- Они скоро оклемаются, травм у них нет. Прикажи переселенцам выкопать зиндан и киньте их туда. Вернусь, пообщаюсь с ними, интересные люди.

  Два бывших воина Посполитого Рушения, шляхтич Тадеуш Ковальский и наемный жолнер Густав Кранц, уже четвертый день подряд сидели в глубокой земляной яме. Настроение у обоих пленников, которые почти одновременно попали в плен под Дубно, было, конечно же, паршивое. Хотя кормили заключенных вполне прилично, два раза в день, воды было вдоволь, а казаки охранной сотни над ними не издевались и не пытались как-то унизить.

  Кажется, все сложилось вполне прилично, задуманный пленниками побег не удался, но они живы, почти здоровы, и их не пытаются убить. Кто другой, на месте Ковальского и Кранца радовался бы этому обстоятельству и строил планы на будущее. Но Тадеуш и Густав были сильно задеты тем обстоятельством, что их, профессиональных воинов и псов войны, походя, вырубил какой-то восемнадцатилетний юнец. И большую часть своего свободного времени, а его было много, они посвящали обсуждению рукопашной схватки, после которой оба оказались в бессознательном состоянии.

  - Как же мы так влипли?

  Вновь вспомнил драку с казаками Кранц, который прислонился мощной спиной к стенке варварского земляного узилища, под названием зиндан, и тоскливо посмотрел наверх, на серое осеннее небо, лишь кусочком видимое со дна почти пятиметровой ямы.

  - Не начинай.

  Не желая касаться неприятной темы, шляхтич оборвал немца. Однако тому было тоскливо, хотелось поговорить и, прикоснувшись рукой к большой шишке, которая выглядывала из локонов грязных белокурых волос, он воскликнул:

  - Да как не начинай!? Мы с тобой бывалые бойцы, на пару четверых казаков держали, а тут вышел из барака этот парнишка, и накостылял нам, да так, что с одного удара меня свалил. А я, между прочим, самый лучший кулачный боец в Данциге.

  - Случается, что и чемпионы падают, - философски заметил Ковальский.

  - Только со мной это впервые. - На некоторое время наемник замолчал, а затем спросил шляхтича: - Как думаешь, что с нами дальше будет?

  - Не знаю.

  Тяжко вздохнув, Кранц вновь посмотрел наверх и крикнул:

  - Казак!

  - Чего тебе, немчура?

  В светлом проеме появилась голова седоусого мужчины лет под шестьдесят с оселедцем на голове.

  - Слышь, дед, - коверкая слова и с трудом подставляя их по смыслу, сказал наемник, - долго нас здесь держать будут?

  Охраннику, судя по всему, было скучно, и он, подобно Кранцу, был не прочь поговорить, поэтому ответил пленнику, а не ушел молча в сторону, как те казаки, что стояли на страже возле зиндана до него:

  - Это не ко мне вопрос.

  - А к кому?

  - К Никифору Булавину и его односумам, они здесь все решают.

  - Дедушка, сделай доброе дело, напомни о нас.

  - Вот мне делать нечего.

  - Ну, что тебе стоит, подошел, сказал и все.

  - Ладно, посмотрю на ваше поведение.

  - На том свете тебе это зачтется, добрый самаритянин.

  Немец снова откинулся на стенку зиндана, поморщился, и опять потрогал ладонью шишку на виске. Старый казачина, было, хотел отойти от ямы, но в разговор вступил шляхтич:

  - Дедушка, а тебя как зовут?

  - А тебе зачем? - подозрительно прищурился охранник.

  - Хочу знать, за кого в храме свечку поставить, мы ведь все христиане, что ты, что мы.

  - Родители Борисом назвали.

  - Запомню, - Тадеуш кивнул подбородком и спросил: - Борис, а кто он такой, этот Никифор Булавин?

  Казак задумался, пожевал тонкими блеклыми губами, усмехнулся и ответил:

  - Никифор воин.

  - Так ведь и мы не ополченцы какие-нибудь. Чего же он нас так легко в драке побил?

  - Ты, шляхтич, воин профессиональный, с детства ученый, и оттого сильный да ловкий, а Никифор воин природный, ему сам мир помогает. Значит, ты против него, как щенок против матерого волка.

