Сначала выступил Лукьян Хохол, которого интересовало, почему он не может как прежде, сам дуванить добычу, захваченную его войсками, и отец ответил ему в том духе, что деньги и добыча общие, а не какой-то отдельной армии или отряда. Лукьяна такой расклад не устроил, и было заметно, что он им недоволен. Однако на людях он с Кондратом спорить не стал, и это правильно.

  Потом, был вопрос в середине, от одного пожилого стрельца, который приехал из Астрахани и представился выборным командиром полка Кадочниковым. Его интересовал вопрос Черного Яра, захваченного армией Лукьяна Хохла. Он просил отдать этот укрепленный городок астраханцам и хотел получить помощь казаков для захвата Красного Яра и Гурьева. Кроме того, астраханцы желали подписать с нами договор о мире, сотрудничестве, торговле и взаимопомощи, и для того Дон должен был выслать к ним своих послов.

  Сход проголосовал без прений и дополнительных обсуждений. В помощь астраханцам выделялись сотни яицких казаков. Черный Яр переходил к Астраханской республике, именно так пока называлось государственное образование на берегах Каспийского моря, а зимовая станица, то есть посольство, должно было отправиться в Астрахань через пару дней.

  Ну, и третий вопрос, прозвучавший самым последним. Его задал Василий Фролов, массивный полноватый мужчина лет сорока пяти:

  - Кондрат, а почему про кабардинцев ничего не сказал?

  Войсковой атаман недовольно поморщился, атаманы зашумели, мол, от них что-то важное скрыли, но отец успокаивающе махнул рукой и ответил:

  - Василий, что нам Кабарда, когда о себе подумать надо? Не до них сейчас. Твой резон ясен, у тебя с ними торговля, а нам за это своих казаков в бой вести интереса нет.

  - А ты все же скажи, про что с горцами разговаривал, - настаивал Фролов.

  - Хорошо, слушайте. Разговор с ними вел полковник Лоскут. Иван Степанович, расскажи обществу, о чем кабардинцы просили.

  Войсковой писарь снова вышел на круг, устало повел плечами и начал:

  - Весной этого года, в Кабарду приехал крымский калга Менгли-Гирей, дело обычное, он был должен собрать ясак, да проблемы с местными князьками решить. Дело не заладилось сразу. Слишком спесив Менгли-Гирей. Да и кабардинцы, после того как Азов пал, уже не так расторопны. В общем, татары стали местных жителей грабить, а баб приневоливать. Все как обычно. Но в этот раз, кабардинцы терпеть не стали и вырезали ханских гвардейцев - сейменов, вчистую, всех до единого. Калга Менгли-Гирей бежал и спасся только чудом. Сейчас крымчаки орду собирают, и по весне пойдут ослушников наказывать. Кроме своих воинов, ногайцев и закубанцев возьмут, а еще и турецкие сипахи их Кафы пойти хотят, под командованием своего командира Муртазы-паши. Несколько дней назад у нас были послы от кабардинцев и помощи просили. Мы с атаманом, от имени всего Войска Донского, им отказали, и они на Москву поехали, да к терцам гонцов заслали.

  - Надо Кабарде помочь, есть у нас на это силы, - как-то не очень уверенно, выкрикнул Фролов.

  - Они тебе что, братья? - толкнул его в бок Маноцкий. - Своих выручать надо, и нечего в авантюры влезать.

  - Правильно! - большинство атаманов поддержало Маноцкого.

  - Верно Кондрат с Лоскутом рассудили!

  - Так и решим!

  Всех перекрыл голос Кондрата, который подвел итог:

  - Не с руки нам с крымчаками цапаться за их данников, которые не раз вместе с ними на Дон и Русь походами ходили. Опять же за Крымом турки стоят, и с закубанцами у нас мир. И без этого проблем хватает. У крымчаков вместе с сипахами, ногайцами и закубанцами тысяч пятьдесят войска будет, не меньше, а кабардинцы если пятнадцать выставят, то и хорошо. Сколько раз так уже было, что на помощь другим народам шли, а нашу землю в это время враги грабили и разоряли? Хватит, не надо нам такого. Так ли я говорю, атаманы-молодцы?

  - Правильно!

  Войскового атамана поддержали все присутствующие и на этом, совет, как таковой, был окончен.

