Все было как всегда. Конники из отряда Рыкмана шли весело и были готовы исполнить любой его приказ. В Острогожске, как и планировалось, к нему присоединились слобожане. Снова осенние дороги, дождь и короткие привалы в небольших деревеньках. И так продолжалось до тех пор, пока под Каменкой, отряд подполковника не был окружен казаками Василия Поздеева, которые поджидали его в засаде.

  Рыкман понял, что угодил в ловушку и был готов к тому, чтобы сражаться до последней возможности. Но казаки Поздеева зажали его в чистом поле, атаковать не спешили и выслали вперед парламентера.

  Командир слобожан Тевяшов сказал ему тогда:

  - Прикажите стрелять в парламентера, Виллим Иванович.

  - Нет, будем его слушать и узнавать, чего он хотеть, - Рыкман разволновался и начал коверкать русскую речь.

  - Вы об этом пожалеете, - бросил Тевяшов и отъехал к своим трем сотням конников.

  К занявшим оборону царским войскам подъехал казак под белым флагом и, обращаясь скорее к солдатам и драгунам, чем к подполковнику, он начал выкрикивать:

  - Православные! Мы идем на Воронеж, а дальше до самой Москвы. Нам не надо чужой земли, наш поход затеян, чтобы освободить крестьян и русский люд страдающий от царя-еретика, который Святую Русь, нашу мать, иноземцам продал. Переходите на нашу сторону, и вместе за правду постоим!

  - Стреляйте в него! - опомнился Виллим Иванович. - Не спать! Огонь!

  Однако было поздно. Казачья конница помчалась на отряд Рыкмана, драгуны, солдаты и пушкари стали бросать оружие, и только офицеры открыли огонь в надвигающуюся волну булавинцев. Но не желавшие умирать русские мужики отняли у них оружие, и на этом бой почти окончился. Почти, по той причине, что острогожские слобожане не растерялись, к неожиданной атаке были готовы и рванулись на прорыв. Этим терять было нечего, с донцами и запорожцами они давно враждовали, да, по сути, их полки для сдерживания казаков и создавались.

  Схлестнулись всадники и зазвенели клинки, и никто уступать не собирался. Напор слобожан был силен. До прорыва из кольца оставалось совсем немного, и Тевяшов рубил бунтовщиков никого не жалея, воином он был знатным, но казаков было больше, и они задавили слобожан численностью.

  Меньше часа прошло с того момента, как армия Поздеева столкнулась с отрядом Рыкмана, а он уже был уничтожен. Сам Виллим Иванович застрелился.

  Еще через два дня был взят Острогожск, а за ним Бобров, где местный народ, во главе с битюгским гультяем Ромашкой Желтопятовым вздернул воеводу на городских воротах.

  До Воронежа оставался один бросок и, перехватывая беглецов, армия Василия Поздеева, нигде не задерживаясь, подошла к городу. Темной и промозглой осенней ночью стражники на городских воротах были опоены и связаны местными посадскими людьми. После чего, вход в город был открыт, и сотня за сотней конные казаки втянулись за стены.

  Как только запели первые петухи, началась одновременная атака на все важные городские объекты. Дом воеводы Колычева, все управленческие здания, а также цейхгауз и арсенал были захвачены сразу. Новобранцы из солдатского полка, вчерашние деревенские мужики, бросали оружие, а вот с Воронежским пехотным полком казакам пришлось повозиться. Солдаты покойного подполковника Виллима Ивановича Рыкмана были в большинстве своем ветеранами, да и офицеры в полку имелись опытные. Поэтому караулы не спали и наступающих спешенных булавинцев встретили готовые к бою солдаты и ружейные залпы. До полудня шла перестрелка, и были отбиты три казачьи атаки. И так продолжалось до тех пор, пока из городского артиллерийского парка булавинцами не были взяты пять орудий. Только тогда, под угрозой полного уничтожения, воронежские пехотинцы выкинули белый флаг и выслали парламентера.

  Переговорщик представлявший воронежцев человеком оказался неглупым и, сыграв на честолюбии казаков, сумел договориться о капитуляции. Офицеры вместе с солдатами, знаменами и оружием покидают захваченный город. Взамен, они оставляют корабли, которые охраняли и не уводят за собой корабелов.

