«Я видел сон, в огне взошла заря…» Я видел сон, в огне взошла заря Кричать над домом мертвого царя. Он из окошка вниз на улицу смотрел, Закрыв лицо рукой от желтых стрел. Там через улицу худая кошка шла, А в доме девочка читала у стола. А время тихо проходило вдалеке По желтому мосту над речкой горной, Показывая каждый раз в руке Таинственный предмет в коробке черной. И делало какой-то странный знак, Крутились дальше мельницы колеса, А на горе коричневый монах В грудь ударял булыжником белесым. А дальше в странном небе бледно-синем Стоял раздетый человек с крестом, Его закаты в небо возносили, Но он все вниз указывал перстом, Где черти, подбоченившись, стояли И даже ручкой делали во след, Из ада тихо грешники кричали, Но в домике рояль терзал скелет. Все было тихо, солнце заходило, Хотелось все запомнить, не дыша, У воинов внизу в глазах рябило И пробужденье чуяла душа. 1930–1934 «Люди несут огонь…» Люди несут огонь. Ветер дует, огонь задувая. Люди огонь прижимают к груди. Огонь потух. Страшно смотреть из окон: Спит под снегом земля неживая Кратко вдали, впереди Вскрикнул петух. Страшно во тьме без окон!.. Вечер спускается. Кружится снег на порфире. Кашляют тише и тише. Скрывают свет. Пир прекращается. Званные плачут на пире. Падает время из ниши — Никого нет. Почему мы огонь потушили? Почему мы играли с огнем, Шутя со смертью. Пали во тьму без борьбы. Почему Вы погибнуть спешили, Разве Вам лучше в аду ледяном Кричу: ответьте… Нет, только холод и страх. «Друг природы, ангел нелюдимый…» Друг природы, ангел нелюдимый, Все прости, обиды позабудь, Выйди в поле, где в туманном дыме Над землей сияет млечный путь. Темный лес безмолвен у дороги, Где-то слышен отдаленный лай. Спи, больное сердце недотроги, От надежд и счастья отдыхай. В тишине как будто едет кто-то, Нет, то шум спадающих листов, За рекой над скошенным болотом Встал луны холодный ободок. Скоро, скоро ляжет на дорогу Желтый лист и просветлеет бор, Охладеет солнце понемногу И в лесу замолкнет птичий хор. Тихо блеск таинственный ложится, Спит природа, кроткая всегда, Только Ты тоскуешь и боишься, Все жалеешь прошлые года. Все кругом готовится к разлуке, Все смолчит обиду зимних бурь, А потом весной забудет муки, Возвратится листьями в лазурь. Так и Ты, во мраке неизбежном В звездный мир взгляни и наглядись, А потом усни и к жизни прежней С новой силой поутру вернись. 1931
«В сумерках ложились золотые тени…» В сумерках ложились золотые тени, Рыболов был тихо освещен. Видели должно быть сны растенья. Нищий спал, опершись о мешок. Загорались лампы в магазинах И лежал на теплой мостовой Высоты померкший отблеск синий. Ласточки прощались с синевой. Скоро будем в сумерках обедать, Слушать стекол сумрачную дробь, Может быть неловко напоследок Перекрестим лоб. Что ж никто не знает, кто как жил Кто читал. Кто ждал освобожденья, Тихо руки на груди сложил, Превратился сам в свое виденье. Высоко у имени Господня Дух часов хранит его судьбу, Звон раздастся в черной преисподней, Утро вздрогнет в ледяном гробу. Медленно спадает вечер. Ниже небо, Дым блестит. В сияньи паровоз. В холодеотчетливо кричит. Кто там в поле? Поздней осенью темнеет рано, Загораются на станции огни, Ничего не видно за туманом, Запотели стекла. Мы одни. «Всматриваясь в гибель летних дней…» Всматриваясь в гибель летних дней, В пыльный, яркий мир, лишенный счастья, Гамлет, солнце в царствие теней, Тихо сходит, утомясь от власти. Меж деревьев яркий газ горит, Там вдали на желтом, пыльном шаре тленном, Еле слышный голос говорит О высоком, странном и священном. Солнечный герой, создавший мир, Слушай бездну, вот твоя награда. Проклят будь, смутивший лоно тьмы, Архитектор солнечного ада. «Как Ты смел», былинка говорит, «Как Ты мог», волна шумит из мрака «Нас вдали от сада Гесперид Вызвать быть для гибели и мрака.» |