  - Обидно говоришь, Борис.

  - Зато правду.

  - Казак, а что с нами дальше будет?

  - Да, говорю же, не знаю я, не мои вы пленники, а войсковые.

  - Ну, хотя бы примерно скажи, как сам думаешь.

  - По-хорошему, за драку и попытку побега, вас надо бы в угольные шахты на реку Глубокая отправить. Однако Никифор парень сам себе на уме, и если бы хотел вас в рабы записать, то уже бы отправил уголек кайлом рубить. Пока он этого не сделал, значит, все же имеет на вас какие-то виды.

  - А какие виды?

  - Ха! Узнаете. - Старик усмехнулся, посмотрел куда-то в сторону и сказал: - Все, моя смена идет, бывайте.

  - Не забудь про нас напомнить.

  - Напомню.

  Голова Бориса исчезла из проема, а его сменщик был неразговорчив, и дабы не злить охранника, Ковальский и Кранц замолчали. После полудня к ним в яму спустили кувшин с водой и глубокий котелок с пшеничной кашей. Пленники хорошо перекусили, отправили обратно пустую посуду, облегчились в закрытое ведро с крышкой, которое раз в сутки поднимал на поверхность один из переселенцев, и молча стали ждать своей участи. Как-то незаметно, оба задремали и проснулись только от окрика охранника:

  - Ляхи! Подъем!

  Вниз опустилась шаткая деревянная лесенка, связанная из толстых гибких прутьев, и Ковальский с Кранцем быстро поднялись наверх. Здесь они огляделись и увидели, что огороженный высоким забором барачный лагерь опустел, и кроме охраны в нем осталось с полсотни крепких мужичков из пленных, которые кучкой жмутся поближе к воротам. Шляхтич и наемник переглянулись, но при казаках ничего обсуждать не стали, тем более что охранник, за спиной которого стояло еще три донца, поторопил их:

  - Вперед! К крайнему бараку!

  Ковальский и Кранц послушно направились в указанном направлении, прошли через утрамбованную площадку между несколькими бараками, на которой они потерпели поражение от Никифора Булавина, и вошли внутрь продолговатого деревянного строения, где, как они уже знали, находилось местное начальство. Внутри было светло и просторно, пленные сделали несколько шагов вперед, остановились и снова осмотрелись.

  Позади пара плечистых казаков, а перед ними три стола, один по центру и два по бокам, за которыми сидели люди, от которых зависела их дальнейшая судьба. Всего, казаков за столами было пятеро. Все они были достаточно молоды, не старше двадцати пяти лет, и чем-то неуловимо походили один на другого. Расслабленные и обманчиво спокойные, но в то же самое время постоянно готовые к бою.

   "У-у-у, волки, - подумал шляхтич, - особенно Никифор Булавин".

  Ковальский посмотрел прямо в глаза молодого атамана, который находился напротив него, а тот, усмехнулся, провел правой ладонью по подбородку, который был покрыт небольшой черной бородкой, и весело спросил его:

  - Как челюсть, пан Тадеуш, зубы не шатаются?

  - Нет, - Ковальский отвел взгляд, и сам задал вопрос: - Откуда знаешь, как меня зовут?

  - Люди, кто с вами в обозе от Брацлава шел, все что знали, рассказали. Так что кое-что про вас уже известно.

  - Какую участь ты нам уготовил?

  - Пока не решил. Сейчас пообщаемся и определимся. Вы как, к разговору готовы или в зиндан вернетесь?

  - Готовы, - ответил Кранц.

  - Можно и поговорить, - добавил Ковальский.

  - Вот и правильно, панове, - Никифор откинулся на спинку кресла, в котором сидел, скрестил перед собой пальцы рук и, помедлив, продолжил: - Итак, для вас есть два пути. Первый, вы посылаете меня далеко-далеко, и завтра с утра отправляетесь в темные шахты рубить уголек. И второй, вы даете мне слово не бежать и не бунтовать. Я вам поверю, и через полчаса, вместе с группой ваших сородичей вы пойдете на Кавказ, где будете должны заслужить себе свободу.

  - И что на Кавказе? - живо заинтересовался немец.

  - Как всегда, война, - атаман поморщился.

  - А деньги платить будут?