  Атаманы, полковники, сотники и есаулы расходились по хатам, и так бы на этом, день и завершился. Но уже к вечеру в войсковую избу пришли прознатчики полковника Лоскута, которые доложили, что в Черкасск тайно прибыли посланники от Азовского губернатора Толстого с предложениями о том, чтобы скинуть Булавина с войсковых атаманов. Где вражеские шпионы находились, выяснить удалось быстро. Они обрели пристанище в доме Василия Фролова, куда пользуясь ночным временем, сходились многие недовольные сложившимся положением дел старшины.

  Чикаться с двурушниками не стали, доказательства измены на лицо, и решили действовать превентивно. К полуночи, кубанские тумы, казаки из охраны Булавина и два десятка людей Лоскута окружили дом Фролова, вломились в него и арестовали всех, кто там находился, семнадцать донцов и трех шпионов. Такой вот денек случился, насыщенный событиями, вопросами и конкретными делами.

  Митяй Корчага, сильно истощенный русоволосый парень семнадцати лет, беглец из России, вышел на крутой берег Дона. С покрытой льдом реки дул промозглый и все пронизывающий насквозь сырой ветер. Митяй зябко поежился, плотнее закутался в драную шубейку, и как вкопанный остановился на одном месте.

   "Наконец-то, я дошел, - глядя на Тихий Дон, который был мечтой о воле для многих людей, страдающих под плетью помещика, подумал парень. - Полгода длился мой путь. Я прятался в болотах, обходил деревни, города и солдатские кордоны на дорогах. Терпел нужду, жару, холод, жажду и голод, воровал и попрошайничал, унижался и, даже, было дело, однажды ограбил прохожего человека. Многое претерпел, не раз хотел повернуть назад или забиться в глухие леса, но не сломался, окреп духом, и все же достиг своей конечной цели".

  - Боже, - парень поднял голову вверх и посмотрел на хмурые свинцовые облака, которые мчались на север, в сторону России. - Благодарю тебя Боже, что не оставил меня и не дал сгинуть!

  Небеса ему не ответили, и Митяй, улыбнувшись, отвернулся от берега и продолжил свой путь. Он перешел покрытую замерзшими заснеженными кочками и колеями дорогу, и присоединился к обозу из трех десятков саней, на которых сидели солидные бородатые мужики и круглолицые женщины, с ребятней под рогожами. Митяй Корчага был голоден, и ему было холодно, но эти чувства стали привычны и уже не сильно мешали ему. Парень не знал, куда его приведет эта дорога, вдоль которой он шагал, но он все еще улыбался и был счастлив.

  - Эй, парень, - окликнул его с саней кряжистый седой дед, в теплом тулупе и сдвинутой на бок меховой беличьей шапке, - ты откуда будешь?

  Подобные вопросы в дороге Митяю задавали несчетное число раз, и он привычно ответил:

  - Из-под Старой Руссы, деревня Яблоновка, крепостной крестьянин помещика Федорова.

  - Теперь ты уже вольный человек, а не крепостной.

  - Это да, теперь-то я свободен.

  - А как же ты дошел сюда, в такую-то даль?

  - Ногами дедушка, своими собственными ногами. От Твери на Вязьму, а потом понеслось, Брянск, Орел, Воронеж.

  - Силен, - уважительно протянул дед и спросил: - Видать, крепко тебя допекло?

  Парень вспомнил свою погибшую невесту и ненавистное лицо боярина Федорова, руки его сжались в кулаки и, мотнув головой, он почти прорычал:

  - Крепко.

  - Как тебя зовут?

  - Дмитрий Корчага, можно просто Митяй. А тебя деда?

  - Федор Кобылин.

  - А вы куда едете, дед Федор?

  - На Богатый Ключ. Сами мы с Тамбова, за истинную веру гонениям подвергались, а теперь на берегу Тихого Дона поселимся, и жить станем.

  - Значит, на постоянное поселение вместе с женами, детьми и скарбом.

  - Да. А ты чем заниматься собираешься? Наверное, в войско казачье вступишь?

  - Постараюсь.

  - А почему в Воронеже не остался, там ведь армия Поздеева стоит?

  - В этой армии казаки низовые, из зажиточных. Таких как я, они к себе на равных правах не берут, а в обозные слуги мне самому идти не хочется. Есть желание воином стать, на коне скакать и помещиков саблей рубить. Поэтому на Дон пришел. Говорят, что у полковника Павлова можно в пехоту записаться.