

Мудрецов детей широкоплечих.

Насмехались мокрые атлеты,

Разгоралась желтая луна

Но Христос склонившийся над Летой

В отдаленье страшном слушал нас.

В море ночи распускались звезды,

И цветы спасались от жары,

Но уже проснувшись шли над бездной

В Вифлеем индусские цари.

И слуга у спящего Пилата

Воду тихо в чашу наливал,

Центурион дежурный чистил латы

И Иосиф хмуро крест стругал.