Остров смерти Дине Григорьевне Шрайбман Сонно алые трубы пропели мою неудачу, Мне закрылись века, покрывается снегом река, Я на острове смерти лежу неподвижно и плачу. И цветут надо мной безмятежно огни облака. Там весна золотая и странное долгое лето, И какие-то белые башни, где сонная музыка Тихо к ним подлетает из темного неба комета, Но играющий в башне священной не спит и не слышит. Там на большой высоте повторяется голос пропевший. Все встречаются снова смеясь на большом расстоянье. Точно зимнее солнце больное сквозь лес облетевший В отдалении видит покинутый сон мирозданья. Я забыл имена, я уснул посредине дороги, Молча желтую шляпу снял древний каштан надо мною, Солнце долго прощаясь стояло на синем пороге И ушло, показавшись над холодом красной луною. На траве излучается иней. Как в будущем мире, Сквозь туман отдаленные трубы поют на вокзале. Я давно Тебя видел уснувшей в зеленом эфире, Было много народу и звезды горели в курзале. Плыл на розовом небе таинственный флаг охлажденья, Отдаленная музыка в гладкое море вливалась, Где-то в воздухе чистом (казалось то плакал младенец). Отдаленное пенье пустого трамвая рождалось. Я тогда уже понял, что мало мне вечности будет Чтоб обдумать, какой был над морем таинственный вечер, В ожидании снега смеялись и морщились люди, И газетчик о смерти кричал у подъезда аптеки. Дух воздуха Дева осень вышла из рая. Небо сине до самого края. Тихо в вышних морях светлооких Тонет белый корабль одиноких. Под березою в желтом лесу Спит прекрасный лесной Иисус. Кроткий заяц стоит над ним Греет лапу о желтый нимб. Дева осень ты хороша, Как погибшая моя душа. Ты тиха, как рассветная мгла В которой она от земли ушла. Боже Господи, как легко, Как глубоко, как от земли далеко. В темном доме она жила. Никому не сделала зла. Много плакала, много спала. Как хорошо что она умерла. Если Бога и рая нет, Будет сладко ей спать во тьме. Слаще, чем лежать в золотом раю Куда я за ней никогда не приду. 1927–1930
Lumiere Astrale Тише. Тайно — в этом мире Меркнет свет. Дым ползет и мрак ложится Дышит снег. Возникает смех и гаснет Смерть царей, И поет красив и ясен Граммофон. В небе реет кроткий орлик В золотом венке; Спит с иглой железной в горле Жизнь в мешке. А на солнце тихо тает Ледяной дворец, Где о будущем мечтает Боль сердец. Духи ночи щурят очи И молчат, И блеснув огнями в ночи Дышит ад. 1926–1930 Мистическое рондо III Кошкам холодно. Они зевают Да. Да. А над башней мира тихо пролетают Бабочки года. Ангелы кирпич таскают белый Строят дом, А другие спят в лесу без дела Золотом. Дева осень их околдовала Синевой В нежный детский лоб поцеловала Под горой. Кто там ходит в бездне напевая? Спать пора. В синеве песок переливают Два царя. Царь дневной тщедушен хил и нежен Смотрит он, Как песок спадает белоснежный На балкон. Ищет в книге он святые звуки Книга спит. Белые сложив страницы руки На груди. А ночной король на солнце ходит С мертвой головой, Бабочек он тонкой сеткой ловит Голубой. И тогда стекает время жизни Как вода, Что несет Офелию к отчизне. Навсегда. Морелла I Фонари отцветали и ночь на рояле играла, Привиденье рассвета уже появилось в кустах. С неподвижной улыбкой Ты молча зарю озирала, И она отражаясь синела на сжатых устах. Утро маской медузы уже появлялось над миром, Где со светом боролись мечты соловьев в камыше. Твой таинственный взгляд, провожая созвездие Лиры, Соколиный, спокойный, не видел меня на земле. Ты орлиною лапой разорванный жемчуг катала, Ты как будто считала мои краткосрочные годы. Почему я Тебя потерял? Ты как ночь мирозданьем играла, Почему я упал и орла отпустил на свободу? Ты, как черный орел. развевалась на желтых закатах, Ты, как гордый, немой ореол, осеняла судьбу. Ты вошла не спросясь и отдернула с зеркала скатерть И увидела нежную девочку — вечность в гробу. Ты, как нежная вечность, расправила черные перья, Ты на желтых закатах влюбилась в сиянье отчизны. О, Морелла, усни, как ужасны огромные жизни, Будь, как черные дети, забудь свою родину — Пэри! Ты, как маска медузы, на белое время смотрела, Соловьи догорали и фабрики выли вдали, Только утренний поезд пронесся, грустя, за пределы Там где мертвая вечность покинула чары земли. О, Морелла, вернись, все когда-нибудь будет иначе, Свет смеется над нами, закрой снеговые глаза. Твой орленок страдает, Морелла, он плачет, он плачет, И как краска ресниц, мироздание тает в слезах. |