  Поздееву храбрость пехотинцев понравилась, да и скрытая лесть переговорщика, про казачью храбрость и быстрый захват города, его подкупили. Он принял условия воронежского офицера и через полчаса, под барабанный бой, с развернутыми знаменами и пулями в зубах, солдаты строем покинули Воронеж и направились в сторону Липецких заводов.

  Про восстание против царя, которое готово было вспыхнуть на Дону, бывший войсковой атаман Зерщиков знал с самого начала. И если для кого-то, восстание это путь к свободе и справедливости, по крайней мере, к иллюзорной свободе и к такой же справедливости, то для Ильи Григорьевича это была в первую очередь возможность нажиться и получить еще толику влияния. Однако для этого следовало самому стоять у истоков бунта, понимать, что происходит, вовремя отыграть все обратно и подставить под топор царских палачей кого-то вместо себя.

  Но с самого начала события развивались совсем не так, как планировал Зерщиков. Старый товарищ, и компаньон по соляным промыслам Кондратий Булавин пошел своим путем. Не стал обращаться к нему за помощью, а с запорожцами и Мазепой спутался. Потом, неожиданно был разгромлен отряд князя Долгорукого, а столица Войска Донского, как спелое яблоко упало в руки бунтовщиков, которые казнили войскового атамана Максимова и близких к нему донских старшин.

  В итоге, Зерщиков оказался не в деле, спрятался в Рыковской и искал выход из сложившейся ситуации. Бежать к царю? Нельзя. На Дону все его хозяйство и близкие люди. Примкнуть к мятежным казакам? А вдруг его, как и Максимова казнят? Опасно. И сидел Илья Григорьевич в раздумьях, до тех пор, пока за ним не прибыли посланцы Булавина.

  Всякого ожидал Зерщиков, по прибытии в Черкасск, но предложение стать главным снабженцем всего восставшего войска его удивило и, поначалу, раздосадовало. Не получилось отсидеться в стороне, пока царские полки не появились. Однако в течении недели, осмотревшись и прикинув что к чему, он решил, что шансы на победу у Булавина есть, а потому со всем своим опытом и энергией принялся за дело.

  Местом для расположения своего ведомства он назначил станицу Аксайскую, где у него имелись склады. День за днем Зерщиков втягивался в порученное ему дело и сам не заметил, как стал вкладывать в общевойсковые запасы свои ресурсы и требовать того же самого от других богатых старшин. Впрочем, не таким был человеком Илья Григорьевич, чтобы в убытке оставаться, но и не наглел, ведь зоркие и все подмечающие парни полковника Лоскута, всегда маячили неподалеку.

  Перво-наперво следовало обустроить магазины с провиантом и одеждой для каждой армии, и люди Зерщикова, а таких у него было немало, заметались из одного конца войска в другое. Склады решено было ставить в Бахмуте, Кагальнике и Аксайской, благо, было, что в них закладывать. Мазепа хлебом и теплой одеждой помог, да царские закорма казаки труханули изрядно.

  Следующий вопрос был более трудным, оружие и огненный припас. Запасец был, конечно, но надолго его не хватит, а закупить подобный товар особо и негде. Из всех ресурсов годных для военного дела, на территории Войска имелись только селитреные заводы, да слабо разведанные залежи каменного угля. При этом полное отсутствие, каких бы то ни было мануфактур и крупных промышленных предприятий, делало победу в долговременной войне практически невозможной.

  Было, совсем расстроился Илья Григорьевич и начал прикидывать, где достать мастеровых людей и оборудование для постройки хотя бы примитивных заводиков, но тут пришла радостная весть. Походный атаман Третьей армии Василий Поздеев почти без потерь взял Воронеж и выдвигается на Липецкие заводы.

  Воронеж - это слово прозвучало, пронеслось, а Зерщиков уже вел подсчет, что можно получить с литейно-пушечного завода, суконной, парусной, канатной и кожевенной фабрик. Стоит ли перенести производства на берега Дона или оставить их в Воронеже? Кроме того, огромный цейхгауз и арсенал манили воображение главного снабженца. Но и это не все. Ведь помимо государственных предприятий, в Воронеже существовало больше тридцати кумпанств таких именитых людей как Стрешнев, Шереметев, Голицын, Строганов и Нарышкин, а это опять производства, мануфактуры, ресурсы и деньги.